– Мам! Мамулечка, ну где же ты?
Из непроглядного тумана, в котором я оказалась, передо мной появилась красивая девушка лет двадцати, и я с удивлением узнала в ней ту, кого видела только на паре фотографий, что с самого детства показывала мне бабушка. Майя – моя мать, умершая ещё совсем юной во время тяжёлых родов сразу же, как дала мне жизнь. В честь неё бабушка и назвала меня, убрав из её имени первую букву. А потом как-то незаметно Ян убрал из него и ещё одну, сократив его до Ая.
Майя была взволнована, но её лицо сияло радостью, а когда к ней выплыла из тумана ещё одна женщина, вытирая руки о передник, она схватила её ладони и сжала их в своих:
– Мам, я замуж выхожу. Дима сделал мне предложение.
– Дима? – моя бабушка нахмурилась и отошла на шаг назад. – Я же отвадила от тебя этого оборотня. Он тебе не пара. Ты ведунья, он барс. Ничего из этого союза не выйдет. Вы даже ребёнка родить не сможете. Вы не совместимы. И думать забудь, – жёстко отрезала она, а моя мать разочарованно поникла.
– Мамуль… Мы любим друг друга. И никакие твои предрассудки не помешают нам быть вместе. А насчёт ребёнка ничего не известно. Оборотни ведь никогда не связывали свою жизнь с людьми, – Майя умоляюще заглянула ей в глаза: – Мамуль, порадуйся за меня. Я ведь только с ним могу быть по-настоящему счастлива. А без него – никак.
– Его стая тебя не примет, – бабушка была категорична. – Ты будешь для них всегда чужая.
– Ну почему ты так в этом уверена? – Майя всплеснула руками. – Ты же не провидица, в конце концов, а ведьма.
– Они животные и живут инстинктами. Выбирают только себе подобных в пару. Особей своего вида. Это законы природы, которые вы пытаетесь нарушить. Его стая заставит его найти себе кошку для продолжения потомства, – раздражённо настаивала моя бабушка, пытаясь образумить влюблённую дочь, но та была непреклонна.
– Он животное только на половину, и человечнее многих твоих знакомых, – разозлилась Майя. – А насчёт стаи, его отец дал своё согласие. А если бы и нет, Диме всё равно. Я для него важнее. Так что мы поженимся, нравится тебе это или нет.
Видение – а то, что это было именно оно, я не сомневалась – растаяло в тумане, оставляя после себя какую-то незавершённость, но мгновением позже Майя снова материализовалась из дымки и подошла к стоящей спиной ко мне матери, с нежностью приникая к её плечу:
– Мам, давай мириться. Год прошёл, и я очень скучаю.
Моя бабушка удручённо вздохнула, и, так и не повернувшись, опустила голову набок, коснувшись щекой её макушки. В этом была вся она. Скупа на ласку и проявление чувств, но Майя, как и я, распознав в этом жесте согласие, крепко обняла её за тонкую талию.
– Маму-улечка, у меня всё хорошо, правда. Ты зря переживала. А ещё… У нас с Димкой будет малыш. Дочка. Где-то через полгодика.
Несколько секунд стояла полнейшая тишина, а потом бабушка положила ладонь на голову Майи, прижимая её к себе, и я различила её шёпот, пропитанный горечью и болью:
– Бедная моя девочка. На что же ты себя обрекла. Но ничего, ничего, я всё исправлю.
И Майя вдруг обмякла, сползая на пол.
Моё сердце заходило ходуном в грудной клетке. Что это значило, что она собиралась исправлять? Я не могла поверить, что моя родная бабушка была способна навредить собственной дочери и её ещё нерождённому ребёнку. Нет-нет, такого просто не могло быть.
– Мама, как ты могла? Зачем? – сидя на кровати в слезах, Майя заламывала руки, глядя на ту снизу вверх, и моя бабушка, присев перед ней на колени, заговорила спокойно и вкрадчиво, хотя по её лицу было хорошо видно, как непросто ей даются признания.
– Много лет назад, когда я училась у Майынки колдовству, она предсказала мне, что если моя дочь свяжется с себе не подобным, то у них родится дочь. И каждая из стай оборотней начнёт охоту на неё, ведь от её выбора будут зависеть сотни жизней. Я пыталась уберечь тебя от такой судьбы. Но раз ты пошла мне наперекор, то забрать вас с Алтая – единственное, что я могла сделать. Ведь старая шаманка наверняка сказала об этом и другим причастным.
– Мама, – простонала Майя, обречённо опуская голову в ладони. – А Дима? Он бы смог нас защитить. А теперь? О нём ты подумала? Что будет с ним? Я же его настоящая.
– Может, твой Дима и запудрил тебе голову из-за этого предсказания, всё подстроил.
– Мама! – вскинулась Майя в негодовании, словно это предположение оскорбило её, но моя бабушка только отмахнулась.
– Если твой Дима действительно любит тебя и вашу дочь, он не будет вас искать. Я оставила ему письмо, где всё объяснила. А если нет, все равно не найдёт. Моей магии хватит, чтобы спрятать вас обеих. И твою я связала, можешь даже не пытаться колдовать, чтобы сбежать, – отрезала бабушка, поднимаясь на ноги, показывая, что решения своего не изменит, и Майя разрыдалась ещё сильнее, практически воя от горя и бессилия.
И я сама не смогла сдержать слёз. Бедная моя мамочка. Как же ей тяжело было в разлуке с любимым. Ещё и отражать нападки бабушки о неискренности его чувств. А мой отец? Что случилось с ним? И кто был на самом деле прав? Хотелось верить, что мама. И как тогда он пережил нашу потерю?
Но бабушка не знала ответа на эти вопросы. Или не хотела говорить. Сколько бы я ни спрашивала, обращаясь к ней сквозь туман нижнего мира духов.
– Скажи хотя бы как найти его, – сосредоточилась я на новом вопросе, но и на этот раз белёсое марево не раскрасилось новыми картинками, давя на меня своим безмолвием, словно мне на плечи опустили мешок с камнями. – Мама, – позвала я, уверенная, что уж она-то должна сказать.
Туман вдруг стал гуще и холоднее, задрожал капельками воды, собирающимися на моей коже в мерцающие цепочки, словно кружевная паутина после дождя, и утяжеляющими моё тело. И я попыталась стряхнуть их, взмахнув руками.
– Мама! – выкрикнула я с надрывом, неосознанно делая шаг вперёд. Мне нужно было узнать. Хоть что-нибудь. Хоть крошечную зацепку, от которой я смогу оттолкнуться в поисках отца.
Где-то впереди мелькнул расплывчатый образ, и я обрадованно дёрнулась за ним. Но в этот момент позади раздался предостерегающий рык, и огромный серебристо-белый волк схватился зубами за подол моего сарафана, оттаскивая меня назад. Мощные лапы скользили как по льду, но он упирался, пригибаясь и всё равно пятясь, будто противостоя чему-то невидимому. А когда туман стал снова теплее и не таким густым, сбил меня с ног так, что я упала ему на спину, и прыгнул высоко вверх.
И только открыв глаза, сидя всё на том же бревне перед успокаивающимся пламенем костра, я поняла, что со мной что-то не так. Руки тряслись как в лихорадке, кожа была покрыта испариной, а всё тело казалось налитым расплавленным свинцом, обжигающим изнутри и невероятно тяжёлым. Даже дышалось с трудом.
Исайя напротив смерил меня рассерженным взглядом:
– Глупая ведьма! Зачем сунулась так далеко? Еле вытащил тебя.
Он и сам выглядел уставшим: широкие плечи порывисто вздымались от сбившегося дыхания, а на выбритых висках блестели капельки пота.
– Жить надоело, решила и меня с собой утащить? Что тебе там такого страшного могли рассказать?
Я непонимающе уставилась на него сквозь огонь и вздрогнула от раздавшегося справа трескучего шёпота:
– Не гневайся, волк. Первый раз к духам ходит. Да и силу свою просыпающуюся только познаёт. Не почувствовала, как всю себя исчерпала и на тебя перешла. Не все ответы получила, вот и потянулась глубже. К тем, кто дольше на том свете. Ничего, научится. И возможности свои раскроет. Я помогу.
– Это уж вы как-нибудь без меня, – Исайя оскалился в насмешливо-вежливой улыбке и встал со своего бревна, а Майынка тихо поцокала языком и улыбнулась практически беззубым ртом.
– Это-то конечно. Но в конце, как и ей, тебе придётся сделать свой выбор, помнишь? – она постучала тонким прутиком, который крутила в костлявых пальцах, по своему плечу, и Исайя машинально провёл ладонью по своему. Тому, на котором с сегодняшней ночи красовался фигурный шрам.
Его серые глаза полыхнули сначала осознанием, потом неверием и отвращением, а потом, коротко взглянув на меня, он вдруг кувыркнулся в воздухе, и на ноги приземлился уже не человек, а серебряный волк, отталкиваясь мощными лапами от земли, кинувшийся в сторону деревьев. Парой мгновений позже ночную тишину леса острым клинком вспорол далёкий душераздирающий вой, в котором слишком явно слышалось отчаяние.