На жизнь ещё хватало, но занять эту жизнь Нуллусу всё равно было нечем, так что утром он достал записку с адресом, а вечером уже искал дом человека, о котором с осторожностью и волнением говорила Итальянка. Отыскать непонятно кого непонятно где оказалось непросто, хотя Нуллус неотступно следовал наставлениям сестры. Наставлениям непосильным, унижающим своей простотой самоуверенный, избалованный характер.
– Дойди до перекрёстка, поверни за аптечную лавку с большими окнами, а дальше просто иди прямо, пока не увидишь нужный номер дома по правой стороне дороги.
До полуночи оставалось всего около пары часов, и Нуллус торопливо шёл, оглядываясь по сторонам. Город в темноте был иным. Он хоть и был темнее, огней местами было с избытком. И яркость их не грела, но соблазняла, обещая долгую ночь и позднее утро, обещая свободу выбора и свободу от осуждения. Люди преодолевали улицы по–разному: одни уверенно шагали по разлитому на асфальте свету, другие, коих, надо признать, было меньшинство, напротив, обходили каждый фонарь и каждую вывеску стороной. Нуллус не любил никого беспокоить понапрасну и понимал, что уже поздно наведываться в гости, тем более к человеку чужому. Но предстоящее возможное знакомство ценным не виделось, и оборвать его было не жаль. В голове крутилось ни о чём не говорящее имя, сообщённое сестрой несколько дней назад.
– Идт, – как можно чётче и тише произнёс Нуллус. – Идт. Надеюсь, Итальянка ничего не напутала. Не хотел бы я, на ночь глядя, заявиться к многодетной мамаше, да поднять на уши весь дом.
Накрапывал дождь. Всё вокруг блестело и отражалось. Блестело не вызывающе и резко, а спокойно и глубоко, и даже скорее светилось, словно повсюду были люди с добрыми, мудрыми глазами. Нуллус быстро шагал между домов и не мог отличить один от другого, к тому же номера на них либо отсутствовали, либо написаны были неразборчиво. Он даже стал допускать, что уже сделал круг, и сам живёт в одном из этих домов. И если войти внутрь, то на первом этаже будет сидеть старик, который, не глядя, поздоровается с вошедшим и обернётся, если вдруг не услышит приветствия в ответ. Где-то в глубине дома справа загремела посуда, и Нуллус остановился. Через распахнутую дверь, ведущую с улицы в узкий коридор, был слышен смех, и была видна противоположная стена, тускло освещённая висящей на толстом гнутом проводе лампой. С каждой стороны коридора было по две квартиры. Двери на одной стороне, тихо скрипя, раскачивались, и раз за разом между ними пробегал мальчик лет пяти, сжимая обеими руками громадную тарелку, на которой то появлялся, то исчезал не менее большой блин.
Нуллус сбился со счёта с момента обнаружения последнего пронумерованного дома и решил обратиться к жильцам, раз уж дверь всё равно была открыта.
– Простите, хозяева, вы не могли бы мне помочь? – прокричал он с улицы в дверной проём.
– Чем именно? Для этого нужно что-то купить или заполнить? – раздался в ответ недовольный и настороженный мужской голос, очевидно, главы семейства.
– Вовсе нет! Я ищу один дом, а номеров почти нигде не видно. Может быть, вы знаете, где находится дом номер двадцать два по этой улице?
– Ну и на кой чёрт он тебе понадобился на ночь глядя? У нас тут своих прохиндеев навалом, не хватало нам ещё заезжих.
– Мне нужно найти одного человека, его зовут Идт, он должен жить в этом доме, – Нуллус решил попытать счастья прямотой.
– Не знаю такого. Он совершенно точно не живёт вместе с нами! – рассмеялся невидимый собеседник. – А дом здесь недалеко. Ты немного не дошёл.
Нуллус пробормотал что-то вроде благодарности и побрёл дальше. Он посчитал хорошим знаком то, что местным жителям имя разыскиваемого ничего не сказало. Плохая репутация гораздо чаще ошибочна, нежели хорошая, но всё же лучше не иметь и её. Однако, спустя тридцать шагов, а может и того меньше, Нуллус вдруг услышал хриплый голос рядом с собой.
– Ты ищешь Идта?
Нуллус повернулся и упёрся глазами в незнакомый и малоприятный профиль мужчины с крупным носом, серыми глазами и скошенным подбородком под тонкими губами. Незнакомец шагал рядом, немного опустив голову и глядя вперёд исподлобья, устало и равнодушно.
– Да, я, – сдержано ответил Нуллус.
– Ты спросил слишком много и громко, чтобы найти одного человека. Вон его дом, – кивнул незнакомец вправо. – Первая квартира справа от лестницы на втором этаже. Только ты смотри, может тебе и я смогу помочь?
– Нет, спасибо, у меня к нему дело.
– Слыхал я о его делах, – усмехнулся незнакомец. – Ты бы не совался к нему. Скажи, что нужно, я всё достану. Весь город обыщу, но достану. Идт то сам ничего не делает. Всё ему другие приносят. Думает он самый умный, раз сам по себе и плюёт на всех. Нет, я таких не люблю, я с людьми стараюсь по-человечески общаться. А этот и руки не подаст, и денег ему, говорит, не надо, а сам всё что-то замышляет. Но выйдет ему его равнодушие боком.
– Да у меня не совсем и дело, – пытался отвязаться Нуллус, – так, навестить хотел.
– Навестить, – протянул мужчина. – Да ты никак, брат, мне голову морочишь. Кому ж вздумается просто так к Идту в гости наведаться? Ох, соврал ты мне, соврал. Да дело твоё, я правды и знать не хочу. Но если с Идтом не выгорит, приходи ко мне, я всегда здесь. Просто встань на углу, а я уж тебя замечу.
Незнакомец развернулся и пошёл обратно, явно не желая быть свидетелем дальнейших событий. Он чуть не споткнулся о кошку, беспечно перебегающей тротуар, отчего воскликнул:
– Вот тварь!
А кошка не издала ни звука и побежала дальше по своим хлопотам.
Нуллус остановился, призадумавшись, возле указанного дома и заинтересованный только что выслушанным рассказом и охваченный нетерпением, а также слегка промокший, вошёл внутрь. Он увидел красно-оранжевую лестницу на освещаемом матово-жёлтым светом первом этаже и прошёл по зелёному стоптанному ковру, и преодолел два пролёта ступеней, и подошёл к первой двери справа. Звонка не было, имелась лишь табличка с номером пятнадцать, да несколько аккуратно нацарапанных на косяке линий. Искавшего и нашедшего вдруг охватили сомнения, он стал думать, а не слишком ли поздно он пришёл, ведь хозяин квартиры уже мог спать. Но после недолгих раздумий Нуллус постучал в дверь. Дверь незамедлительно приоткрылась, а в проёме показалось лицо молодого человека, на вид не достигшего ещё и тридцатилетнего возраста.