Нуллус вошёл в обклеенный объявлениями подъезд, постучал в приоткрытую дверь на первом этаже и тут же распахнул её, не дожидаясь ответа. Он стерпел строгий взгляд с другой стороны стола и протянул связку ключей, которые через мгновение звякнули о дно деревянного ящика.
– Мне нужно проверять, в каком виде вы там всё оставили? – недовольно спросила женщина с тонкой шеей и костлявыми пальцами.
– Дело ваше, – пожал плечами Нуллус, – я не тороплюсь.
– Окно за собой закрыли?
– Закрыл.
Женщина задумалась, борясь с нежеланием вставать, и сухо произнесла:
– Всего доброго. Будем рады видеть вас снова.
Нуллус кивнул в ответ и вышел на улицу через деревянную дверь с потрескавшейся зелёной краской.
Вокруг было безлюдно, только пожилой дворник, согнувшись, усердно мёл улицу. Нуллус сел на скамью и задумался. Большой город находился недалеко и был едва ли не виден с местной водонапорной башни, так что добраться до него сложности не представляло. Итальянка же с готовностью пообещала подыскать жильё.
– Она будет мне рада, – улыбнувшись, прошептал Нуллус.
Он оглядел покидаемое место и подумал, что будет по нему если и не скучать, то вспоминать о нем с теплотой, и этого было достаточно. Дворник тем временем дошёл до скамьи и остановился, опёршись на метлу.
– Можно с вами присесть? – спросил он.
– Конечно, – ответил Нуллус и подвинулся на край.
– Да не переживай, – опускаясь на скамью, проговорил дворник, – мне места хватит.
Он закурил и спросил:
– Как тебе здесь живётся? Ты вроде уже месяцев пять-шесть как приехал, успел освоиться?
– Я и сам не помню, когда приехал, – усмехнулся Нуллус. – Освоиться-то освоился, но только сегодня уезжаю заново осваиваться.
– И куда же?
– В Большой город.
– Мог бы и не спрашивать, – кивнул дворник. – Все туда едут, только чего вы там ищете – не понимаю. Нашёл бы тут жену, да и старели бы вместе. Я вот тут отучился, своё отработал, теперь улицы мету, чтобы не заскучать.
– У меня в городе сестра живёт, хочется видеть её чаще, чем раз в несколько лет. У неё есть два сына, а я даже не уверен кого из мальчишек как зовут, – признался Нуллус.
– Тогда и впрямь надо ехать, семья всё-таки. Да и Большом городе не затеряешься, там никто и не поймёт, что завтракал сегодня ты ещё не у них.
– Думаете?
– Точно знаю, – ответил дворник. – Это у нас большие гости редкость, но мы даже гостей тихих и скромных сразу приметим, даже если они и одеты как мы, и говорят по-нашему.
– Как же вы их узнаете? – заинтересовался Нуллус.
– Они по сторонам все время смотрят, – пояснил дворник. – Уж поверь, редкий старожил примется с интересом озираться посреди тротуара. Скорее просто направится в нужную сторону к нужному времени, не желая разглядывать потрескавшийся фасад или наклонившееся дерево. Да и к тому же добавит, что развалину давно уже пора снести, а дерево срубить, пока они не упали сами, да не зашибли прохожих. Непонятны нам заезжие. Конечно, мы рады и даже горды, что кто-то намеренно посетил наши улицы, а с другой стороны, что на этих улицах смотреть-то? Есть церковь и аптека, богатые дома и скромные, есть даже вокзал, но ведь всё это бывает и в других городах, да и места в тех городах побольше. Так отчего же кому-то вздумалось здесь прогуливаться? Верно, приехали навестить родственников, ответят жители на одной стороне улицы. А может заблудились – есть город с таким же названием, наверняка им туда надо было, поддержат на другой стороне улицы. Хотя, если бы никто к нам не приезжал, у нас было бы куда меньше тем для разговоров.
Дворник посмотрел вдаль и покачал головой.
– Жена с внуком идёт. Приходят – мешают тут, – недовольно проворчал он и, не попрощавшись, направился к неуклюже бегущему навстречу ребёнку.
Нуллус подумал, что ему тоже пора и поднялся. Он шёл неспешно и только сейчас обратил внимание, что город практически исчез за деревьями. Они росли везде, возле каждого дома, на каждом углу и закрывали собой всё построенное человеком и предвещали скорую заброшенность. Нуллус обогнул фонтан с разноцветной мозаикой на дне, пересёк несколько весьма нешироких улиц, пропустил опаздывающих на поезд и потому бегущих по привокзальной площади людей и вошел в широкие двери.
Здание вокзала было едва ли не самым большим в городе, но отнюдь не самым населённым, если так можно сказать про подобное место. Отсюда немногие уезжали, и ещё меньше у них было встречных, и чаще всего этот вокзал просто проезжали мимо. Внутри люди располагались как можно дальше друг от друга по одному, по двое и более и читали книги, разворачивали предусмотрительно взятую с собой пищу, спали или просто глазели по сторонам. Некоторые прислушивались к происходящему у кассы и нахмуривались, либо одобрительно кивали, оценивая услышанное. Одни пассажиры и провожающие однажды поменяются местами и встретятся нескоро, и безудержно грустят от этого, другие же не встретятся никогда, и совершенно этому рады.
– Ждем вас ровно через год, но ни днём позже, – громко проговорила женщина пожилым супругам, державшимся за руки, и засмеялась так, что сразу стало ясно, что она не шутит.
Все трое обнялись и непременно расстались, а муж повернулся к жене и возмущённо развел руками.
– Ни днём позже. Ты её слышала? Что, нельзя подождать на день дольше? А нельзя вообще не ждать? Когда приедем, тогда и примете.
– Не переживай так, – спокойно ответила жена. – Я поставлю на стол календарь, чтобы не забыть.
Нуллус купил билет до Большого города на ближайший поезд, отправляющийся почти в полдень, сложил билет пополам и сунул его в карман. В здании вокзала было прохладно, что казалось весьма уместным в жару, но холод был каменным и неприятным, и Нуллус вышел на перрон. Там было спокойно, лишь несколько торговцев сидели в тени, обмахиваясь шляпами и газетами, да некий мужчина прогуливался поодаль. За вокзалом домов не строили, а потому величественный простор остался нетронутым и необъятным, предвещая долгий путь. Собственно, путей было всего два, и по другую их сторону сидел пожилой рабочий, покачивающий ногой от скуки или задумчивости. Он смотрел на вокзальные часы, на наручные, закуривал и ждал, время от времени прикрикивая на детей, если те имели неосторожность бегать поблизости. Потом брал газету, оглядывал её со всех сторон и вспоминал, что уже всю её прочёл. Он вновь бросал взгляд на часы и понимал, что не успевает купить новую до прибытия поезда, и принимался молча смотреть куда-то вдаль.
– Дружище, – раздался сиплый неприятный голос.
Нуллус повернулся и увидел мужчину, пару минут назад ходившего в другом конце перрона. Мужчина был грязен, загорел, не имел многих зубов и, судя по всему, был никем иным, как простым пьяницей. Незнакомец пытался придать лицу дружелюбное выражение, но получалось скорее ехидство. Нуллус обратил внимание, что одежда у пьяницы – синяя клетчатая рубашка, да тёмные брюки – была целая и, как будто, не старая, но вся заляпанная.
– Чего тебе? – спросил Нуллус.
– Дружище, – вновь проговорил пьяница, – помоги до дома доехать.
– А где же дом?
– Да тут, – махнул в сторону рукой пьяница, – совсем недалеко.
– Раз недалеко, то и пешком дойдёшь, – ответил Нуллус.
– Ты же вроде и сам не местный, должен понимать, как тяжело бывает до дома добраться, хоть он и близко, – не отставал пьяница.
– Тяжело добраться, если не знаешь, где он, – сухо проговорил Нуллус, – а сам путь домой в радость должен быть, хоть пешком, хоть на лошади.
Пьяница разочарованно хмыкнул и удалился. Нуллус сплюнул на перрон и отвернулся. Ему был противен этот человек, и он испытал облегчение, услышав удаляющиеся шаги. На перроне стали скапливаться люди в нетерпеливом ожидании поезда. Торговцы аккуратно доставали свои товары: расписные игрушки, открытки и сушёную рыбу. Раздался сигнал, и поезд почтенно въехал на станцию, разгоняя пыль вокруг. Сначала вышли прибывшие, а за ними – просто желающие вдохнуть свежего воздуха. Поезд простоял недолго и совершенно бесстрастно покинул очередной городишко, и вновь пришла тишина.
Нуллус посмотрел удаляющемуся составу вслед и увидел тень от небольшой будки, стоящей в конце перрона, и увидел позади тень другую, и не смог вспомнить, была ли она раньше. Нуллус направился к ней, словно бесцельно прогуливаясь, прошёл мимо и бросил незаинтересованный взгляд на сидящего там человека. Человек был маленький, со взъерошенными волосами, сжатыми губами, серьёзным взглядом и грустно вздыхал.
– Ты чего тут сидишь, – спросил Нуллус.
– Просто сижу, – ответил мальчишка, взглянув на Нуллуса.
– Случилось что-то? Чего глаза красные?
– Да вот, как раз ничего и не случилось, – задумчиво сказал мальчишка. – Так, пыли в лицо надуло.
– Может помочь чем?
– Нет, просто никто не приехал, – шмыгнул носом мальчишка.
– А кто должен был? – не отставал Нуллус.
– Мама. Ну, то есть она вроде и не должна была. Просто я утром проснулся, и показалось, что сегодня обязательно приедет.
– Давно уехала?
– Давно, – махнул рукой мальчишка. – Уж года два как. Да ничего, я по ней не скучаю, просто спросить хотел кое-что.
– А больше не у кого спросить?
– Спрашивал.
– И что?
– Отвечают, но не верю я им, – возмущенно топнул мальчишка. – Не могла она просто уехать. А если и могла, тогда чего ж нас не взяла, чего ж не разбудила?
– Может она и сама не знает.
– Может, всё может быть. Но спросить всё равно хочется.
– Она точно уехала?
– А как же, – усмехнулся мальчишка. – Вечером была, а утром уже нет. Куда же ей было деться? Я ночью слышал, и как машина приезжала, от нас ведь до вокзала далеко, и как всхлипывали все, когда прощались. Только я это всё потом вспомнил, а сначала за сон принял. Теперь мама присылает письма, но редко – отец их раз в месяц приносит, не чаще. Сам он их не читает, говорит, они мне адресованы. Но ничего, вот вырасту тоже уеду. Сейчас пока мне и здесь хорошо, но это потому, что я занят всё время, сегодня вот плот строить будем. А как вырасту, тут и делать нечего будет.
Мальчишка вдруг резко ободрился, очевидно, вспомнив о некоем важном и приятном деле, отбил ногами причудливый ритм, вскочил и быстро зашагал к вокзалу, обошёл его и направился в город, мелькая своей выцветшей голубой футболкой между деревьями. А Нуллус усмехнулся и сел на место мальчишки, и видел исчезающие и появляющиеся поезда, и слышал суету позади себя. Он грустил от услышанной истории, но правды наверняка не знал и догадываться о ней не хотел. И грусть от несуществующего прошла, и пришла радость от неосязаемого. И он радовался моменту, в котором не нужно было искать крышу от дождя, стену от ветра и слова, чтобы свою радость выразить.