Я понял, что я постарел, когда дети на практике в школе перестали вызывать у меня отвращение. Когда я полюбил их, когда стал называть своими и когда их жалел. Я видел старание ребенка и за это старание завышал ему оценки. Хотя раньше я был сущим адом: твои проблемы – два. Я стал применять индивидуальный подход, разрабатывал интересные уроки, общался с детьми… Я понял, что мне пришел конец. Вскоре я захотел своего ребенка. Я захотел покоя, семью, любимую, единственную женщину. Я приговорил к смерти Казанову в душе. Убил молодость.
Все, кто знал меня, конечно же, над этим смеялись. Они привыкли к Роберту, тому самому Роберту, который считался бабником, который, по их мнению, менял девчонок как перчатки. Они все спрашивали меня о личной жизни не так:
– А у тебя как на личном фронте?
И даже не так:
– Ну что, нашел себе девушку?
Они интересовались, думая, что у меня нет, и никогда не может быть с этим проблем:
– Ну, как твои девушки?
Не знаю, каким обаянием или шармом я обладал, но, видимо у меня была какая-то красота – внутренняя или внешняя, что им и в голову не могло придти, что я один, что тоже могу страдать и находиться в поиске.
Может быть, они считали, что у меня нет сердца?
Или, может быть, им казалось, что я поверхностный?
Или они просто не верили в существование любви? В то, что я могу любить, конечно. Потому что иногда они говорили мне с некоторым удовольствием:
– Роберт, ты никогда не женишься!
Или:
– Чтобы Роберт женился?! Не смешите меня!
Мне говорили, что я достаточно умен, чтобы сделать такую ошибку в жизни – вступить в брак.
Мне пророчили вечные тусовки и много детей – внебрачных детей.
Одна даже карьеру мне пророчила (самому первому среди двоечников и хулиганов своего института), но все вышло иначе.
Наверное, я глуп. Я влюбился.