Есть такое горе, о котором разум пытается забыть, пока наконец совсем не перестает о нем вспоминать, потому что это горе причиняет сильную боль.
Я иду в глубь улочки, чувствуя на себе его взгляд. Оборачиваюсь и смотрю в сторону его окна.
Как я и представляла, Дез стоит там, выглядывая из-за занавески. Даже отсюда мне видно, что он вцепился в нее, словно удерживаясь, чтобы не рвануть вслед за мной. Дез ограничивается молчаливым взглядом, будто пытаясь впитать мое присутствие, не теряя при этом ни мгновения. Он делает так всегда, и обычно его глаза пробуждают во мне горячую дрожь, способную или успокоить, или воспламенить изнутри, но на этот раз ничего подобного не происходит. На этот раз его взгляд утягивает меня в тревожную пучину.
Я еще никогда не видела Деза таким.
Однако, как только я заворачиваю за угол и отправляюсь на занятия в учебный кампус, куда я абсолютно не хочу идти, мне приходит в голову мысль, что я еще многого о нем не знаю. Возможно, чтобы поберечь меня, он раскрыл мне лишь обрывки своего слишком темного прошлого.
Его окружает темница воспоминаний, которая возникла из пережитого им кошмара, и теперь он в нее попался.
Я боюсь, что Дезмонд может потерять контроль над собой.
Что, если он решит убить того человека?
Не знаю, способен ли Дез на это, и от этой мысли я испытываю приступ беспомощности.
Я не знаю, как помочь Дезу. У меня нет ни способа, ни мыслей, как удержать на плаву своего любимого парня.
Есть такое горе, о котором разум пытается забыть, пока наконец совсем не перестает о нем вспоминать, потому что это горе причиняет сильную боль. Оно существует, и точка. Можно притвориться, что не видишь, насколько оно ужасно, но, несмотря на такие попытки, иногда оно все равно показывает свой жуткий и неискоренимый лик.
Моя голова разрывается от мыслей, и я даже не обращаю внимания, куда иду, пока вдруг в кого-то не утыкаюсь. Моя сумка падает на землю, как и книги человека, в которого я только что врезалась.
– О боже, прости! – спешно произношу я. – Я отвлеклась.
Я приседаю, чтобы подобрать упавшие книги, и, ничего не услышав в ответ, поднимаю взгляд. Передо мной Вайолет.
– Привет, – ледяным голосом произносит она.
Я передаю ей книги и поднимаю свою сумку.
Теперь, повстречав ее, я хочу задать ей несколько вопросов, чтобы узнать что-нибудь о произошедшем, однако не знаю, насколько глубоко могу налегать, чтобы помочь Дезу.
К черту! Пора прекращать сомневаться. Мне нужен ключ, чтобы открыть этот тайник, и как бы ни было тяжело это признать: единственный, кто сейчас может мне его добыть, это – Вайолет.
– Привет, – отвечаю я, не переставая смотреть ей в глаза. Вайолет прижимает книги к груди, словно щит, и я понимаю, что она боится моей реакции.
– Вайолет, – я прикасаюсь к ее руке: она холодная, – мне нужно с тобой поговорить. У тебя есть минутка?
– Д-да… наверное.
– Хорошо, я лишь хочу разобраться, – я пытаюсь ее успокоить.
Если то, о чем она рассказала Дезмонду, правда, значит, она тоже жертва, и ее озирающийся боязливый взгляд это подтверждает.
– Только не здесь. Пойдем в кафетерий, – опустив голову, Вайолет отходит в сторону.
Ясно, что она боится. Она выглядит словно зверь, преследуемый хищником… И самое худшее во всем этом, что этим хищником является ее отец – Джеремия Спектор.
Я иду следом за Вайолет, которая направляется в кафетерий рядом с футбольным полем, и это не самая лучшая идея. Дезмонд может увидеть нас, и тогда мне придется ему объяснять, что я делаю вместе с ней. Однако Вайолет, кажется, не намерена менять свои планы. Она ушла далеко вперед, поэтому я не могу остановить ее и попросить отправиться в какое-нибудь другое место.
Я тоже оглядываюсь вокруг и замедляю шаг. Пусть она войдет в кафе первой, а я подойду к ней потом.
Когда я захожу внутрь, то нахожу ее за столиком в глубине кафе, рядом с раздвижной перегородкой, которую при необходимости можно раскрыть.
Столиков с перегородками здесь немного, и не так уж просто найти среди них незанятые. Такие места обеспечивают хоть какую-то приватность студентам, которые приходят сюда за бесплатным вай-фаем, чтобы позаниматься. Поэтому сюда обычно выстраивается целая очередь.
Я спешу поскорее раздвинуть перегородку с изображением Мэрилин Монро, а затем усаживаюсь на красное кожаное кресло.
Понурившись, Вайолет ломает пальцы.
– Спасибо, что согласилась поговорить, – я пытаюсь сломать лед между нами.
– Погоди благодарить. Еще неизвестно, что я тебе расскажу, а чего нет, – задетым тоном отвечает Вайолет.
К нам подходит официантка и спрашивает, готовы ли мы сделать заказ.
Мы берем по чашке черного кофе и обе отказываемся от предложенных домашних сладостей.
Нас ждет вовсе не приятная беседа, и когда после дежурных фраз воцаряется натянутое молчание, бедная официантка смущенно покидает наш столик.
– Окей, – начинаю я. – Мне нужно… понять, – мгновение я колеблюсь.
– Анаис, скажи-ка мне сначала вот что, – теперь Вайолет без тени смущения глядит мне в глаза и решительно, что должно бы меня напрячь, кладет руки на стол.
– Раз ты здесь, значит, Дез ничего тебе не рассказал, – говорит она.
Ничего себе!
– Это не совсем так.
Не хочу, чтобы она думала, что мой парень мне не доверяет. Не хочу, чтобы она решила, что попала в точку своим умозаключением. Я здесь не для того, чтобы обсуждать свои отношения с Дезом.
– Я все знаю, – поясняю я.
Вайолет невзначай касается своего предплечья, и ее взгляд становится пустым.
– Не верю. Дез не рассказал тебе всего.
Я не доставлю ей удовольствия, признавшись, что она права, поэтому налегаю на информацию, которой Дезмонд со мной поделился.
– Тот мужчина – это…
– Мой отчим, Анаис. Джеремия Спектор – не мой настоящий отец.
Я расслабленно выдыхаю. Не знаю, почему от этого уточнения мне стало легче. В любом случае эта девушка пережила кошмар, который не поддается осмыслению.
– Но это близко к правде. Хорошо, что ты об этом знаешь, – добавляет Вайолет.
Ее взгляд лишен хоть каких-либо эмоций.
Как она может говорить об всем этом так спокойно?
– Но он…
– Насиловал меня. Все так.
– Я не понимаю…
Мой голос предательски дрожит. Воздуха не хватает, и я не могу закончить фразу.
– А с чего бы тебе это понять? – со злостью бросает Вайолет. – Ты режешь себя просто так. Ты наносишь себе увечья только потому, что мама с папой не глядят на тебя так, как тебе хотелось бы.
Откуда она все это знает?
Дез не мог рассказать ей об этом. Я не хочу в это верить.
– Ладно, – продолжает Вайолет, вытягиваясь в мою сторону. Ее тело заметно дрожит. – Послушай вот что, Анаис: я бы с радостью заплатила, чтобы не получать к себе лишнего внимания.
Мои мысли бегут к Дезмонду и тому, что он пережил, и мне становится невыносимо стыдно от незначительности моих проблем.
– Ты права, – подытоживаю я наконец. Наверное, в глазах Вайолет я выгляжу избалованной глупой девчонкой, как и для многих других за то долгое время, пока я не встретила Деза. Он, напротив, никогда не считал меня такой.
Вайолет снова уклоняется от моего взгляда и нервно сглатывает. Очевидно, что она не ожидала, что я так сдамся.
– Дай мне войти в ваш мир. Дезмонд хочет удержать меня снаружи, но я не могу оставить его одного. Прошу тебя, помоги мне.
Я дотрагиваюсь до ее рук и сжимаю их. Они холодные. Нет, они просто ледяные, несмотря на жару, что стоит на улице.
Все мои внутренние преграды рушатся, и бесполезно скрываться за ними. Я должна убрать в сторону всю свою гордость и ревность. Я должна попросить помощи. Пусть даже у того, кого никогда бы в жизни не подумала умолять об этом.
Вайолет опускает взгляд на наши руки и затем высвобождает их от меня.
– У Деза такое же, – произносит она.
Она заметила мою татуировку.
– Да, – подтверждаю я. Не нужно быть гением, чтобы понять ее значение.
Вайолет стискивает зубы, и ее рот сжимается в гримасе. О чем бы она сейчас ни подумала, она прогоняет это из своих мыслей и убирает прядь волос за ухо. Вайолет все еще дрожит. Кажется, ей нездоровится. Должно быть, ей непросто думать о том, что мы с Дезом вместе, и открываться мне.
Она проводит ладонями по своим джинсам и медленно дышит.
– Черт, это сложно.
– Я это знаю.
– Боже! – Вайолет закатывает глаза к потолку – ее взгляд блестит от слез, и я испытываю такую жалость к ней, что мое сердце того и гляди готово разбиться на кусочки. – Да ничего ты не знаешь.
Я заставляю себя усидеть на месте, хотя моя эмпатия и подталкивает меня встать и подойти к Вайолет поближе. Она – жертва монстра.
– Я могу рассказать тебе свою историю, – начинает она, – но я не знаю, что происходило с Дезом. Думаю, что в чем-то наше прошлое похоже.
На лице Вайолет появляется гримаса отвращения, после чего она продолжает:
– Отец ушел от мамы, когда мне было семь лет. Мама была убита этим, она просто потеряла над собой контроль. Их супружеская жизнь не была идеальной, но думаю, что она нуждалась в мужчине рядом. Когда отец ушел, она чувствовала себя одинокой, и даже мое присутствие не делало ее сильнее, даже наоборот. Все произошло совсем наоборот. Она стала такой хрупкой. И все это на глазах маленькой девочки, которая не знала, как ей помочь. А затем появился Джеремия…
Вайолет трясет головой, словно желая отогнать неприятное воспоминание.
– …Поначалу все было хорошо. Он казался мне славным человеком. Заботился о маме и заодно обо мне. Я была счастлива, мама расцвела и я… – Вайолет запинается, – …я оказалась на краю ада. Мне было всего восемь, когда все началось.
Восемь лет. Боже мой!
– Это было ужасно, – она делает ударение на последнем слове. – Я никогда никому об этом не рассказывала, поэтому… не перебивай меня, пока я не закончу, ладно?
Я молча киваю, а официантка тем временем приносит нам наш кофе.
Вайолет берет свою чашку и дует на нее сверху. Я жду. Я никоим образом не собираюсь на нее давить. Теперь я ни за что бы не ушла отсюда даже из-за боязни, что меня застукает Дезмонд.
– Я была очень робкой девочкой. Мама всегда мне рассказывала, что до трех лет я и звука не произнесла в присутствии других родственников. Школа помогла мне вылезти из моей скорлупы, но большую часть своего детства я провела почти в немоте.
Это будет тяжелая история, как многие, но я знаю, что впереди самая кошмарная ее часть.
– Джеремия разительно отличался от моего отца. Он делал мою маму счастливой и звал меня «принцессой». Мало-помалу он завоевал мое сердце. Мы многое делали вместе и, недолго думая, я стала называть его «папой». А затем однажды все изменилось.
По ее лицу скатывается слеза, и я инстинктивно пытаюсь остановить Вайолет, но она, вытерев слезу, поднимает руку в предупредительном жесте.
– Я помню о произошедшем словно это было вчера. Одну из тех сцен я переживаю почти каждую ночь, стоит мне только закрыть глаза. Был первый день рождественских каникул, поэтому я не пошла в школу. Мама ушла за покупками, а я лежала в кровати. Джеремия тоже был дома.
Мне хотелось бы заткнуть себе уши. То, что Вайолет собирается рассказать, причинит мне боль. Эта боль в определенный момент затмит мои глаза, и вместо Вайолет я увижу Деза. Моего Деза.
Я уже готова остановить ее рассказ, и Вайолет замечает это.
– Ты ведь хотела, чтобы я приоткрыла ящик с воспоминаниями, Анаис. Теперь ты не можешь меня останавливать, – произносит она.
Вайолет права. Это я вынудила ее вернуться назад, чтобы помочь мне понять, что происходит.
– Давай, продолжай, – отзываюсь я.
Вайолет с силой прищуривается.
– Джеремия был еще в постели… – ее голос становится глуше, а взгляд мутнеет.
От ее вида хочется выть.
– Он позвал меня, и я пошла к нему. Ничего странного, нет? Сначала он обнял меня, как обычно, но затем… он повел себя совсем иначе. Я помню все. Мое воспоминание такое четкое, что от этого мне становится страшно. Джеремия дотрагивался до моих интимных мест, и я не могла понять, почему мне это казалось неправильным. Он ведь желал мне добра, разве нет? Как-никак, он ведь был моим папой. Разве он мог сделать мне что-то плохое? – рассказывает Вайолет.
Она отпивает свой кофе. Сейчас Вайолет словно где-то далеко, и ее взгляд смотрит куда-то позади меня. Она вперилась глазами в стену за моей спиной, словно на ней, будто фильм, показывается ее история.
– Не знаю, прикидывалась ли моя мать, что ничего не знает, или нет. В последние годы она болела и принимала сильные лекарства, которые затуманивали ее разум. А может, она и знала обо всем, но так сильно боялась потерять Джеремию и остаться одной, что делала вид, будто в действительности ничего не происходит. Так или иначе, но я всегда скрывала все это от нее. Помню тот страх, который я испытывала при звуке его приближающихся шагов. В такие моменты я чувствовала, как леденеет мой затылок, затем холод спускался вниз по моему телу до самых ступней, парализуя меня полностью. Мне казалось, будто я наблюдаю за всем происходящим снаружи. Я сдерживала слезы и оставалась полностью беззащитной. А после каждый раз я спрашивала себя, какого черта я вновь поддалась этому. А когда мне исполнилось около одиннадцати, в определенный момент я задалась вопросом, почему такое внимание Джеремии начало мне нравиться. Моя тайна заставляла меня чувствовать себя грязной, другой, и я сторонилась своих сверстников. А Джеремия оставался единственным, кто, пусть и в своей извращенной и больной манере, давал мне почувствовать себя важной. Тебе этого не понять, Анаис. Когда в наш дом приехали те приютские мальчишки и моя мать отправила меня восвояси, я испытала разом и невообразимое одиночество, и безмерное облегчение. Однако когда спустя несколько лет я поняла, что моего отца непреодолимо влекло к одному из тех мальчишек, то я просто-напросто испытала… ревность, ревность, Анаис. Потому что я любила Джеремию. Любила своего мучителя. Я тоже стала монстром.
– Ты никогда не пробовала поговорить об этом с кем-нибудь?
– Мать умерла, когда мне было тринадцать лет. Я думала, что ее смерть заставит моего настоящего отца забрать меня, но этого не случилось. У меня остались только Джеремия и моя бабушка. Она обожала его практически как собственного сына. Нет, она никогда бы мне не поверила. Так мы и жили втроем, будто счастливая семья, – горькая усмешка Вайолет царапает мое сердце. – Я взращивала свою зависимость от него и в определенный момент поняла, что больше не смогу его предать.
– Но ведь он… – я пытаюсь подобрать слова. Ее рассказ звучит так абсурдно, что в моем голосе слышится замешательство.
– Джеремия был моей единственной точкой опоры, Анаис. У меня не было никого другого, а мой разум уже настолько извратился, что я не могла рассчитывать даже на саму себя. Так что не осуждай меня. Тебе не понять, через что я прошла.
Последнее утверждение Вайолет возвращает меня в настоящее, и я начинаю думать, какое отношение она имеет к тому, что Джеремия снова возник в жизни Деза.
В моей голове крутятся тысяча вопросов, но я боюсь их задавать. Я боюсь, что Вайолет уйдет прочь.
– Послушай… – робко начинаю я. – Я должна тебя об этом спросить: какое отношение ты имеешь к возвращению этого человека? И почему ты подошла к Дезу на той вечеринке?
Страдальческое выражение тут же пропадает с лица Вайолет, и эта перемена выглядит обескураживающей.
– Это было не просто совпадением. Так ведь?
Вайолет впивается в меня взглядом: теперь ее глаза полыхают злым огнем.
– Исповедь закончена, Анаис. Больше ты не услышишь от меня ни слова.
С бешеной скоростью меня наполняет ярость.
– Ладно! – встаю я. – Держись тогда подальше от Деза. Вернее, раз ты сообщница Джеремии… вы оба держитесь подальше от Дезмонда, иначе, клянусь, вы об этом пожалеете.
Вайолет зловеще улыбается и, отодвигая свою чашку в сторону, высовывает язык, прищелкивая им и показывая мне свой пирсинг.
– Нам стоит бояться тебя?
Нам стоит.
Я не могу понять, что за игру она затеяла. Сначала она доверяется мне и рассказывает о своем ужасном прошлом, а теперь бросает вызов своим безумным взглядом.
– Ты не можешь быть по-настоящему настолько жалкой, – обвинительным тоном бросаю я ей.
– А ты со всем своим высокомерием не можешь знать, какая я на самом деле, так что иди ты в задницу.
– Ты права, – поддаюсь я, – я не знаю, каково пережить все то, что пережила ты. Я не знаю, каково это – быть тобой, Вайолет, но, прошу тебя… дай помочь тебе.
– Ох, и ты туда же, – грубо отзывается Вайолет и попадает в самую точку.
Я здесь ради Деза, но этой девушке нужна помощь. Я не могу делать вид, что ничего не происходит.
Схватив свою сумку, я принимаюсь в ней рыться. Наконец я нахожу там визитку доктора Джексон и протягиваю ее Вайолет.
Заметив, что Вайолет игнорирует мой жест, я кладу визитку перед ней на стол.
– Это очень хороший доктор. Уверена, что она сможет тебе помочь.
– Пошла ты, Анаис! – скрестив руки на груди, Вайолет злобно цедит сквозь зубы. И тогда я сдаюсь. Я кладу десятидолларовую купюру возле визитки и в последний раз гляжу в глаза своей собеседнице.
– Это за твой кофе.
После я встаю и поворачиваюсь к ней спиной, проклиная себя за проявленную жалость. Вайолет коварна, и мне уже совершенно плевать, стала ли она такой, какая есть, из-за пережитого кошмара или нет.
Я просто хочу, чтобы она держалась подальше от Деза.
Чтобы держалась подальше от нас.
Почти бегом я выхожу из кофейни и не замедляю свой шаг, даже отойдя на приличное расстояние.
Всего этого расстояния между мною и Вайолет явно недостаточно. Их судьбы с Дезом пересеклись не в детстве, разве только на короткий миг. Это случилось именно сейчас, по прошествии лет – когда вся эта история уже практически осталась в прошлом, – и это не может быть простой случайностью.
Я тяжело дышу и испытываю сумасшедшее желание увидеть Дезмонда.
Недолго думая, я направляюсь к футбольному стадиону. Когда я прохожу через железные ворота, которые ведут на территорию спортивного комплекса, то слышу шум и гам ребят, суровые окрики тренера и звуки с поля.
Тренировка в полном разгаре.
Я усаживаюсь на трибуне. По соседству сидят еще несколько человек, обычные зрители, которые не редкость на тренировках «Брюинс», так что мне будет не сложно затеряться среди них.
Меня гложет страх, что Дез меня увидит и подумает, что я пытаюсь его преследовать, и в этот миг я с глубоким беспокойством замечаю его на поле, среди других игроков.
Он в своей вселенной. Футбол возвращает его к жизни, и мне хотелось бы так же влиять на Деза, как эта игра.
Кто-то из его партнеров с мячом в руках несется по кромке поля, а затем пасует на Дезмонда, который с легкостью ловит мяч и устремляется к зачетной зоне, проходя ярд за ярдом, будто бы это проще простого. Дез заносит тачдаун, и его команда ликует, хотя это всего лишь и тренировка.
Я воображаю, как Дез, чье лицо сейчас скрыто защитной маской, смеется, и тут же чувствую, как мое сердце начинает учащенно биться.
На самом деле я не знаю, улыбается ли он сейчас. Правда ли футбол унес его подальше от его же демонов или нет. Однако я надеюсь на это, потому что люблю Деза и готова на все, чтобы его спасти.
После окончания тренировки все ребята направляются в раздевалку. В команде царит расслабленная и дружеская атмосфера, и я наблюдаю, как игроки общаются друг с другом, однако Дез держится в стороне от остальных.
Кажется, ему не удалось скрыть свое настроение, и товарищи догадались, что у него что-то случилось.
Я не знаю, что делать. Мне хотелось бы подождать его у входа в раздевалку, но, возможно, это тот случай, когда нужно дать ему время и место, как он и просил. Так что я остаюсь сидеть на трибуне, закрыв глаза, чтобы успокоить свой взбудораженный рассудок, пока солнце слепит мне лицо.
Я не замечаю ничего вокруг, никакого шума, кроме тех звуков, что исходят от спортсменов на соседних площадках, но затем я чувствую их – две мягкие губы, которые прикасаются к моим, и четко различимый запах Деза заставляет меня замереть и насладиться поцелуем.
Даже с завязанными глазами я узнала бы его среди тысячи мужчин.
– Посиди так, – шепчет Дез, не отлипая от моих губ. Затем он ласкает языком мою верхнюю губу, и я чувствую его глубокий вдох. – Ты так хороша, Нектаринка.
– Я так сильно тебя люблю, – отвечаю, открывая глаза и ловя его взгляд. – Я скучала по тебе, – признаюсь я затем.
И я не только о тех часах, когда нас разделяло расстояние.
– Ты будешь скучать по мне еще много раз, – отвечает он, показывая тем самым, что понял настоящий смысл моих слов. Дез больше не пытается подслащивать горечь происходящего.
Для него это – сложный момент, и если я хочу остаться рядом с ним, то тоже должна отдавать себе в этом отчет.
Я обхватываю его щеки и заставляю посмотреть мне в глаза. На Дезе все еще спортивная форма, он потен, и с его лица еще не спала красная краска после физического напряжения.
– Я достаточна сильна, Дез. Не оставляй меня снаружи, – произношу я.
Он опускает голову. Когда я наклоняюсь, чтобы снова поймать его взгляд, то в Дезе происходит какая-то перемена. Он жадно впивается в мой рот, отчаянно, без всякой нежности, целуя меня.
Словно хочет, чтобы я ощутила его ярость.
Словно проверяет, смогу я остаться или нет.
Я позволяю ему это, разрешая поглощать меня, и, в свою очередь, поглощаю его, кусая за нижнюю губу и шепча, что люблю его и продолжу любить, может быть, даже еще сильнее, когда все это закончится.
– Идем домой? – тихо произносит он, отстраняясь от меня.
Его голос звучит еще слишком холодно, но, по крайней мере, Дез позволил приблизиться.
Это ведь что-то да значит, разве нет?