Салем
– Я скучаю по тебе, – говорю я милому личику на экране телефона, закрывая мамин магазин. Он не работал несколько месяцев, с тех пор, как мама сильно ослабела, но в нем до сих пор остаются вещи, которые нужно перевезти и убрать, прежде чем мы решим, что с ним делать. Разумнее всего его продать: Джорджия работает медсестрой и не собирается содержать антикварную лавочку, а я… ну, я не знаю, чем буду заниматься. Глупо, но меня коробит от идеи избавиться от него. Этот магазинчик – первое, что наша мама сделала для себя.
– Я тоже скучаю по тебе, мамочка, – улыбается Сэда. – Папа сказал, что у нас на ужин пицца!
– Ммм, звучит аппетитно. – Я отпираю машину и ставлю на заднее сиденье коробку со старыми свечами.
Сомневаюсь, что сохранился хоть какой-то аромат, но мне не хочется оставлять их в магазине. Глупо, я знаю. Я перестала изготавливать свечи, когда уехала из города, а при виде коробки у меня защемило в груди.
Я не готова возвращаться домой, поэтому перехожу на другую сторону улицы. Джорджия заехала за мамой и отвезла ее ужинать к себе домой. Меня тоже пригласили, но я отказалась, чтобы зайти в магазин. Спешить мне некуда, и я решаю, что прогулка по центру нашего городка пойдет мне на пользу.
– А что у тебя на ужин?
– Пока не знаю.
– Я бы хотела, чтобы ты поела с нами пиццу.
– Знаю, детка.
– Когда мне можно будет навестить бабушку?
Я поджимаю губы.
– Не знаю.
Может быть, я придумаю, как привезти маму к Сэде. Я не могу допустить, чтобы она приехала сюда и Тайер увидел ее прежде, чем я успела его предупредить.
Хотя… у Сэды светлые волосы, и вряд ли кто-то заподозрит, что Калеб не ее отец. По крайней мере, если смотреть на нее издалека. Но я-то знаю. Я подмечаю в ней черты Тайера каждый день. Изгиб губ, форма щек, выражение лица, которое появляется, когда она о чем-то думает.
Но чаще всего я вижу Тайера в ее глазах. Таких же карих, теплых и умных, как у него.
– Папа сказал, что пиццу привезли! – Она вскакивает и бежит с телефоном в руке. – Я люблю тебя, мамочка!
– Я тоже тебя люблю. – Она кладет трубку, экран темнеет.
Я иду по улице, рассматривая старые и новые магазины. Что-то заставляет меня войти в один из них, я открываю дверь и вдыхаю аромат лаванды и эвкалипта.
– Подождите, я сейчас подойду! – раздается радостный голос.
Я беру кусок домашнего мыла и нюхаю его.
Шорох ткани заставляет меня поднять глаза. Высокая женщина лет тридцати-сорока огибает стол и подходит ко мне. На ее голове шапка темных кудряшек, а одета она в расклешенные джинсы и простую белую футболку. Ее запястья украшают браслеты и звенят, когда она двигается.
– Здравствуйте, – она оглядывает меня с ног до головы. – Я вас здесь раньше не видела.
Люблю маленькие городки: если люди тебя не узнают, они сразу тебе об этом сообщают.
– Я жила здесь подростком. А сейчас вернулась присматривать за мамой. Она владеет антикварным магазинчиком «Бурное прошлое».
– О. – Ее улыбка слегка тускнеет. – Элисон такая милая. Жаль, что у нее рак.
– Да. – Я опускаю голову и беру стеклянную банку с солью для ванн с лавандой. – У вас прелестный магазинчик.
– О, спасибо! – Встрепенувшись, она снова радостно сияет. – Это была моя мечта – иметь собственный магазин.
– Что бы вы посоветовали купить? – Я указываю на витрину со всевозможными средствами для ванны.
– Если любите пенные ванны, то вот это и это. – Она берет в руки два предмета и протягивает их мне. Один из них – соль, но с ароматом апельсина. Другой – какой-то непонятный брусок. – Это – шампунь. – Она указывает на кусок мыла странной формы. – Знаю, выглядит странно, но с вашими волосами оно сотворит чудеса.
Я смотрю на ее красивые пышные волосы, и у меня нет повода ей не верить.
– Хорошо. Тогда возьму оба.
– Отлично! – Она улыбается и несет товар к кассе. – Осмотритесь еще, если хотите, не стесняйтесь. А то я так резко на вас напала.
– Ничего, все в порядке. – Я беру флакон с лосьоном с тем же апельсиновым запахом. – Я возьму еще это. – Я ставлю его возле кассы, кладу на прилавок свою карточку и жду, пока она заворачивает все в коричневую бумагу и кладет в пакет. После оплаты она добавляет в пакет чек.
– Надеюсь, вы сюда еще заглянете. Кстати, я Джен.
– Приятно познакомиться. – Я беру у нее пакет. – Я Салем.
– Ух ты, какое необычное имя! Уникальное. Мне нравится.
– Спасибо. Я к вам еще точно зайду.
Я выхожу на улицу и, немного прогулявшись, отправляюсь в местную итальянскую закусочную. Городок настолько маленький, что такого понятия, как ожидание свободного столика, здесь попросту не существует.
Хозяйка усаживает меня в уголок за маленький столик на двоих, на котором горит свеча. Она кладет на стол меню, и я бормочу:
– Спасибо.
Ходить в кафе в одиночку я приучила себя после развода. У меня всегда были мама, сестра, Лорен, Калеб и даже Тайер, с которыми я могла делать что-то вместе, и я знала, что крайне важно привыкнуть выходить в свет самостоятельно. И я стала выводить саму себя в кафе, в кино, то есть в такие места, куда я всегда стеснялась ходить одна. Я втянулась, и мне стали нравиться эти часы наедине с собой.
Я делаю заказ, и вскоре официантка возвращается с бокалом вина, хлебом и маслом, в которое его макать. От аромата хлеба у меня урчит в животе. Я отрываю кусок, макаю его в масло и откусываю.
– Здесь не занято?
Я давлюсь хлебом и кашляю. Тайер смотрит на меня с беспокойством: наверняка боится, что я задохнусь у него на глазах.
– Что ты здесь делаешь? – Я тянусь за стаканом с водой. Пара глотков – и мне уже легче.
Тайер смотрит на меня сверху вниз, его рука лежит на стуле напротив меня. Он все еще ждет ответа – «да» или «нет». Таков уж Тайер. Он не станет на меня давить или делать что-то, что мне не по душе. Если я скажу «нет», он уйдет или пересядет за другой столик и сделает это так, что я не почувствую себя виноватой.
Его губы слегка подергиваются, и я смотрю на них, угадывая улыбку.
– В ресторанах обычно едят.
– Я имела в виду возле моего столика. – Я держу стакан с водой и вижу, что мои пальцы дрожат. Прошло так много времени с тех пор, как я его видела, а он и сейчас способен привести меня в такое состояние, когда внутри все сжимается. Как же меня это раздражает! Я прячу руки под стол и переплетаю пальцы.
Он пожимает плечами, все еще держась за стул, как за спасательный круг. На его мизинце кольцо. Он никогда его раньше не носил, и мне безумно любопытно, почему он носит его сейчас.
– Я увидел тебя и подумал, что мы могли бы поужинать вместе.
– Мы уже ужинали вместе.
– С твоей мамой, – подчеркивает он и выпрямляется. – Все в порядке. Я возьму еду навынос.
Он отворачивается, чтобы уйти. Я опускаю голову, смотрю на красно-белую клетчатую скатерть и чувствую себя самой настоящей стервой.
– Тайер. – Я вздыхаю и опускаю плечи. Он замирает и поворачивается вполоборота. – Садись.
– Ты уверена?
Я киваю.
– Пожалуйста.
Он отодвигает стул и садится. Простая серая футболка непростительно красиво обтягивает его грудь во всех нужных местах. Ситуация гораздо более неловкая, чем в тот вечер у меня дома. Тогда мама служила буфером, а теперь здесь только мы.
– О, я не знала, что к вам кто-то присоединится. Что вам принести, Тайер?
Безусловно, официантка его знает – так всегда в маленьких городках. Это я отсутствовала так долго, что люди перестали меня узнавать.
– Как обычно, – непринужденно отвечает он, не сводя с меня глаз. – О чем ты думаешь?
– Ты сюда часто заходишь.
– Здесь вкусная еда. – Он наклоняется вперед и понижает голос. – Кроме того, я уже говорил тебе, что почти никогда не ем дома.
Я делаю глубокий вдох и выдох, моя грудь дрожит. Ненавижу, что он заставляет меня так нервничать.
Я уже взрослая. Взрослая женщина. Тайер Холмс не имеет права оказывать на меня такое влияние.
Прочистив горло, я беру бокал с вином и делаю глоток.
– Как жизнь?
Он усмехается:
– Сложный вопрос.
– Что это значит?
– Прошло шесть лет, Салем, – напоминает он, словно я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я видела его в последний раз. – За это время много чего произошло. Хорошего. Плохого. Бывали и счастливые дни, бывали и грустные. Вот почему вопрос сложный. Даже не знаю, с чего начать.
– Ты трезв – а это уже кое-что, – произношу я и вздрагиваю.
– Мне жаль, что тебе пришлось увидеть меня в таком состоянии, – прокашлявшись, произносит он.
– Я не хочу, чтобы ты постоянно извинялся за прошлое. – Я отворачиваюсь от него и наблюдаю за пожилой парой за столиком неподалеку от нас. – Не могу представить, в каком состоянии была бы я, если бы это был мой… Если бы я потеряла ребенка, – поправляюсь я.
– Я ходил на терапию. И до сих пор хожу. Раз в месяц. – Он наклоняет голову, заставляя меня посмотреть на него. Я сдаюсь и встречаю взгляд карих глаз, в который влюбилась до смерти, будучи совсем юной. – Это ты меня вдохновила.
– Я?! – Я едва не давлюсь от удивления. – Как?
– Ты сказала, что ходила на терапию для… Ну, ты знаешь, – хрипло произносит он, и я ценю то, что он не произносит этого вслух. – Я знал, что если ты сумела пережить свою травму и обратиться за помощью к терапевту, то и я смогу. Брат мне тоже помог. Он переехал ко мне и больше года жил со мной.
– Правда? – Я в шоке. Да, это я позвонила Лейту, но я не ожидала, что он на такое пойдет.
– Он… я думаю, он испугался, глядя на то, во что я превращаюсь, и не оставлял меня одного до тех пор, пока не убедился, что я иду на поправку. Он сказал, что это ты ему позвонила.
– Ты не позволил мне тебе помочь, а кто-то должен был это сделать.
– Знаю. – Он наклоняется через стол. – Мне невыносима мысль, что я тебя оттолкнул. Что причинил тебе такую боль.
– Тогда почему ты это сделал? – выпаливаю я вопрос, не выходивший у меня из головы на протяжении многих лет. Ведь это было так не похоже на Тайера.
Официантка приносит поднос с нашими блюдами и стаканом воды для Тайера.
– Что-нибудь еще нужно?
– Нет, спасибо, – говорю я и перевожу взгляд на Тайера. – Так что? – спрашиваю я, накручивая на вилку лингуине.
– Я был сломлен, я скорбел по своему ребенку. Я понятия не имел, сколько я пробуду в таком состоянии, а ты была прекрасной и заботливой, и я не хотел утягивать тебя на дно. – Он потирает заросший щетиной подбородок, в его глазах мелькают воспоминания минувших дней. – Я думал, что поступаю правильно, Салем. Это сейчас я понимаю, что это было абсолютно неправильно, но тебе было девятнадцать, и я хотел тебя освободить. Я знаю, что ты бы ждала столько, сколько бы времени мне ни потребовалось, а я просто… не хотел, чтобы ты это делала. Ты заслуживала чего-то большего.
– У тебя не было права решать это самостоятельно, – произношу я спокойным тоном, но в глазах стоят слезы.
– Знаю. – В его глазах тоже блестят слезы.
– Ты разбил мне сердце.
– Знаю. – Он закрывает глаза.
– Ты заставил меня тебя ненавидеть.
Его кадык судорожно вздрагивает.
– Знаю. – Опять это слово, одно-единственное.
Остаток ужина проходит в тишине.