Заговаривай зубы своим колдовским враньем,
только сердце, в груди стучащее, не твое,
только душу, что богу вверена, не отдам.
Она смотрит, глаза ее синие, как вода.
Не пытайся! Поддаться жалости не в чести.
Разговорами да словами не увести
мои мысли тебе, стоек я охранять свой пост.
Рассыпает плечами огненность пышных кос,
изгибается кошкой, райской ползет змеей
ко мне по полу клетки. О боже, спаси ее
душу грешную, падшую! О боже, спаси мою!
Я в ее жарком пламени тела и губ горю
и не помню себя. Нить крестовая рвется враз,
подчиняясь сиянью ведьминских синих глаз,
и кто мать мне, отец, кто мне царь был и кто мне бог,
я не помню, как пес, восседая у белых ног.
А наутро приходят люди, схватив толпой,
волокут в центр площади, где до небес огонь,
и кричит всяк: «Подохни!», и каждый в лицо плюет.
Я горю, и глаза мои синие, как ее.