Глупец метит не в ту мишень и попадает в цель.
Делл Дьюк и сам не мог поверить, что в итоге угодил в сельскую глубинку.
Разве об этом он мечтал?
Делвуд была фамилия его матери, и при рождении та навесила ее на сына в качестве имени. К счастью, Делвудом его никто никогда не звал.
С самого начала он звался Делл.
Имя свое Делл ненавидел, однако фамилией Дьюк даже немного гордился.
Очень мало кто в семье помнил, что еще два поколения назад их фамилия была Дуфинакас, однако, по мнению Делла, прадедушка-грек, которого звали Джорджем, поступил с ней именно так, как следовало.
Всем, кто готов был его слушать, Делл намекал, что его семья имеет некоторое отношение к основанию Университета Дьюка. Кроме того, некогда его предки якобы носили герцогскую корону. Потому что «дьюк» – это еще и «герцог».
Делл Дьюк с детства хотел быть врачом, потому что любил смотреть телесериалы, в которых герои ходили в белых халатах, каждую неделю спасали чью-нибудь жизнь, а еще носили стильные прически и показывали в улыбке белоснежные зубы.
Ну и потом, как славно звучит – доктор Делл Дьюк. Три буквы «д» подряд лучше, чем две.
Вот Делл и стал изучать в колледже биологию, да только не слишком удачно – оказалось, что он не способен запоминать информацию.
Любые факты, попав в его голову, сначала претерпевали необратимые изменения, а потом быстро испарялись из сознания.
Может, они, конечно, утекали куда-нибудь в подсознание, но к этой части своего мозга Делл доступа не имел.
Добравшись до второго семестра, он в четвертый раз сменил область и переключился с естественных наук на гуманитарные.
Учеба в колледже отняла у него шесть с половиной лет, но вышел он оттуда со степенью по психологии.
После долгих поисков он нашел работу в заведении, где жили престарелые, которые могли себя обслуживать, но нуждались в некоторой бытовой помощи. Деллу предложили должность ответственного по организации работы с пациентами.
Всего через три месяца его попросили освободить место.
Пожилым людям Делл не нравился. Он не слишком им сочувствовал и не горел желанием обсуждать проблемы со здоровьем. Не раз и не два он в приступе паники выбегал из комнаты, где занимался с пациентами.
Работать с заключенными Делл слишком боялся, поэтому нацелился на систему всеобщего образования.
Он отправился на вечерние курсы, и еще три года спустя получил право на оказание психологической помощи подросткам. Путь в школу был открыт.
Вот только брать его на работу никто не спешил.
Делл рассылал резюме буквально сотнями, три года был на побегушках в баре, таскал неприветливым судомойкам тазы с грязными стаканами, вставил наконец в резюме пару строк о профессиональном опыте, которого на самом деле не имел, и добился-таки своего.
Бейкерсфилд.
На бумаге все выглядело невероятно привлекательно.
Карта утверждала, что Бейкерсфилд расположен на юге Калифорнии. Деллу виделось катание на серфах, загорелые друзья, выходящий на море балкон, где они будут посиживать, угощаясь пикантными кукурузными чипсами.
Увы, как выяснилось, в центре Калифорнийской долины температура месяцами напролет держится на отметке в сорок градусов. Плоская иссохшая равнина, ни намека на море.
Да, как оказалось, Бейкерсфилд – это вам не Малибу.
И даже не Фресно.
Делл принял предложение, сложил пожитки в находящийся на последнем издыхании «форд» и поехал на юг.
Прощальную вечеринку он устраивать не стал – в городке Валла-Валла, штат Вашингтон, его отъезд никого не волновал.
На должности школьного психолога Делл должен был работать со сложными случаями.
Под сложными случаями имелись в виду проблемные ученики средних классов, беды которых почти всегда были следствием плохого поведения. Школа с этими башибузуками справиться не могла.
Каждый новый день начинался с просмотра нескольких десятков писем, которые еженедельно присылали директора школ.
Некоторых школьников направляли к психологу по причине склонности к физическому насилию. Они обижали других детей. Если драка случалась в школе, драчуна немедленно отстраняли от занятий.
Хочешь драться – дерись, лишь бы не в школьной столовой и не на парковке.
Вот на тротуаре уже можно.
Попадались и прогульщики.
Делла поразила ирония, заключенная в правилах: если ребенок прогуливает школу, его накажут и при этом пригрозят и вовсе выставить вон.
Кроме драчунов и прогульщиков были еще любители наркотиков и воришки.
Впрочем, эти до Делла никогда не доходили. Система разбиралась с юными преступниками самолично. (Делл жалел, что к нему на консультации не ходят настоящие нарушители. Яркие личности, с ними должно быть интересно.)
Все остальные отправлялись к психологам.
Школьных психологов было трое, и пациентов они делили между собой. Делл был новенький, его взяли на место Дики Винкельмана, который отработал сорок два года и вышел на пенсию. (Делл так и не познакомился с Дики Винкельманом, но, по слухам, с работы тот ушел совершенно сломленным человеком.)
Деллу, как новичку, доставались те дети, с которыми другие консультанты работать не хотели.
Для себя Делл сформулировал это так: ему доставались неудачники из неудачников.
Впрочем, его это устраивало, потому что приходившие к нему школьники едва ли стали бы бегать по инстанциям и жаловаться, что им достался никудышный психолог. Эти ребята разочаровались в системе еще прежде, чем попали в его руки.
Ну и ладно.
Деллу было хорошо за тридцать, он не блистал ни проницательностью, ни глубокомыслием и знал, что работа в Бейкерсфилде решит его судьбу.
Беда в том, что Делл любил копить все подряд. Он никогда ничего не выбрасывал, поскольку не мог определить, что еще пригодится, а что – нет.
Кроме того, ему нравилось владеть вещами. Раз уж сам он ни к чему не принадлежит, по крайней мере, что-то будет принадлежать ему.
Проглядывая бумажные дела, которые вел Дики Винкельман еще до появления электронной системы, Делл обнаружил, что Дики делил школьников на группы.
По всей видимости, использовал он для этого три критерия.
Активность
Терпение
Способность концентрировать внимание
Психолог Винкельман писал очень подробные, невероятно скрупулезные отчеты, в которых стремился точно определить уровень способностей и степень проблемности каждого ученика.
Делл и поразился, и ужаснулся.
Он ни за что не смог бы делать все так, как делал Винкельман. Это же сколько надо работать!
Так что пришлось Деллу придумывать собственный способ разобрать по сортам бурьян, с которым ему приходилось иметь дело.
Всего через три месяца Классификация странных типов была готова.
Всех приходивших к нему школьников Делл обозначал как «странных типов», а потом делил на четыре группы.
Первая – «БЕЛЫЕ ВОРОНЫ».
За ней – «ВЫПЕНДРЕЖНИКИ».
Третьим номером шли «ВОЛКИ-ОДИНОЧКИ».
И наконец – «ЧОКНУТЫЕ».
Конечно, Делл вовсе не должен был делить школьников таким образом, но как, спрашивается, навести порядок без какой-никакой системы?
Ярлыки – вещь важная. И очень эффективная. Если бы он думал о каждом из своих пациентов по отдельности, то быстро сошел бы с ума.
Согласно Психологической системе Делла Дьюка, в категорию «белых ворон» попадали странноватые ребята, которые неизменно одевались не так, как все, и чувствовали себя не в своей тарелке.
У «белых ворон» не хватало внутренней силы. А на кого-то еще в младенчестве махнули рукой. В общем, «белые вороны» никак не могли вписаться в коллектив, хоть и пытались.
«Выпендрежники» отличались от «белых ворон» тем, что были оригинальнее и всегда оказывались на шаг впереди остальных.
Им нравилось быть странными. Среди них попадались художники и музыканты. Они любили рисовку, а еду предпочитали острую и перченую. Обычно они опаздывали, часто носили одежду оранжевого цвета и не умели обращаться с деньгами.
Следующими шли «волки-одиночки».
Эти были записные бунтовщики. Сами они считали себя борцами и мятежниками.
«Волки-одиночки» чаще всего оказывались злыми волками, а «белые вороны», как правило, пребывали в спокойном и умиротворенном состоянии духа. Что же до «выпендрежников», то они просто играли по собственным невидимым нотам.
Последними в классификации Делла шли «чокнутые».
В категорию «чокнутых» входили «зомби» – школьники, которые смотрели прямо перед собой и не отзывались, как бы вы ни старались выжать из них хоть какие-то эмоции.
Пациент из «чокнутых» непременно имел привычку мусолить во рту прядь собственных волос или таращился не мигая на испачканный ковер, даже если вокруг бушевал пожар.
«Чокнутые» грызли ногти и то и дело почесывались. Они что-то скрывали, а порой оказывались не приучены к туалету. В общем, в категорию «чокнутых» попадали натуральные психи, поведение которых предсказать было невозможно. Делл полагал, что они могут быть опасны. «Чокнутых» он предпочитал вообще не трогать.
Вот и все.
И очень даже просто.
Проще некуда.
Файлы, которые вел Делл, вполне могли попасть в кабинеты повыше, нежели его комнатушка без окон (половина старого трейлера, стоявшего на территории административных служб школы), и потому Делл придумал для своей системы особую кодировку. Саму систему он называл про себя ЧГСТ, что значило —
ЧЕТЫРЕ ГРУППЫ СТРАННЫХ ТИПОВ.
ЧГСТ делились так:
1 – белые вороны
2 – выпендрежники
3 – волки-одиночки
4 – чокнутые
Кроме того, хорошенько поразмыслив, Делл снабдил свою уникальную систему цветовыми кодами.
Белым воронам достался желтый цвет.
Выпендрежникам – фиолетовый.
Волкам-одиночкам – зеленый.
Чокнутым – красный.
Оставалось только открыть компьютерные файлы с личными делами и поменять в них цвет шрифта в соответствии с подходящей категорией.
Теперь для того, чтобы понять, с кем имеешь дело, хватало одного взгляда.
На экране возникало имя «Эдди Фон Снодграсс» – и не успевал вертлявый парнишка в куртке не по размеру плюхнуться на стул, как Делл уже знал, что в ближайшие сорок две минуты можно будет потихоньку лазать по Интернету, лишь изредка кивая головой в знак внимания.
С «волками-одиночками» лучше говорить как можно меньше, уж больно часто они рычат и кусаются.
Так что, пока Эдди Ф. разорялся на тему жуткой химии, которую кладут в газировку, Делл преспокойно листал сайт, предлагавший кукол-болванчиков с головами известных бейсболистов, и все – по очень приемлемым ценам.
Вся эта спортивная атрибутика Делла совершенно не интересовала!
Но Классификация странных типов работала, даже если сам он в это время бездельничал.
Надо было только занести школьника в подходящую категорию, и дальше все бланки заполнялись молниеносно – всем, кто попадал в одну и ту же категорию, Делл ставил одинаковую отметку.
Шли месяцы. Одни дети приходили, другие – уходили. Поезда «не таких» отправлялись строго по расписанию.
А потом однажды к Деллу явилась Ива Чэнс, и диагностическая система заскрипела и встала, словно изношенный механизм, меж шестерней которого сунули вилку.