Однажды мне подарили книгу «Хуже не придумаешь» [13] – руководство с краткими и лаконичными инструкциями о том, как поступать в чрезвычайных ситуациях: как обезвредить бомбу, посадить самолет, помочь родить женщине в такси. Но ни в одной главе не было совета, что делать с помешанной на контроле матерью, которая вдруг получает невестку-аборигенку.
Чего бы я не отдал ради такой инструкции сейчас! Правда, я более чем уверен, будь там глава на эту тему, совет был бы: развернитесь и бегите как можно дальше.
Джемма с моей матерью встретились меньше двух часов назад, а в доме уже установилась такая же легкая и безмятежная атмосфера, как на поле боя: ракеты класса «земля – воздух» и вооруженные до зубов люди. В частности, мы с Лансом.
Я в растерянности. Обычно я всегда вполне уверен в себе, но недавние события поставили меня в тупик: слишком много хаоса, слишком много угроз и ультиматумов. Если бы меня спросили, как я себя чувствую, я бы не знал, что ответить.
Чувствую облегчение: долги перед банками закрыты.
Чувствую себя заложником: я женат на человеческом аналоге запущенной ядерной боеголовки.
Чувствую себя освобожденным: больше девушки не будут соревноваться за право сесть рядом со мной за ужином.
Ощущаю себя движущейся мишенью: моя мать теперь не отстанет от меня со своими жалобами на Джемму.
Чувствую себя отомщенным: с Джеммой в роли невестки моя мать идет по прямой дорожке к язве желудка.
Чувствую себя лишенным власти: в собственном доме у меня больше нет авторитета. Я герцог, но, похоже, никого это не волнует.
И как я ухитрился так осложнить себе жизнь?
Еще хуже то, что в замке площадью в две тысячи квадратных метров, нас с Джеммой разделяет лишь стена.
А, ну и моя мать больше не едет в Бат.
Об этом всем я и думаю, пока мы ждем Джемму к ужину.
Я сижу во главе длинного стола, моя мама – на другом конце, как обычно.
Между нами целых семь пустых мест.
Мама вполне бы могла сесть справа от меня, но ее выбор места – достаточно явный сигнал, что она не собирается уступать ни толики своей власти в этом доме, хотя она лишь вдова моего отца, а герцог теперь я.
Джемме сервировали место ровно посередине, ее от каждого из нас отделяют по три пустых стула, разумный компромисс – она близко к нам обоим и в то же время ни к кому. По крайней мере, разговаривать не придется.
– Слушайте, ребята, вы должны дать мне карту, путеводитель, нарисовать схему со стрелочками – что вы, сломаетесь, что ли? Я просто так ориентироваться не могу. Слава богу, что у меня туалет в комнате, а то пришлось бы пользоваться вазой!
Вот и Джемма. Как всегда, появляется эффектно. Я-то уже к такому готов, а вот мою мать она застала врасплох.
– Ты опоздала, Джемма. Мы садимся за стол ровно в шесть тридцать вечера, – указывает она.
– А во сколько завтракаете? Потому что я могу поспать под столом и тогда уж точно не опоздаю – тем более что места предостаточно.
Я решаю вмешаться, предвосхищая ответ матери, у которой вот-вот пена изо рта пойдет:
– Джемма, на завтрак мы спустимся вместе, так ты не заблудишься. – Да, в конце концов, мы же женаты, что о нас подумают, если после первой ночи в Денби завтракать будет каждый сам по себе?
Джемма уже собирается сесть на первое свободное место, то, что рядом с моей матерью, которая застывает в ужасе, прижавшись к спинке стула.
– Леди Джемма, прошу, мы сервировали для вас стол здесь, – зовет ее Ланс, отодвигая ей стул посередине.
– Ого, – замечает Джемма. – Вы меня прямо на безопасное расстояние отодвинули! Слушайте, я же приняла душ!
– Меня не интересуют подробности твоих омовений, пока они регулярны. Что касается приемов пищи, так принято расставлять приборы. – Ну вот, моя мать уже пытается распространить свою власть со скоростью лесного пожара.
– Это с тремя-то свободными местами между каждым? А когда приходят гости, вы что делаете? Снимаете стадион «Уэмбли»?
– В подобных случаях протокол отличается. Если у тебя закончились вопросы, можно подавать блюда. Ланс, начинай, – велит моя мать.
Я уже вонзаю вилку в студень и краем глаза вижу, как Джемма застывает над тарелкой.
– Тебе не нравится? – спрашиваю я, не глядя на нее – если поднять голову, еще подумает, что меня в самом деле беспокоит ее аппетит.
– Не знаю, а должно?
Ну вот, опять отвечает вопросом на вопрос, как всегда желая поспорить.
– Ответить «нет» было бы более уместно, – упрекаю ее я.
– Было бы неплохо знать, что у меня в тарелке, – замечает она, с подозрением толкнув вилкой желатиновый цилиндр перед собой.
– Это студень. Заливное из телятины, яиц и артишоков в желатине.
– Если подвигать тарелку, он трясется, как задница моей тети Джин, когда она поднимается по лестнице, – замечает Джемма, глядя на закуску со все меньшим интересом.
Моя мать шокированно роняет вилку в тарелку:
– Господь Всемогущий, что за пошлость мне приходится выслушивать!
– Но это правда, – возражает Джемма.
Я решаю вмешаться с дипломатическим предложением:
– Принесите моей жене следующее блюдо. Студень ей не по вкусу.
Когда перед ней ставят второе блюдо, она радостно хлопает в ладоши:
– Куриные крылышки! Какая прелесть!
– Это перепел, – поправляю я.
Джемма хватает кусок рукой и скептически рассматривает:
– А издалека казались крылышками.
И кусает. Да. Крепко сжимает перепелку в руке и кусает зубами.
Мама чуть не падает в обморок и даже просит принести ей воды с лимоном.
– Джемма. – Я пытаюсь привлечь ее внимание и делаю ей знак, покрутив в руках вилку, чтобы она воспользовалась приборами.
В голову приходит только одно слово: неандерталец.
Джемма принимается возиться с приборами, и я слышу, как она бормочет себе под нос:
– Вот же дурацкие косточки!
Потом, сдавшись, отставляет тарелку вместе с приборами.
– Подавайте десерт, – сухо приказываю я, отчасти чувствуя облегчение, потому что, к счастью, после этого ужин закончится.
Джемма погружает ложку в вазочку с белой пеной, нюхает, а потом бросает ложку обратно:
– Так, и где настоящий десерт?
– Джемма, это он и есть, – раздраженно шепчу я.
– Ну знаете, розыгрышами с пеной для бритья в вазочке для мороженого и я баловалась, но мне было четыре года!
– Это силлабаб [14]. Традиционный рецепт семьи Паркер, – ровным тоном сообщает моя мать.
– А что-нибудь шоколадное в вашем семейном сборнике рецептов есть?
Моя мать делает медленный вдох, стараясь сохранить самообладание:
– Не сегодня.
Я чищу яблоко от кожуры, мечтая, чтобы пол разверзся и поглотил их обеих.
– А завтра? Что, будут печенья с зубной пастой? Или мороженое со вкусом мыла?
– Я не потерплю насмешек над нашими кулинарными традициями от любительницы куриных крылышек! – выпаливает моя мать.
– Лучше куриные крылышки, чем эти сплошные кости!
На лице моей матери появляется брезгливое выражение.
– Юная леди, прежде чем решать, какие блюда подавать, научитесь сначала вести себя за столом. Я не привыкла ужинать с дикарями!
– Дамы, – вмешиваюсь я, вставая, – я иду в клуб.
Выбрался! Я на воле! На воле! Сбежал из этой психушки, от этих двух сумасшедших! Всю дорогу до клуба я стискиваю руль автомобиля, точно заключенный – простыню, на которой висит, спасаясь бегством.
Я был уверен, что женщины с характером хуже, чем у моей матери, не сыскать, но мне доказали обратное. А теперь обе эти женщины живут под одной крышей – моей.
Они никогда не замолкают, имеют мнение обо всем на свете и испытывают неудержимое желание поделиться им со мной. За полдня они довели меня до изнеможения.
Никогда не думал, что мне когда-нибудь придется прятаться в собственном доме, но, чтобы не столкнуться с ними, приходится идти на всякие ухищрения.
Зато сегодня вечером я провел их обеих: взял куртку, ключи – и до свидания! И сейчас еду в клуб. И вход туда доступен только джентльменам!
– Герцог Берлингем, – с поклоном приветствует меня Фербер, дворецкий в клубе, когда я вручаю ему зонтик и непромокаемый плащ.
– Фербер, что слышно? Есть сегодня кто-нибудь? – спрашиваю я, бросив взгляд на полупустые комнаты второго этажа.
– Пока гостей не слишком много.
– Харринг здесь?
– Виконт еще не прибыл. Вы его ожидаете?
– Да, мы договорились о встрече. Странно. Так или иначе, пожалуй, пойду наверх, в бильярдную. Когда Харринг приедет, передай ему, что я его жду.
– Будет исполнено, ваша светлость.
Поднимаюсь по ступенькам винтовой лестницы, перешагивая по три зараз, и наконец дохожу до длинного коридора с белыми дверями. Открываю ту, что ведет в бильярдную, но, как только поворачиваю ручку, замираю от неожиданности: люди стоят и на столе, и в несколько рядов вокруг, достают коньяк из мини-бара в углу, а их слова заглушают звуки Just a Gigolo / I ain’t got nobody.
Те, что стоят на столе, пускаются в импровизированный нелепый танец.
Тяжелый хлопок по спине застает меня врасплох:
– Эшфорд Паркер! Чертяка! Женишься и ничего нам не говоришь!
– Харринг! – изумленно восклицаю я, когда друг стискивает меня в медвежьей хватке.
– Что за история? Взял сбежал в Лондон, никому ничего не сказав, нашел себе красотку и женился на ней спустя сорок восемь часов?
Проклятые газетчики.
– Харринг, на самом деле…
– Нам стоило бы перестать с тобой здороваться!
– Знаю, надо было пригласить тебя на церемонию, – говорю я, выставляя руки вперед.
– К черту церемонию! – перебивает меня Харринг. – Я говорю про мальчишник! Если бы мы знали заранее, устроили бы тебе шикарную вечеринку! И сегодня мы собрались, чтобы как-то это компенсировать. – И он тянет меня на бильярдный стол к остальным. – I… ain’t got nobo-o-o-o-оdy… [15] Фербер! Шампанское! – непринужденно кричит он. – Так и что? Что ты сделал с Порцией? Ты ее бросил? Знаешь, что я тебе скажу, приятель? И правильно! – А потом обращается к остальным: – Нам больше достанется!
Толпа оглушительно ревет.
Позвольте объяснить, как работает этот тонкий механизм: на светских приемах, официальных вечерах и публичных мероприятиях каждый из присутствующих – образец хорошего тона и поведения, но в четырех стенах джентльменского клуба – слово «джентльмены» оставим за скобками – они превращаются в орду вандалов, которые предаются тем еще мерзостям, похлеще, чем в борделе.
В точности как сегодня вечером.
Меня тащат от одной компании к другой, наливают щедрые порции коньяка, запихивают в рот гаванские сигары и хлопают по плечам и рукам, точно боксерскую грушу.
– Итак? – продолжает с энтузиазмом Харринг. – Когда ты покажешь нам свою невесту? Ты ее скрываешь?
Честно говоря, да.
– Э-э, Харринг, когда придет время, вы обязательно познакомитесь.
– Ну зачем всегда вести себя так загадочно? Какой у нас сдержанный герой торжества! Эй, налейте ему еще выпить, так он немного расслабится! Шампанское, коньяк, бренди, бензин… что угодно!
– Харринг… – пытаюсь остановить его я.
– Не скрывай от нас радости брака. Если кто-то вроде тебя, который, как я думал, никогда-а-а-а не женится, вдруг возвращается с кольцом на безымянном пальце, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее! Настоящее событие!
Конечно, например, банкротство! В такие моменты мне хочется его утопить.
– Что-то просто происходит, и все, это неизбежно.
– Ребята! Старина Эшфорд влюбился, слышали?
Гости вокруг хватают меня и подбрасывают в воздух, сопровождая действо пошлыми шутками.
– Эй, Эш, знаешь, что ты пропустил? Частный рейс в Париж, вечер в Crazy Horse с этими прекрасными дикими кобылками, полностью обнаженными, затем «Конкорд» [16] – и Рио-де-Жанейро. А перед возвращением в Лондон – последняя остановка в Таиланде. Вот дуралей, если бы ты рассказал нам о свадьбе заранее, ты бы этот мальчишник не забыл бы и после смерти!
Харринг зациклился на Рио-де-Жанейро с тех пор, как мы окончили университет. На самом деле я знал, что он обязательно снова вспомнит о Рио-де-Жанейро через полчаса максимум. У Харринга на уме только одно.
Я похлопываю друга по спине в ответ:
– Ну что сказать, Харринг? Прибережем его для тебя!
– Нет, дружище, не родилась еще такая женщина!
– А фотография у тебя есть? – спрашивает меня Сэмюэль Коулсен.
– Чья?
– Твоей жены, конечно! Чья же еще? – отвечает он, хлопнув меня по шее.
– Нет-нет, простите, – признаюсь я, подняв руки.
– Ну давай же! Покажи ее нам!
– Покажи! Покажи! Покажи-и-и! – поднимается хор голосов под предводительством Сэмюэля и Харринга.
– Парни, нет у меня фото! – повторяю я.
Сэмюэль поворачивается к толпе позади него:
– Ребята! У него нет фото.
– Не-э-эт! – Рев и разочарование в нем нарастает.
– Наказание! Наказание! Наказание! – кричат все.
– В Темзу его! – кричит Харринг.
– Ох, ребята, ну хватит! Какая Темза?
– А какие проводы холостяцкой жизни без ареста за купание в запрещенном месте?
И вот эти джентльмены, от которых осталось одно название, во главе с Сэмюэлем и Харрингом хватают меня за ноги, другие двое – за плечи, выносят из клуба и несут по Стрэнду, крича:
– Новобрачный муженек идет купаться!
Должен сказать, ничего больше я не помню.