Так иди, иди за морозной своей звездой
Сквозь машинный храп, сквозь подлую дрожь коленей,
По дороге, знакомой до запятой,
Да привычной ямы не перекрестке, до nota bene,
Посиневших от холода на полях
Текста, вызубренного до рвоты.
Иди, иди, не задерживайся. Этот шлях
Не тобою вытоптан. Никого ты
Не удивишь, не разжалобишь. На хрена
Тебе эта жалость? Поделом вору и мука.
Ты же всегда берешь чужое, какова б ни была цена,
Так что вслед тебе все равно понесется – сука!
Вот и иди по своей Владимирке, позванивай в кандалы,
Приплясывай, как на углях, на снегах и льдинах,
В час, когда капли толпы, ни добры, ни злы,
Выливаются из театров и магазинов,
В час «Прощанья славянки» в переходе метро, жулья,
Поглощенного выручкой, в час, когда пахнет жженым
Сахаром и корицей в кофейнях, когда мужья
С глазами побитой собаки возвращаются к женам,
А бомжи перед сном перетряхивают тряпье,
И город сочится рекламой, как лицо позорной
Девки – дешевой косметикой, – в сущности, как твое:
Вы – двойники. И когда багровые зерна
Габаритных огней ссыпаются в закрома
Дворов, – не говори, что холод
Дошел до сердца. Впаяна в лед корма
Васильевского. Ты не была верна
Никому из своих любимых. Не гнется повод
У коня на мосту, и является во плоти
Снег в фонарном луче – с блуждающею усмешкой.
Бог дает тебе голос, но всегда говорит – плати! —
Вот и я говорю – не жалуйся и не мешкай,
Не просись малодушно в тепло, на постой,
Не хоронись за углом, за деревом, за колонной:
Все равно о тебе никто не заплачет – иди за своей звездой,
За бесстыжей, голодной звездой каленой.