Несколько дней я не встречался с ребятами. Не виделся ни с Даниелем, ни с Софией… Ни с Эленой.
Элена.
Сколько возможностей у меня было, чтобы дотронуться до ее руки, пока мы пекли несметное количество печенья? Возможно, прикосновение было бы таким же нежным, как и витавший между нами запах. Возможно, ладошка, до которой я бы дотронулся, была шероховатой, сильной, натруженной скалолазанием.
Возможно, она бы не убрала руку. Возможно, я бы протянул веревку на другую сторону реки; уверенный шаг, устойчивый. Своего рода способ перебраться на другую сторону.
Возможно.
Я попытался не слишком думать обо всех этих «возможно». Проблема была в том, что мои мысли об Элене приводили к этим размышлениям, и, получается, я думал о ней гораздо больше, чем казалось.
Эта то появляющаяся, то исчезающая улыбка, ее пальцы, смахивающие со лба локон, ее голос, сообщающий, что на такой высоте она чувствует себя в безопасности…
Сложно.
Мы встретились через неделю, когда Ева, София и она появились в «У Райли» во время моей смены. Я так обрадовался, когда увидел ее в дверях, что даже удивился, как это Ева не придала этому значения и никак не прокомментировала мою идиотскую улыбку.
Они сказали: «Мы хотим спокойно посидеть». Сели у барной стойки и попросили по бокалу. Я не был особо занят, поэтому мог проводить с ними время между заказами.
Чуть позже, незадолго до закрытия, Ева и София ушли на танцпол. Мы с напарниками начали собирать посуду и прибираться, готовясь к закрытию, а Элена ожидала, сидя за барной стойкой. Она наблюдала за девушками до последней секунды, пока один из официантов не выключил им музыку. Я себя спрашивал, заметила ли она, как между этими двумя распускались цветы каждый раз, когда они смотрели друг на друга, дышали рядом друг с другом или едва касались друг друга. Уверен, что заметила.
Я спускался с верхнего этажа с пустой коробкой и вдруг заметил, что поскользнулся, и, не успев среагировать, оказался на полу.
Падение было мягким, похожим на скольжение, почти бесшумным, и, слава богу, коробка, которую я нес, не вылетела из рук.
Когда поднял голову, то немного успокоился, потому что, казалось, никто ничего не заметил. Однако сидящая в другом конце зала за барной стойкой Элена наблюдала за мной.
Наши взгляды пересеклись.
Я подошел к ней.
– Каждую ночь кто-нибудь да падает на лестнице «У Райли», – прошептала она, хотя мы были одни.
– Не за что, – ответил я.
– Что?
– Я это сделал ради тебя. Ну, из-за того, что ты рассказала той ночью… Чтобы ты сама убедилась, что все мы спотыкаемся.
Она расплылась в улыбке:
– Ну да.
– Это правда, – настоял я.
– Это очень мило.
Мы снова обменялись взглядами и улыбками.
Ночь была хорошая, спокойная.
Наша с Евой квартира находилась недалеко от дома Элены и Софии, поэтому мы их проводили, не надеясь, что они захотят продолжить веселье, – им и правда хотелось спокойно провести время.
Мы попрощались и не спеша вернулись домой.
С той самой ночи, когда Элена рассказала нам, почему залезла на тот фасад, в голове крутилось нечто, что не давало мне покоя.
– Слушай, Ева. Ты знаешь, как погиб Габриель?
Ева повернулась ко мне, на ее лице читалось удивление. Она на ходу убрала руки в карманы косухи.
– Нет. – Пауза. – Хочешь, чтобы я выяснила?
Я знал, что Ева могла это сделать. Если она не найдет информацию в интернете, то у кого-нибудь спросит. Спросит у Софии или напрямую у Элены, спросит так, что та и не поймет, что у нее что-то хотят выведать.
Я засомневался, но только на пару секунд.
– Нет. Забудь.
Ева задумчиво кивнула. Может, она пыталась представить, о чем я думал, о чем беспокоился. И решила оставить меня в покое.
В тот день я не пропустил ни одного занятия.
Впервые за долгое время, посмотрев вокруг себя, я заметил, что Даниель выглядел гораздо свежее Евы или меня. В особенности меня.
Я спросил, собираются ли они вскоре увидеться с Эленой или Софией. Ева покачала головой, надула губы и пробормотала: «Много письменной домашки».
Когда занятия закончились, я понял, что мне тоже было бы неплохо посвятить чуть больше времени заданиям, которые я еще даже не начинал делать. Потом, после долгого вечера, когда уже темнело, я вышел из дома.
Я вспомнил, как Элена упомянула, что работала рядом с «У Райли», в небольшой чайной, но мне пришлось намотать несколько кругов, прежде чем я нашел «Чайный дворец», находившийся между сверкающим магазином бытовой техники и обувным с заваленной витриной. Я увидел сквозь стекло, как она, стоя за прилавком, обслуживала клиента, ходила между полками, брала коробочки и ставила их обратно, что-то говорила и ругалась всякий раз, когда из-за ее неуклюжести какая-нибудь коробочка выскальзывала из рук.
Я оставался на улице и ждал, пока она не осталась одна, чтобы не прерывать рабочий процесс, и зашел ровно тогда, когда она почти скрылась за небольшой дверью в другом конце зала. Вероятно, она услышала, как кто-то зашел, но не видела, что это был я, потому как выкрикнула, что вернется через секунду.
Спустя мгновение она появилась, вытирая руки о синий фартук, ее лицо осветила смущенная улыбка, когда она узнала меня.
– Нико, – удивленно поприветствовала она меня.
Я начал себя спрашивать, а не безумием ли это было.
– Привет, Элена.
Я не мог устоять на месте, начал прохаживаться по небольшому магазинчику подобно ей, когда она была с клиентом. Я ждал, что она спросит, что я здесь делаю, но кажется, она была растеряна не меньше моего, а это уже говорило о многом. Я остановился посреди магазина, по другую сторону от низкой полочки, заставленной металлическими коробочками пастельных тонов.
– Ты пришел за чаем? – помогла она мне наконец.
– Да.
– Хорошо.
Мы снова замолчали, глядя друг на друга, и казалось, что вот-вот рассмеемся.
– Какой хочешь?
– Дай мне какой-нибудь, который нравится тебе.
Элена издала короткий тихий смешок и, вытирая руки о фартук, опустила голову. Я слегка напрягся.
– Я не люблю чай, – еле слышно ответила она. – По правде говоря, я его терпеть не могу.
Я тоже нервно засмеялся.
– Скажи, какой тебе нравится. И я скажу, что у нас есть, – подбодрила она меня.
Я засомневался.
– Я тоже его не люблю.
После нескольких молчаливых секунд что-то разорвало тишину. Легкий смех, взмах ресницами, ее руки, смахивающие завиток с лица.
Должно быть, я жутко покраснел, но мне, кажется, было все равно. В тот момент имело значение только то, что она тоже застеснялась и что ее руки нервно теребили фартук. Она кашлянула.
– А мороженое? – спросила она.
– Что, прости?
– Ты любишь мороженое?
Я казался себе неуклюжим и вялым, гораздо более медлительным, чем того требовала игра, но не в своей тарелке я себя не чувствовал.
– Конечно.
– Здесь неподалеку есть кафе, в котором продают мороженое. Очень вкусное.
– Звучит отлично. – Я не сдержал улыбку.
Элена вздохнула. Засунула руки в карманы фартука.
– Я закрываюсь через пятнадцать минут. Если подождешь, покажу, где оно находится.
Я бы мог дать ответ еще до того, как она закончила говорить.
– Хорошо.
– Да? Хорошо.
– Отлично, – улыбнулся я.
– Отлично, – улыбнулась она.
Мы снова засмеялись.
Я вышел из магазина весь на нервах и, что странно, готовый в любой момент расхохотаться, словно на иголках, не зная, куда себя деть. В итоге так и остался стоять у двери.
Когда я чуть-чуть повернулся, совсем чуть-чуть, то увидел со спины Элену, она вернулась за прилавок, приподняла голову и провела руками по волосам и лицу.
Мне нужно было прекратить смеяться до того, как она выйдет, хотя сомневался, смогу ли сдержаться, если на нее тоже найдет нервный смех.
Когда она вышла и закрыла магазин, я увидел, что у нее с собой был велосипед – легкий, ярко-оранжевого цвета, он совершенно не подходил ей по стилю. На ней были рваные на коленях зауженные джинсы и серый свитер, сверху было небрежно наброшено пальто, которое слегка сползало с плеч. На ногах у нее были все те же кроссовки, в которых я ее все время видел: дома, на выходе со скалодрома, в «У Райли»… словно она всегда была готова сбежать или забраться на какую-нибудь крышу.
– Идем? – позвала она, держа велосипед за руль.
Мы отправились в путь.
Кафе и правда располагалось недалеко. Мы поднялись чуть выше спокойных улиц с маленькими магазинчиками, пока не дошли до укромного уголка между «У Райли» и Литературным кварталом. В барах уже становилось шумно. В начале улицы, располагавшейся перпендикулярно, собрались люди, которые допивали последний бокал перед ужином… или же это был их первый за ночь, начавшуюся раньше обычного.
Элена оставила свой велосипед у дерева, в переулке неподалеку, где, казалось, было не так суматошно, и прицепила его на замок.
Атмосфера в кафе была совсем другая. На пару секунд оживленная мелодия смешалась с доносившимися с улицы голосами. Однако, когда за нашими спинами под аккомпанемент колокольчика закрылась дверь, стало слышно только звучавшую внутри легкую мелодию, похожую на те, что играли на каруселях.
Было несложно догадаться, клиенты какого возраста приходили сюда: здесь были пожилые люди, наслаждавшиеся шоколадом с чуррос[7], бабушки и дедушки с внуками и молодые парочки, которые сидели рядом друг с другом, чтобы быть ближе.
Элена взяла с прилавка меню и села за стол, стоявший в глубине, рядом с витриной. Я последовал за ней и споткнулся. Я поднял голову и увидел, что она закусила губу. Элена пыталась, почти безуспешно, не рассмеяться.
– А у тебя случайно нет Хантингтона?
Я застыл, в горле у меня пересохло.
– Что, прости? – спросил я, подумав, что не расслышал.
Она слегка рассмеялась и наклонила голову, как бы извиняясь. Жестом пригласила сесть рядом с ней.
Она встала, чтобы сделать заказ. Казалось, в этом месте ей было комфортно, хотя столы были маленькие и шатались, а стулья стояли слишком близко друг к другу. Она вернулась с двумя средними порциями мороженого и села напротив.
– Итак, ты случайно оказался в этом районе и поэтому зашел в «Чайный дворец»?
Казалось, она меня провоцировала, но было сложно сказать наверняка с этой ее деликатной улыбкой, которая виднелась ярче в левом уголке губ, со слегка приподнятыми элегантными бровями и любопытными глазами, наблюдавшими за движениями ее собственных рук, когда она брала ложку мороженого.
– По правде говоря, мне хотелось тебя увидеть. – Я решил начать игру по-честному.
И пронаблюдал за ее реакцией.
Если она и провоцировала меня до этого, то решила сменить тактику. Опустила взгляд и посмотрела на мое мороженое.
– Извини, я не хотела показаться токсичной, поэтому ничего не сказала раньше, но сейчас не могу молчать: как тебе может нравиться эта гадость?
Я захлопал ресницами.
– Ты не знаешь, что теряешь. Мятно-шоколадное мороженое восхитительно.
– Можешь говорить что угодно, – отозвалась она. – В конце концов, это ты ешь ложкой зубную пасту.
Я засмеялся:
– Попробуй.
– А сколько ты мне заплатишь? – пошутила она.
– Я серьезно. Попробуй.
Элена поерзала на стуле и покачала головой, хотя мы оба знали, что она согласится. Не думаю, что она смогла бы устоять. Не думаю, что стала бы пытаться. У нее было это врожденное любопытство, это желание знать.
Она стащила у меня немного мороженого, и по тому, как она его пробовала, я понял, что она действительно пытается понять, что же мне в нем так нравилось. Но не получилось.
Элена скривилась, протянула мне свое мороженое и сказала, чтобы я попробовал что-то по-настоящему вкусное.
Вечер пролетел быстро. Мы говорили. Мы говорили так много, что, казалось, время повернулось вспять: скалодром, трассы, по которым мы лазали, ее работа в чайном магазине и моя мечта об «Офелии».
– Мечтать о чем-то замечательно, – сказала она мне. – А еще лучше, когда ты что-то делаешь, чтобы эта мечта сбылась.
– А у тебя какая мечта?
Элена открыла было рот, но тут же его закрыла. Покачала головой.
– Прямо сейчас… это мороженое, – ответила она спустя некоторое время. – А потом, возможно, чтобы поскорее наступили выходные.
– Это не мечты, – попытался я спровоцировать ее.
– Почему это?
– Потому что это вещи, которые произойдут независимо от того, что будешь делать ты сама. Сейчас ты ешь мороженое. Выходные наступят.
Я видел, как она засомневалась. Что-то зажглось в ее золотистых глазах, и она покрепче сжала бумажный стаканчик в руке.
– Мне слишком нравится какао с фундуком, поэтому я не буду тебе доказывать, что ты ошибаешься, но знай, что ты не прав. Могут произойти тысячи вещей, которые помешают мне доесть это мороженое. Выходные могут и не наступить.
Ей не нужно было углубляться в тему. Были тысячи вещей; тысячи возможных сценариев, и все с плохим концом.
– Немного пессимистично так думать, тебе не кажется?
Она пожала плечами:
– Я так не думаю. Я научилась находить счастье в повседневной жизни.
– А раньше? Ты училась на журналистике, да? Тебе не жаль, что пришлось отчислиться?
Элена посмотрела на меня через стекло:
– Меня никто не вынуждал.
– Я думал, что после того, как ты залезла…
Она покачала головой:
– Мне сделали выговор, но я могла и дальше учиться. Мои родители не знают. Они думают, я не могу вернуться, но я ушла сама.
– Почему?
– Не самое подходящее было время, – беззаботно ответила она, доедая мороженое.
Мы продолжили разговор; говорили обо всяких мелочах, но это было неважно, потому что каждая тема была интересной, каждая фраза, каждая мысль, каждая история отливала золотом. Открытием, шагом, который нас сближал.
Мы немного смутились, когда к нам подошел официант предупредить, что они собираются закрываться. Мы сразу же встали и вернулись на улицу, туда, где Элена оставила велосипед.
Решили вернуться домой пешком.
Пару раз мы заблудились: пошли длинной дорогой и останавливались каждый раз, когда кто-то рассказывал что-то удивительное, что-то, что заставляло посмотреть друг другу в глаза, потребовать больше объяснений, больше подробностей.
Я проводил Элену до подъезда и предложил помочь с велосипедом, но она уверила, что проблем с лифтом не возникнет.
Потом, стоя напротив друг друга у подъезда, мы замолчали, слишком поздно, слишком не вовремя.
Я подумал, что, возможно, нужно было пригласить ее поужинать. Возможно, наступление вечера могло послужить прекрасным поводом, чтобы присесть куда-то и что-то заказать; замедлить время.
– Было весело, – сказала она, чтобы прервать молчание, которое не было неловким, а скорее… просто другим.
– Рад, что теперь уже не так сильно тебе не нравлюсь.
Элена закусила губу.
– Твое пристрастие к шоколадно-мятному мороженому – это, конечно, удар ниже пояса, но все остальное…
Мы оба засмеялись и снова умолкли.
Я сказал себе, что пришло время прощаться. Вот сейчас. Я подошел, и она чуть-чуть подняла руку; мы оба двигались так, что все закончилось тем, что я взял ее за руку, на автомате, спрашивая себя, этого ли она хотела, или я просто поторопился.
Наши пальцы переплелись, и мы так и остались стоять посреди улицы, схватившись за руки.
Взглядом мы нашли друг друга.
Слишком очевидно, слишком просто… настолько, что казалось опасным.
Кто-то из нас пошевельнулся. Кто-то развернул ладонь, и кончилось все тем, что мы пожали друг другу руки, подобно тому как заключают сделку, и начали смеяться, как тогда, в чайном магазине.
Я чувствовал себя полным дураком, но мне было все равно. Никогда еще это не доставляло мне столько удовольствия.
– Увидимся, – сказала она, пока мы пожимали руки.
Мне хотелось, чтобы наша «сделка» заключалась в этом.
– Увидимся, – ответил я.
Я отошел. На середине пути, на той же самой улице, до меня донесся звук двери ее подъезда, и я обернулся.
Элена все еще стояла там, все еще смотрела на меня.
Мы не стали вновь прощаться. Даже не улыбнулись, не рассмеялись, не сделали ничего; просто смотрели друг на друга, пока я уходил, пока она заходила в подъезд.
У Элены были красивые глаза, это было заметно даже на таком расстоянии, когда разглядеть ее черты не представлялось возможным.
Еве не нужно было задавать вопросов, когда мы увиделись дома. С тем же глупым выражением лица, которое у меня, наверное, было, когда я смотрел на Элену, я ей все рассказал, а она выслушала, улыбнулась и сказала, что я влюбился по уши. Так и было.
– Почему ты ее не поцеловал? – спросила она, когда я закончил свой рассказ. – Если ты заметил эту связь между вами, чего же ты тогда ждешь?
– А ты почему до сих пор не поцеловала Софию, если все так просто? – поддел я.
Ева запыхтела, скрестила руки на груди и заерзала на матрасе.
Мы еще немного поговорили про Элену, про Софию и про то, как просто, сложно, проблематично и рискованно было бы их поцеловать.