Я полулежала-полусидела на своей кровати. Передо мной стоял Артур. Синие джинсы, белая рубашка. Стильный вихрь чёрных волос.
Будто я случайно оказалась в романтической драме. Конечно, в драме! В комедии голова не болела бы.
– Какие люди, Артур?
– Сотрудники.
– Сотрудники чего? Это больница?
– Скорее санаторий. Там, где… восстанавливаются.
Я задумчиво покивала.
Этот чёрт что-то скрывает.
– А с мамой можно поговорить? – спросила как бы невзначай.
– Через пару дней, хорошо? Она уже в курсе, что вы очнулись. Очень обрадовалась. И очень эмоционально отвечает на мои звонки. Можем снять вас на видео и скинуть ей.
– Хорошо, – неуверенно сказала я. – И правда, лучше не сейчас.
Почему он не уходит?
– Присяду? – он показал на кресло около моей кровати.
– Конечно.
– Вы проголодались? Можно заказать что-то, время ужина, – Артур тут же схватил в руки телефон.
– Нет-нет. Ничего не нужно, – вообще-то, меня подташнивало. – Вы читали Гюго, – констатировала я.
– Вы слышали? – спросил Артур. – Я имею в виду там, когда спали.
– Нет, только когда проснулась. Хотя я не уверена.
– Принести?
– А название?
– Отверженные.
– Я читала.
Повисло молчание.
– Может, что-то другое?
– Да, я… что-то не дочитала, не помню что.
Я откинула голову назад, чтобы как-то унять боль в затылке.
– Унесённые ветром, – вдруг сказал он.
– Точно! – я подняла голову слишком быстро, движение отозвалось болезненным эхом. Пришлось зажмуриться.
– Я могу послать кого-нибудь в библиотеку.
– Наверное, я не смогу сейчас читать.
– Болит, да?
– Да, ноет.
– Позволите? – спросил он, присев на кровать и протянув руку к моему лицу.
– Хорошо.
Артур положил тёплую ладонь на мой лоб. Боль отступила.
Пусть он не уходит никогда.
– Артур, почему я была в коме?
– Вы очень испугались. Это своеобразная защитная реакция психики на сильное потрясение. Наш организм здорово придуман.
– И что произошло дальше? Он убежал? Его что-то спугнуло?
– Я попытался его остановить. Сбил, ударил камнем по голове. И да, он убежал.
– Я думала, что умру. Кажется, он отодрал кусок мяса с моей руки.
Я стала закатывать рукав, чтобы посмотреть на рану. Но Артур остановил меня.
– Обещайте, что не будете волноваться. Вам это сейчас вредно. Рука – это ерунда. Честно.
Я ощупала бицепс. Обычное костлявое предплечье.
– И что было потом? – спросила, заглядывая в его глаза.
– Вы были без чувств, я отнёс вас в машину и поехал в больницу. А потом нас отпустили сюда.
Нас.
– А как же ваша работа? Сколько времени вы уже здесь?
– Это ничего. Буду рядом до тех пор, пока совсем не поправитесь.
– А что если…
– Никаких «если».
Я благодарно улыбнулась.
– Спасибо.
– Почитать вам?
– Вы, наверное, чем-то заняты, а я вас отвлекаю. Можно включить аудиокнигу.
– Прекратите, вы теперь моё главное дело. Если от книги вам станет чуточку легче, значит, читаем.
Он начал печатать что-то в телефоне. И через пару минут нашёл электронную версию.
– Вы не помните главу?
– Где-то в конце, прямо сильно в конце.
– Значит, пятая часть. Главы без названий. Начнём с середины пятой части?
– Хорошо, если что – вспомню, о чём история. А то, мне кажется, я всё на свете забыла.
И Артур начал читать. Своим тягучим и приятным голосом, сидя на моей кровати.
Я закрыла глаза и спустя несколько страниц снова позволила себе уснуть.
Я запер дверь и прошёл в свою комнату. Достал сигареты и закурил. Редко же я это делал.
Мне казалось, когда девчонка проснётся, проблемы закончатся. Но они, видимо, только начались.
Из открытого окна в комнату пробиралась зима. Я затянул остатки никотина в лёгкие и потушил короткий окурок о наружную поверхность стены. Редкостная дрянь.
Ввымыл руки, поставил ноутбук на зарядку, надел наушники и написал сообщение боссу. На экране заморгал видеовызов.
– Ну как дела? – Андрей Петрович явно был в хорошем настроении.
– Она очень слабая, тяжело идёт на поправку, но положительная динамика однозначно есть, – рапортовал я.
– Выздоровеет, дело времени.
– Да, но сколько это продлится? Несколько месяцев восстанавливать силы. Ещё учёба, и только потом с ней можно будет работать… – я сидел прямо и растирал ладонь большим пальцем.
– Ты меня удивляешь, Абрамов. Что за вопросы? Продлится столько, сколько будет нужно! Твоё дело оберегать её, и помогать ей. Обычно человек тратит годы на то, чтобы изменить своё сознание и впустить в себя Силы. У неё этот процесс сократился до нескольких часов. Это как взрыв атомной бомбы в закрытом пространстве. Что ты от неё хочешь? Либо научится жить с этим огнём, либо он сметёт её как дворник листья. В твоих интересах первое. Простой человек набирается опыта, медитирует, читает книги, тренирует тело, взрослеет, мудреет… – Андрей Петрович задумчиво потёр кончик носа. – А у неё всё быстро, резко. Всё равно, что лепить из себя, как из пластилина, нового человека. Надеюсь, ты понимаешь, кто её главный помощник в этом деле? Наставник, проводник. Это пойдёт и тебе на пользу. Ещё вопросы есть?
– А если она вообще не научится управлять силами?
– То ты провалил задание. Твоя прямая обязанность – научить её. Сложная задача, но осуществимая, – Андрей Петрович сделал жест, обозначая, что разговор закончен.
– Хорошо, – я сжал руки в кулаки и хотел уже отключить вызов, но начальник окликнул:
– Артур, пока не ушёл.
– Слушаю.
– Она молодая и красивая, а ты молодой и… В первую очередь помоги ей научиться управлять своими силами.
– Она – почти ребёнок, – возмутился я, на что Андрей Петрович только ухмыльнулся.
– Всё остальное во вторую очередь, – он отключил вызов.
Теперь я всё время сидел рядом с Белояром.
– Я могу чувствовать, что она чувствует, – поделился с ним после очередной обедни.
– Скорее всего, ты выдумываешь, но это и ничего.
– Я не выдумываю, – улыбнулся, – я чувствую, когда ей плохо, а когда хорошо… Ну, точнее, ей ещё не было хорошо, она постоянно боится, как лиса в капкане.
– Хм, а кроме имени, ты ничего не узнал? – спросил учитель задумчиво.
– Пока нет.
– Я поспрашиваю у знакомых, кто близок к Ордену, выясним, всё ли с ней в порядке.
Внезапная надежда задышала в моей груди: я могу найти её в реальной жизни, а не только в едва уловимых ощущениях тела.
Вечером позвонил отец, попросил помочь в сервисе. Оно и понятно, обычно я приезжал в общину только на выходные, а теперь уже среда, а я всё ещё не вернулся домой. Пора.
Я сел в машину и отправился домой.
Час дороги и я увидел четырёхэтажный дом, выложенный из красного кирпича. На первом этаже гараж, второй и третий жилые, а четвёртый украшен полукруглым балкончиком, на котором я любил отжиматься по утрам. Коричневые рамы окон, замысловатая крыша в цвет, труба камина, дымящая над домом.
Здание не было похоже на другие. Да и внутри непривычно пусто взгляду обычного человека. Мама уже много лет не работала, а потому всё свободное время посвящала семье и рисованию. «Лишнее – вон» – был её девиз. Все вещи лежали на своих местах. Каждая баночка подписана, болтики расфасованы по длине и диаметру, даже кисти в мастерской лежали определённым образом.
Когда я припарковал машину в гараж, мать встретила меня тревожным взглядом. Она всегда тревожилась, если меня долго не было дома.
– Привет! Голодный?
Я утвердительно кивнул, и мама воинственно отправилась в сторону кухни. Я медленно поднялся по ступенькам, снял огромные бутсы, тяжёлый пуховик, и зашёл в гостевой туалет помыть руки. Из зеркала на меня счастливо сияли глаза, оттенённые глубокими синяками.
Тьма меня дери, что же со мной происходит? Обычно я само спокойствие, но в последнее время нет. Совсем нет. Мне то грустно, то радостно, то счастливо… и всё время я думаю о ней.
Я чувствовал себя действительно уставшим, в конце концов, столько работал последние дни! Ужинал, неохотно отвечая матери на миллион и один вопрос по поводу обряда. Белояр, конечно, рассказал родителям. Мама попивала ромашковый чай и возмущалась.
– Зачем тебе вообще туда ездить? Бестолковщина и безвкусица!
Надо признаться, мама не любила посещать Славянский Круг, и при каждом удобном случае от этого уклонялась.
– Порядка там нет, – продолжила она причитать, – потому что нет нормального хозяина. Вот был бы твой отец во главе, было бы лучше! Как у нас на техстанции.
Я слушал мать невнимательно, с чувством пережёвывая плов. А когда обнаружил перед собой пустую тарелку, быстро ополоснул её, поцеловал возмущённую женщину в щеку и отправился спать.
Я была одна в привычной уже тьме: холод и боль. И ощущение, словно в животе слева кто-то просверлил дыру. Я проснулась посреди ночи рыдая.
В комнате стоял густой полумрак. Я, вся мокрая от пота и слёз, тяжело поднялась на кровати, рядом в кресле спал Артур.
Я не одна. Он рядом. Это всего лишь сон.
Вытерла слёзы краем одеяла. Большая спальная с высокой массивной кроватью. Два плюшевых кресла коричневого цвета у окна. Шахматы пропали.
На тумбочке справа снова стоял стакан воды и блюдце с яблоком. Я отпила немного и попыталась встать с другой от Артура стороны кровати. Сползла на пол. Паркет оказался тёплым, хотя в помещении было прохладно.
Медленно, держась за кровать, я отправилась изучать помещение. Из комнаты вело две двери – одна резная не поддалась на моё усилие, заперта.
Артур закрыл на ночь? Здесь небезопасно? Или у меня просто не хватает сил её открыть?
Другая дверь, более простая, тихонько притворилась. Я медленно, стараясь ступать бесшумно, зашла в уборную. Включился свет. Большая комната с приятным глазу освещением. Унитаз, биде, просторная душевая не кабина даже, а зона, раковина размером с четыре стандартные, деревянные полочки с полотенцами, ватой, разными средствами для кожи и волос.
Кажется, мой номер оказался люксом. Вообще, мои «покои», так я стала мысленно называть это место, потому что «палатой» оно точно не называлось, были очень и очень красивыми.
Частная реабилитация? Кто же за это платит, неужели Артур?
Родственников у нас с матерью было немного, и никто нам особо не помогал, кроме одного дяди, папиного брата. Дядю я никогда не видела, он был сервисным инженером и жил где-то на севере, то ли в Норильске, то ли около него, и каждый Новый год присылал нам «в подарок» солидную сумму, которая всегда уходила на дом, зимнюю одежду, бытовую технику… было много способов потратить деньги, ведь медсестринская зарплата мамы – весьма невысокая, да и я своими подработками не очень помогала семейному бюджету. Может, он оплачивает лечение?
Я умылась холодной водой, посмотрела на своё исхудалое лицо в отражении большого идеально вымытого зеркала. Какая-то новая, другая девушка стояла передо мной. И я не была уверена, что знаю её. Что-то хитрое появилось в уголках глаз. Что-то стервозное в чётких линиях скул.
Я полностью расстегнула рубашку. Рёбра, как неровная дорога под фарами, отбрасывали серые тени на бледную кожу. Я вынула руки из рукавов и проверила предплечье, на нём красовался весьма солидный шрам. Шрам. Ни синяков, ни царапин. Сколько же я здесь уже?
Снова накинула рубашку и начала аккуратно отлеплять пластырь от живота. Под ним оказалась вовсе не рана, а татуировка.
Что за кринж?
Мне вспомнилось, что у Артура была татуировка. Я видела её кусочек тогда в лесу. Вдруг стало очень холодно. Я резко и болезненно оторвала пластырь, судорожно размышляя, зачем кто-то сделал это. Рисунок был большим, с ладонь: непонятные символы в круге прямо на животе слева.
Провела тонкими пальцами по краям окружности.
Память вернулась резко и бесповоротно. Я присела на корточки, зажав уши руками. Вместе с воздухом из моего горла вырвался глухой крик.
Я вспомнила, как разлепила глаза, но увидела только яркий свет.
Было очень холодно и очень жарко одновременно. Огонь кипел внутри моего тела, а холод сковывал его границы миллиардами крохотных иголочек.
Я лежала на чём-то твёрдом и шершавом.
Пахло ладаном, как в церкви.
Я хотела кричать, но не было сил. Рассеянное и ослеплённое зрение искало на чем сфокусироваться. Инстинктивно я потрогала живот и посмотрела на руки – алая жидкость не испугала, где-то на втором плане я подумала – и всё? Конец? Но сознание было занято болью, а не страхом.
Огонь плавил все внутренности, чтобы сжечь их дотла, но душа не собиралась принять смерть. Звук колокола казался бесконечным. Внутри меня разгоралась война, сознание пыталось обуздать что-то необыкновенно сильное, врывающееся в тело. Оно разрывало всё, что раньше было в моей голове, на куски. А потом запах ладана пропал.
Я помнила металлический привкус во рту. Я бессильно повернула голову в сторону. Вокруг были люди. Что происходит? Люди в масках что-то говорили, звенел этот ужасный колокол, а тело ему отзывалось. Грозный, пронизывающий звук был источником боли. А потом и вовсе заполнил всё в моей голове, глазах и ушах. Все чувства сконцентрировались на одном только звуке, его вибрации, его ярко-голубом свете…
Я открыла глаза в ванной и медленно встала. Пошатнулась и вцепилась пальцами в раковину, чтобы не упасть.
– Дарина, всё в порядке? – послышался голос моего мучителя.
Этот человек – чудовище. Ту разрывающую боль забыть невозможно. Это он заманил меня туда! Слёзы покатились по щекам. К горлу болезненно подкатывало. Я старалась не разрыдаться. Что теперь делать? Что со мной происходит? Кто он такой? Что произошло там в комнате с колоколом? Он один из тех, в масках?
На смену жалости к себе пришла злость. Синее пламя ненависти придало мне сил. Хуже, чем было, произойти уже не сможет.
– Дарина, могу я войти? – ручка двери задвигалась.
– Нет! – крикнула я, оглядываясь в поисках оружия.
– У вас всё в порядке?
Мой язык просто не повернулся сказать «да», хотя я понимала, лучше сейчас притворится, что ничего не помню. Этот фанатик заплатит за всё – подумала я, схватив увесистый керамический горшок с цветком. Какое тут «притвориться»? Мне хотелось хохотать, кричать и звать на помощь одновременно.
– Я сейчас войду, – сказал Артур и открыл дверь.
Я замахнулась и уже готова была обрушить керамический горшок с растением ему на голову, но он перехватил мою руку в воздухе.
– Вспомнила! – прорычала я и укусила его за запястье, оказавшееся рядом с моим ртом.