Сыщики решили сделать перерыв, чтобы дать Виктории отдохнуть, – если верить ее рассказу о пережитом, она точно это заслужила. Вряд ли кто-то хоть на мгновение сумеет представить этот ужас. Полжизни какой-то псих держал девушку под замком, она пребывала в отчаянии. Однако сейчас нельзя допускать проволочек, надо действовать стремительно: каждая потерянная секунда дает фору палачу. Время не на стороне жандармов, а шансы похитителя растут: он летит вперед со скоростью ста километров в час, а они все еще распутывают узлы и не знают, в какую сторону обратить взгляд. Сутки спустя преступник может оказаться в двух тысячах километров от последнего места, где был замечен. В данном случае прошло от восьми до десяти часов с того момента, как Виктория выбралась из багажника. Максим сделал быстрый подсчет в уме, достал смартфон и открыл «Гугл. Карты». Теоретически получалось, что похититель мог из Франции добраться до Испании, Италии, Польши, Словакии, Сербии, Боснии, Дании или до любой промежуточной страны. Поле вероятностей кружило голову, и Максим сунул смартфон в карман, чтобы заглушить зловредный голос, нашептывавший насмешливые слова.
Жак Савиньи вышел к Максиму и Борису с джезвой в руке. Кухня выглядела старомодной, среди мебели темного дерева сумрак только сгущался. На одной из стен, среди изображений Христа и Пресвятой Девы, висела пробковая доска с фотографиями белокурой, застенчиво улыбающейся девушки.
– Это Виктория? – спросил Максим, ни к кому конкретно не обращаясь.
Хозяин дома подошел к нему, кивнул и спросил бесцветным голосом:
– Еще кофе?
– Спасибо, с удовольствием.
Максим сделал глоток, не сводя взгляда с фотографий, запечатлевших симпатичную девочку-подростка с почти кукольным лицом, довольно пышными формами и золотистыми волосами. За стенкой, в гостиной, на старом неудобном диване сидела другая Виктория – стройная, худенькая шатенка с длинной челкой.
Максим насторожился и незаметно подал знак Борису, привлекая его внимание к этой странности. Они молча переглянулись.
Неожиданно в дверях появился Анри Саже, бросил недобрый взгляд на Бориса и заговорил веско и торжественно, обращаясь к жандармам:
– Не стану вам мешать, господа, делайте свою работу. – Он повернулся к Савиньи. – Мужайся, Жак.
Максим не помнил, как он при встрече обратился к дяде – на «ты» или на «вы», – да это и не имело значения: рано или поздно Борис узнает, что они родственники. А может, уже знает… Незачем хранить секрет теперь, когда Анри вышел в отставку. Ладно, пусть будет «ты».
– Я тебя провожу.
– Пожалуй, присоединюсь к вам, хочу продышаться. – Борис двинулся следом.
Они пересекли прихожую, где висели другие портреты Виктории в детстве, спустились с крыльца и ступили на покрытую росой свежескошенную траву. Борис достал телефон и отошел, Анри и Максим не торопясь шагали к машине, и как только они оказались вне зоны доступа Павловски, Саже вполголоса спросил у племянника:
– Блондин не слишком тебя достает?
Максим кинул на коллегу быстрый взгляд через плечо и ответил:
– Он до ужаса прямолинейный, этакий крючкотвор, но сыскарь хороший.
– Не позволяй ему совать нос в твои дела, Максим.
– Он выше по званию, Ассия сделала нас напарниками, придется привыкать.
Дойдя до своей машины, Анри повернулся к племяннику:
– Тебе известно, что…
– Что ты здесь забыл, Анри? – резко перебил его Максим.
Седовласый бывший сыщик закатил глаза, потом обхватил Максима за плечи сильными руками.
– В две тысячи девятом, в год исчезновения Виктории, я руководил бригадой, много дней общался с ее родителями и все время боялся момента, когда придется сказать, что их дочь так и не нашли, а следствие приостановлено. Меня это раздавило, мой мальчик, ты даже представить не можешь насколько.
Саже помолчал, посмотрел зелеными глазами в черные глаза Максима.
– Когда выяснилось, что девушку зовут Виктория Савиньи, Робье позвонил мне, и я сразу поехал к ее родителям.
Максим пытался осмыслить дядины слова; в голове царил хаос. Он вспомнил о сестре, и ему до ужаса хотелось рассказать Саже об Элоди, но сначала нужно выяснить, почему она вернулась. Еще неизвестно, застанет ли он сестру дома. Расследование важнее всего.
– Ты ведь сегодня видел Викторию? – спросил он. – У тебя наверняка сохранились фотографии тех лет? В доме Савиньи их полно. Теперь девушка выглядит совсем иначе, это невозможно не заметить. А что, если Виктория, которая находится сейчас в доме, – не та, которая пропала много лет назад?
Анри тяжело вздохнул, открыл дверцу, сел в машину и опустил стекло.
– Не знаю, Максим, ничего я не знаю. Похоже, сегодня возможно все.
Жеральд Дюплесси вернулся в кабинет для допроса. Часы, проведенные в камере, истощили его терпение. Повязка, прикрывающая глаз, запачкалась, придав ему облик солдата, раненного на поле боя. Снежно-белые стены, освещенные больничным светом неоновых ламп, отчетливо намекали на палату военного госпиталя. Сидевшая напротив Эмма перечитывала показания Дюплесси, Ахмед стоял, скрестив руки на груди, и сверлил задержанного мрачным взглядом.
Внезапно Эмма хлопнула папкой по столу и резко отъехала назад на стуле.
– Ладно, будем разбираться поэтапно и во всех подробностях.
Дюплесси нервно дернул головой, раздраженно выдохнув. Он не понимал, почему снова должен оправдываться. В конце концов, в этой истории он – пострадавшая сторона. Да еще и бабу-сыскаря прислали, тут уж точно добра не жди. Он считал, что, после того как возникло гребаное движение #MeToo[7], слово мужчины в делах о сексуализированном нападении ничего не стоит – мужчину слушают в последнюю очередь. Действительность между тем свидетельствует об обратном: во Франции ежегодно совершается сто тысяч изнасилований (вместе с попытками), а обвинительных приговоров выносится чуть больше тысячи. Движение, зародившееся в соцсетях, дало свободу высказывания, но обеим сторонам непросто было принять инерцию реальности.
– Я вас слушаю, – объявила Эмма.
– Все уже зафиксировано на бумаге, – не скрывая досады, ответил Жеральд.
– Я хочу это «все» услышать в вашем изложении. Сами знаете, жандармы глуповаты, иногда приходится повторять нам по два раза.
Мужчина не купился, но убрал с лица недовольное выражение.
– Эта девушка голосовала, нам оказалось по пути, мы ехали почти час, она делала мне авансы, а потом слетела с катушек, плеснув мне в рожу горячим кофе… – сказал он и указал пальцем на повязку. – Вот я и потерял управление.
– У нее в руке был стаканчик с кофе? Появился как по волшебству или у нее с собой был термос? – тоном наивной простушки поинтересовалась Эмма.
– Я сам ее угостил – купил на заправке.
– Надо же, какая галантность! Ладно, продолжим. Значит, она голосовала и вы ее подобрали, а что потом?
– В каком смысле?
– Вы поехали за кофе?
– Да нет же! – выдохнул Дюплесси, сгорая от желания закончить неприятный разговор. – Она сказала, что ей нужно в Тон, я ответил, что могу немного подвезти, и она села. Минут десять или пятнадцать мы болтали, потом она вроде бы заснула. Во всяком случае, умолкла. А через полчаса, не больше, я остановился на заправке, чтобы…
– Зачем вам надо было в Тон? – неожиданно вмешался Ахмед.
Ну вот, теперь за меня возьмется араб, подумал Жеральд. Он ясно видел, что легавые с ним играют, хотят вывести из равновесия, но сдаваться не собирался.
– Я не говорил, что еду в Тон. Сказал: «Нам по дороге…»
– Теперь понятно. Так куда же вы направлялись? – Ахмед был вполне приветлив.
Жеральд почесал макушку:
– В Анси. Я распространяю пищевые добавки, у меня были назначены встречи.
– Не очень-то по дороге, – встряла Эмма.
– Оттуда, где я ее подхватил, можно проехать и через Тон…
– Ничего себе крюк! Непрактично ехать в город по горным дорогам, вам так не кажется?
Мужчина опустил плечи и мешком осел на стуле.
– Ладно, ладно, я хотел проявить участие. Девчонка выглядела потерянной, а ближним надо помогать. Да если бы я ее не посадил, она бы до сих пор маялась на обочине!
– Зато вы вовремя попали бы на деловую встречу.
Одна из неоновых трубок мигнула, погасла и снова зажглась. В комнате повисла тишина.
– Перерыв на кофе случился до или после «авансов»? – сменила тему Эмма, вытянув шею, как готовая напасть хищница.
– Что… О чем вы?
На лице задержанного появилось странное выражение. Будь в допросной Максим, он бы его разгадал.
– Вы сказали, что девушка делала вам авансы. До или после заезда на заправку?
– Да какое это имеет значение? Не помню! Может, до, может, после, а может, и до, и после…
– Вы показали, что после того, как девушка села в машину, вы проговорили с четверть часа, а потом она уснула. Так когда же были эти самые «авансы»?
– Ну… Думаю, после.
– Думаете или уверены? – грозно спросил Ахмед.
– После! В тот же момент она передумала и плеснула в меня горячим кофе.
Эмма снова откинулась на спинку неудобного стула. Пристально глядя на задержанного, она привычно ловкими движениями поправила косу.
– Вы планировали трах? – продолжила она.
– Что-о-о?
На этот раз изумление Дюплесси было совершенно искренним.
– На назначенной в Анси встрече вы планировали иметь сексуальный контакт?
– Да что вы себе…
– Отвечайте на вопрос – он простой, как трусы!
– Я действительно не понимаю…
Эмма повернулась к Ахмеду:
– Ты вот намерен с кем-нибудь перепихнуться ближе к вечеру?
– Как тебе сказать… Нет, – невозмутимо ответил Буабид, совершенно не понимая, чего добивается напарница.
Эмма снова посмотрела на задержанного:
– Сами видите, вопрос простой. Повторяю: на встрече в Анси вы планировали сексуальный контакт?
– Нет, – едва слышно ответил Жеральд.
Эмма вытащила из кармана смятую бумажку – кассовый чек, который днем нашла в машине Дюплесси, положила его на столешницу и припечатала ладонью. Стол жалобно скрипнул. Всем троим показалось, что звук отражается эхом от стен целую вечность.
– Не хотите объяснить, для чего человек, подсадив попутчицу, покупает презервативы?
Эмма почти выкрикнула эти слова, обвиняющим жестом ткнула пальцем в строчку чека, и ее глаза гневно сверкнули: кассирша пробила Дюплесси упаковку из двадцати презервативов. Застигнутый врасплох Жеральд застыл, изумленно разинув рот, но тут же понял, что влип, попытался взять себя в руки и начал оправдываться:
– Я ведь сказал, она сама первая начала, я решил, что…
– Все, довольно! Хватит с нас твоей брехни! – взревела Эмма.
Ахмед молча поднял брови. Напарница перешла с задержанным на «ты» – сейчас она сожрет его с потрохами.
– Ты рассказал, что она уснула, что ты остановился на заправке, где купил ей кофе. Не виляй и не морочь мне голову. Резинки просто так, на всякий случай, не покупают. Ты что, ясновидящий? Предугадал, что она захочет перепихнуться в твоей жалкой тачке на обочине?
Жеральд в энный раз дотронулся до повязки, как будто допрос оживил воспоминания и его лицо снова ожгло огнем. Эмма заметила на его левом безымянном пальце белую полоску – след от обручального кольца, которое он наверняка снимал, когда отправлялся колесить по дорогам Франции, далеко от семейного очага.
Она решила рискнуть:
– Что об этом скажет твоя жена? Решит, что ты затариваешься презиками и балуешься с автостопщицами?
Жеральд поплыл, закрывая лицо трясущимися ладонями. Эмма встала и кивком позвала за собой напарника.
– Сейчас сюда придет кто-нибудь из местных жандармов, – холодно бросила она Дюплесси. – Советую забрать жалобу. Как бы то ни было, мы с тебя не слезем: ты под подозрением в рамках расследования похищения и насильственного удержания человека.