Ночь. Тихая и безлунная. Не слышно привычных звуков проезжающих машин и загулявших прохожих. Даже собаки куда-то попрятались и не нарушают ночную тишину своим резким лаем. Лишь занавески слабо колышутся под дуновением робкого ветерка, прохладного и легкого, как сама летняя ночь.
Внутри комнаты тоже тихо. Остановились часы и не скрипят под ногами старые половицы. Будто все растворилось в жирно-чернильной темноте. Лишь одинокая девочка в белой старенькой ночнушке стоит у окна и задумчиво смотрит на ночные улицы. На вид ей лет восемь или девять. Худенькая, напуганная и очень хрупкая. Она ждет. И знает, что обязательно дождется.
Тихо скрипнула входная дверь, заставив девочку повернуться на источник шума, и в комнату, смешно переваливаясь на ходу, вошел щенок. Маленький и напуганный щенок дворняжки. Он обвел помещение блестящими темными глазами и, увидев улыбающегося ребенка, бросился к нему, постукивая коготками по полу.
Девочка, опустившись на одно колено, протянула к собаке руки и та не заставила себя ждать. Запрыгнув, щенок облизал смеющегося ребенка горячим языком и тихонько заворчал, когда пальцы девочки принялись почесывать его шерстку.
– Привет, Масик, – улыбнулась девочка, подняв щенка на уровень глаз. – Ты совсем не изменился.
– Ауф… – согласился тот и попытался еще раз облизать хозяйку. Девочка в ответ опустила щенка на пол и присела рядом, продолжая почесывать его за ушком и изредка смеясь, когда собака подставляла ласковым пальцам свой живот.
– Совсем не изменился. Все такой же смешной, – тихо сказала девочка, бросив на темную дверь косой взгляд. – Как ты, маленький?
– Вуф! – буркнул щенок, заметив перемены в настроении хозяйки. Он протяжно заскулил и легонько помахал куцым хвостом, надеясь привлечь ее внимание.
– Да, Масик. Не нравится тебе здесь? Скоро уже пойдем. А пока, просто побудем рядом. Хорошо?
– Уф… – зевнул Масик и, забравшись девочке на колени, свернулся клубочком и принялся сладко посапывать.
– Знаешь, Мась. Я рада, что ты пришел, – продолжила она, отстранено гладя собаку. – Я боялась, что ты не придешь. А мне так много нужно тебе сказать.
– Аф? – будто спросил щенок, заставив девочку еще раз рассмеяться.
– Ты все понимаешь, да? Все ты понимаешь. Прости, что я так поступила с тобой. Мне казалось, что я поступаю правильно. Я ошибалась, Масик. Я все бы отдала, чтобы вернуть тот момент, но его уже не вернешь.
– Буф…
– Да, малыш. Я знаю. Тебе было больно и я до сих пор виню себя за это. Врачи говорили мне о другом, но я-то знаю, что тебе было больно. Ты был один и даже засыпая, продолжал страдать.
– Мм?
– Ты спрашиваешь, почему я так поступила? Я тоже боялась, Масик. Мне было куда страшнее, чем тебе. Хотя, это просто отговорка, а я не за этим здесь. Мне так стыдно! – всхлипнула девочка, прижав к себе щенка. Тот извернулся и вновь лизнул ее в щеку, заставив-таки улыбнуться. – Даже сейчас ты не злишься на меня? Нет? Ты хороший, Масик. Очень хороший. Прости меня.
– Аф… – тихо гавкнул щенок, когда дверь снова скрипнула. Девочка, подняв глаза, охнула и невольно попятилась назад, увидев в светлом проеме, две стоящие фигуры. Очень знакомые фигуры.
– Мам, пап? – спросила она и, не дождавшись ответа, вскочила на ноги и бросилась к улыбающимся мужчине и женщине. – Вы пришли?
– Конечно, родная, – тепло улыбнулся мужчина, погладив дочь по голове.
– Я так рада, что вы пришли. Сначала пришел Масик, а потом вы. Мне столько нужно вам сказать, – пробубнила она, обнимая родителей.
– Успеешь, доченька, – ответила ей женщина. – Вся ночь еще впереди.
– Ночь заканчивается.
– Да. И наступает утро. Помнишь, как ты в детстве боялась кошмаров? Но они всегда уходили, когда солнце появлялось на горизонте.
– Вы тоже уйдете, да?
– Когда-нибудь. Но мы обязательно еще увидимся.
– Пап?
– Да? – кивнул мужчина, опускаясь на одно колено. Девочка смущенно потеребила его за руку и виновато хмыкнула. – Помнишь, как ты ругался, что кто-то испортил твои деловые бумаги?
– Конечно, – улыбнулся он. – Я знаю, что это была ты.
– Да. Я просто пила чай и читала книжку, сидя в твоем кресле, а…
– Чашка выскользнула у тебя из рук и вылилась на бумаги, – закончил отец. – Я знаю, родная.
– И ты не злишься?
– Нет, конечно. Если бы ты не вылила чай на бумаги, я бы стал банкротом. А так у меня появилось время на раздумья.
– Тогда ты этого не знал и очень громко ругался, – тихо добавила девочка. – Я боялась, что этим сделала тебе больно.
– Нет, доченька. Боль возникла из-за другой вещи, – ответила мама. – Люди стареют. Начинают чаще болеть…
– Я так себя винила за тот разлитый чай. Вы бы только знали, – вздохнула девочка. – Даже сейчас я себя виню за это. И за Масика.
– Это в прошлом, родная, – произнес отец, обнимая дочь. – Сейчас это совсем не важно.
– Знаю. А еще, когда мне было шесть, я испортила твое платье, мам.
– А в двенадцать ты разбила окно на кухне, – рассмеялась женщина.
– Вы не обижаетесь на меня?
– Нет, доченька.
– А… тот день, когда вы поехали на пляж и оставили меня дома в наказание? Если бы я поехала с вами, то сейчас мы были бы вместе. А я нагрубила вам и обиделась. Я такая дура, – шмыгнула носом девочка, ласково целуя руку матери.
– Не думай об этом, родная, – через пару минут ответил ей отец. – Это в прошлом. Мы же тебя очень любим. И всегда будем любить. Я, мама и даже Масик.
– Правда?
– Правда, – улыбнулись родители. Даже щенок тявкнул, словно соглашаясь с их словами.
В наступившей тишине вдруг раздался тихий звон. Это ожили настенные часы. Щенок, воинственно буркнул, услышав странный звук. А родители смущенно переглянулись. Лишь девочка грустно смотрела на них, не желая выпускать руку матери.
– Вам пора, да? – тихо спросила она, нарушив молчание.
– Да, доченька. Пора, – кивнул отец, смотря на дверь, за которой плавно разливалось золотое свечение.
– И вы снова бросаете меня?
– Нет, – улыбнулась мама. – Мы пойдем все вместе.
– Правда?
– Конечно, правда. Пошли?
– Да, – засмеялась девочка и, взяв на руки щенка, пошла следом за родителями. Темнота медленно отступала прочь под натиском мягкого золотого света, бившего прямо в проем. Этот свет будто целовал щеки девочки и ласкал ее душу. Страх исчез. Осталось лишь тепло. Мягкое и золотое, словно нежное солнце, появляющееся утром из-за горизонта.
*****
– Все? – спросила миловидная женщина, встав с кожаного кресла и зашуршав накрахмаленным халатом.
– Да, – кивнул ей пожилой мужчина, с куцей бородкой и в круглых серебряных очках. Он отсоединил от небольшого серого ящика два провода и грустно посмотрел на кровать, где лежала улыбающаяся старушка. – Знаешь, Женя. Этот момент – единственная радостная вещь в моей работе.
– Почему? – удивилась женщина, забирая у коллеги провода и бережно складывая их в потрепанный чемоданчик.
– Они всегда улыбаются.
– Это их желание, – пожала плечами Женя, на что мужчина лишь скупо улыбнулся и добавил.
– Да. Последнее желание.