Глава 12. Каталка налево, каталка направо – так рождаются полководцы.

В штабе неразбериха. Адъютанты носились из кабинета в кабинет. Тревожные донесения с Западного фронта, что под Красноярском – летели одно за другим.

Потери были ужасающими. Фронт в районе Зеленогорска прорван. Заозёрский полк уничтожен полностью. Лишь возле маленького города под громким названием «Бородино» сибиряки сумели сдержать массированное наступление.

Кабанов подняли по тревоге. На той стороне происходило форменное безумие. Командир батальона сибиряков, майор Чуки наблюдал удивительную картину: кто-то атаковал укрепления красноярской дивизии с тыла. Целый час слышалась интенсивная перестрелка и рьяная ругань, вступивших в рукопашную бойцов. Кричали и по-русски и, как ни странно – на пекинском диалекте. Чуки отчасти знал этот язык. Он когда-то воевал в Маньчжурии и был свидетелем победоносного референдума в Стране Корея. Чуки лично допрашивал низкорослых секачей из Пекина, штудируя сложный язык по словарю с картинками.

Армия китайских кабанов, как горячий штык сквозь барсучий жир прошла по тувинской земле, захватив Кызыл и малые посёлки, и вышла точно в спину красноярским полкам. Силы были неравны, плюс – эффект неожиданности. Красноярские вепри сопротивлялись недолго, а затем бежали. И куда уносить ноги, если не к противнику, с которым говоришь и думаешь на одном языке?

Под Зеленоградом и Заозёрском командиры приказали открывать огонь по бегущим на пулемёты красноярцам. На анализ обстановки не было времени. Решения принимались мгновенно. Да и страх велик – кто поймёт краснояских кабанов, возможно, это хитрая тактика, и они нагло идут в атаку. Но майор Чуки был более предусмотрителен, поскольку ему подсказал молодой лейтенант – невероятно умный салага.

Сашка был командиром не опытным, но весьма смекалистым. Когда комбат открыл пасть, чтобы разразиться командой «огонь» – Сашка остановил майора Чуки. Молодой лейтенант спас больше трёх сотен бойцов – и выжившие вепри из Страны Красноярск, встали плечом к плечу с сибиряками.

Вместе с кабанами линию фронта пересекли полтора десятка медведей и два гибридных ирбиса-снайпера. Своих военных училищ в Красноярске не было (постоянно не хватало денег на содержания институтов). Медведи, служившие в красноярской армии, все до одиного были воспитанниками Тындинской учебки. Все гибридные топтыгины перешли на противоборствующую сторону лишь по одной причине – платили чуть больше. А ирбисы – это отдельная история.

Ростом они со среднего человека. Вес до ста килограммов. Скрытный, ловкий антропоморф, умеющий маскироваться, словно хамелеон. Ирбис ничем не уступал тигру в боевых качествах. Поддержка двух крупных кошек стоила роты опытных секачей. Великолепные бойцы!

***

Полдень. В блиндаже собрались трое: командир батальона – майор Чуки, ротный – капитан Сыч и взводный – лейтенант Сашка.

– Ваши предложения, товарищи! – открыл собрание офицеров комбат.

– Мы в окружении, – размышлял лейтенант. – День ожидается непростой. Надо продержаться до темноты, а ночью будем отступать на вторую линию обороны.

– Знать бы, сколько китайских с той стороны, – обсасывая ржаную корку, кумекал капитан Сыч. Очень хотелось набить желудок. Это нервы!

– Бивень даю на отсечение: там дивизия, не меньше. И автоматы у них особенные, – ответил Сашка. – Я поговорил с красноярскими ирбисами. Между прочим, толковые парни: не то, что наши тигры – вечно морду воротят. Так вот… они рассказали, что огромная армия наступает. Ох, и тяжело нам придётся.

– Ты нашёл общий язык с ирбисами? – удивился майор. – Ну, голова! Быть тебе генералом Сашка, как портки поменять! Может, даже маршалом станешь, если выживем сегодня.

В блиндаж без стука ворвался вепрь с сержантскими лычками на погонах.

– Товарищ майор, началось!

Капитан нехотя отложил краюху. Сашка схватил автомат. А комбат сказал:

– Ну что, началось… Желаю всем удачи, мужики. Глядите в оба, и ни шагу назад. Это, братцы – не москвичи. Желтобокие всех нас под нож пустят, – майор выдержал паузу и что было сил в могучей груди, заорал: – За Сибирь, мужики! В бой, мужики!

***

Китайские воевали совсем ни так, как раньше. Ну, во-первых – мины в огромном количестве сыпались совсем не по военной науке, точно попадая в окоп, а во-вторых – наблюдался в агрессоре невиданный напор и ненависть. Это были какие-то другие, злые гибриды: бездушные, беспощадные. Что движет ими, сибиряки не понимали. Красноярские рассказали, как китайские добивали раненых – и своих, и чужих, – и расстреливали тех, кто поднимал копыта вверх без разбору, словно им вовсе не нужны пленные.

Лейтенант Сашка лез в самое пекло. Он был везде. Его огромное тело металось из окопа в окоп, подбадривая бойцов. Взводный отладил доставку боеприпасов и медпомощь. Организовал мобильные пункты питания, чтобы кабаны не умирали на голодный желудок. С сухарём за щекой и смерть не страшна.

Боевые вепри верили молодому офицеру. Сашка отличался сообразительностью, потому что молодёжь всегда впереди стариков. У человечества свой путь, у породы антропоморфных свиней история заметно короче, но как двигаться вперёд поросячьему роду-племени, если дети не будут умнее свиноматок и небритых отцов?

– Ну Сашка!.. ну молодчага! – не уставал восторгаться салагой майор Чуки. – Классно ты придумал заманить китайских. Мы их как жёлуди пощёлкаем… раз-раз! Сколько мы уже завалили?.. поди, тысячу?

– У врага гигантские потери, – быстро соображал лейтенант. – Я насчитал десяток убитых офицеров. Мы целый полк перемололи. Потому что воевать надо с умом.

Враг был взбешён. Внеплановые потери заставили желтобоких стать осмотрительней. Отметив рубежи, где через минные поля бежали красноярцы, китайские устремись именно в те протоптанные места. Сашка понял, что нужно подпустить их ближе и даже разрешить ворваться в окоп, а затем с двух сторон взять в клещи и закидать толпы секачей ручными гранатами. Так батальон майора Чуки и сделал.

После отбитой атаки из кабаньих трупов сложили дополнительные укрепления. Некоторые китайские вепри были ещё живы. Они что-то кричали, а их бешеные сородичи в гневе снова бросались под пули. Бой длился до темноты. Батальон сражался грамотно и мог держать свой участок далее, но патроны заканчивались, и гранат почти не осталось. Туго стало с едой. Одна из мин разнесла склад с тушёнкой, хлебом, табаком и спиртом. К тому же грозило полное окружение. Если кольцо замкнётся – никому не спастись. Потому пришло время – отступать.

– Значится, бросаем наш окоп? – жевал последнюю краюху капитан Сыч.

Его ранило в плечо. Но он не жалился. Сибиряки умели терпеть. Эта сила хранится в душе; в человеческой частичке русской души, доставшейся гибридам волей разума Роберта Варакина.

– Предлагаю сделать так, – почесал щетинистый лоб Сашка. – Собираем последние запасы еды, отбираем самых голосистых певцов и отдаём им всё что есть в запасах: сухари, воду и примусы для подогрева жратвы.

– Записывай меня в хор! – поднял лапу капитан, думая о чёрном хлебушке. – Я громче всех умею орать.

– Да подожди ты… дослушай… Ты офицер, ты поведёшь отступающие группы, а я здесь останусь. Мне сейчас не до еды. Ведь я хочу генералом стать, – говорил откровенно Сашка. – Бойцов двадцать со мной останется, этого вполне достаточно. Мы затянем песню и будем голосить, пока все наши на безопасное расстояние не отойдут. Китайские ничего не поймут, решат, что мы готовимся к обороне. Понятно вам?

– Дай посмотрю твою лапу, – хрюкнул майор.

– Зачем? – удивился Сашка.

– Пальцы хочу пересчитать. Если у тебя четыре пальца, то ты кабан, ну а коли пять… то ты настоящий человек.

Лейтенант широко улыбнулся. Его клыки поднялись. Он растопырил толстые пальцы, похожие на петушиные колбаски из супермаркета «Пятачок».

– А если шесть, что тогда? – негромко рассмеялся Сашка.

Чуки увидел четыре пальца и удивился ещё больше.

– Какой же ты умный. Всё… обещаю!.. больше не буду звать тебя салагой. Буду ходатайствовать, чтобы тебя сразу до барона повысили, – расплылся в улыбке майор.

***

Неприязнь между вчерашними врагами исчезла без следа. Сибиряки помогали красноярским: бинтовали раны, делились патронами, подбадривали, как родных. Красноярские, в свою очередь, беспрекословно слушали приказы сибирских офицеров, сражаясь ничем не хуже солдат батальона майора Чуки. Теперь враг был общий: злой и варварский. Теперь они одно целое – один народ.

Мы ка-абаны-ы, мы ка-абаны-ы.

За спиной автоматы, на рыле клыки.

Мы ка-абаны-ы, мы ка-абаны-ы.

Мы соль и перец сибирской земли.

Песнь кабанов разрывала ночной воздух. Вепри голосили, время от времени обсасывая сухари. Жрать хотелось, больше чем спать, а песня вдохновляла быть смелыми. Сашка бил в барабан и орал громче всех. Пели уже больше часа. Но вдруг снова полетели мины. Началась новая атака, которую уже не сдержать.

– Готовь стимуляторы, парни, – приказал лейтенант.

Каждый из вепрей извлёк из подсумка тоненький шприц, заряженный дозой стимулятора. Резкий укол в бедро и кровь в жилах закипала, наполняя кабанов бодрящей силой.

Сашка выглянул из окопа. В свете разрыва мин заметил приближающегося врага. Сотни китайских на четвереньках подбирались к позициям сибиряков – остерегаясь «дружеского огня». Всего десяток минут, и они будут здесь. Значит, пора.

– За мной, бойцы! – скомандовал взводный и первым выпрыгнул из окопа.

Группа прикрытия проползла метров пятьдесят, затем кабаны встали в полный рост и понеслись прочь. Бежали дружно. И когда, казалось, что солдаты ушли из-под обстрела, одна из мин ударила совсем рядом с Сашкой.

Голова взводного закружилась. Почему-то представился склад с консервами, где лейтенант познакомился с майором Чуки. Майор мрачно смотрел в пустой стакан, где плавали три бараноских звезды на погон; губы комбата шептали прощальные слова. Сашка успел подумать, что пробил его последний час, – и разум провалился во мрак.

Выглядел Сашка паршиво, но рядовые кабаны не бросили своего лейтенанта. Взвалив раненого командира на плащ-палатку, солдаты вынесли Сашку из боя.

Взводному раздробило ногу. Белые кости торчали выше колена, разорвав окровавленные мышцы. Но Сашка был всё ещё жив.

***

Тыловой госпиталь напоминал адский котёл. Здесь пахло кровью, порохом и опорожнением антропоморфных бойцов.

В госпитале служили как гибриды, так и люди.

В прачечной нутрии отстирывали красные бинты, простыни и гимнастёрки солдат. Фельдшеры и младший медицинский персонал, состоял исключительно из енотов – существ невысоких, не обладающих невероятной выносливостью.

Уже не молодой енот в белом халате сделал Сашке укол. Но лейтенант не уснул, оставаясь в замутнённом сознании.

Его везли в огромный отстойник, где насчитывалось до тридцати койко-мест. Почти все кушетки там были заняты. Некоторых бойцов фельдшеры катили в операционную, большую часть вывозили в правые ворота, к уже остывшим хряками.

И вот пришла очередь лейтенанта.

Дребезжал электрический движок, помогающий енотам перемещать огромных кабанов. Вепри даже на тележке с моторчиком трудно подъёмная ноша для антропоморфного медбрата. Двое низкорослых парней в халатах катили кушетку к докторам в операционную.

Сашка не чувствовал себя героем – он лишь сражался за Родину, как бы громко это не звучало. А военврачи, которыми работали только люди, вообще не знали, что храбрый офицер заслужил, как минимум, медаль «мужика» и пожизненный доппаёк. Доктора просто делали своё дело: кого можно поставить на лапы – ставили, чтобы потом отправить на фронт; тех, кто негоден к строевой службе – усыпляли безжалостно.

Три доктора: капитан Светлана Хрипатая, майор Мумунов и старший лейтенант Сидоров – вот уже шесть часов не отходили от хирургического стола. Словно мясники они рубили конечности, вспарывали животы и зашивали раны. Через руки хирургов прошли до двух сотен вепрей, но лишь семерым вынесен вердикт «годен». Остальных грузили в холодный рефрижератор. Далее происходила жестокая селекция: часть тел забирали на сыворотку, других отправляли в крематорий, чтобы пепел сожжённых солдат развеять на кладбище, в соответствии с воинским ритуалом в сибирской армии. Там на кладбище будет играть громко музыка, будут громыхать слова любимой песни «Кабаны, кабаны…», и появится свежая запись в книге, погибших за свободу Сибири, – мол, жил, мол, был и сражался… и сожгли его по-настоящему, как героя.

Хирурги говорили редко, больше работали молча. Короткое обследование и делалось заключение.

Капитан Хрипатая осматривала Сашку выше пояса, старший лейтенант медицинской службы Сидоров ощупывал нижние лапы, а майор Мумунов вертел голову, заглядывая в мутные глаза лейтенанта, и, как всегда, задавал стандартный вопрос:

– Ну чего, куда этого?

– Негоден, – холодно ответил Сидоров.

Капитан Хрипатая мешкала, замечая нечто особенно в громадном хряке.

– Ну же… Светлана Андреевна… нет времени, – торопил майор.

Майора звали Герасим Мумунов. Именно майор Мумунов ставил печать на больничном листе. Он подобно божественному царю отправлял одних – кормить окопных вшей, других – в рефрижератор или крематорий.

– Годен, – неожиданно для коллег сказала Светлана Хрипатая.

– Вы шутите, Светочка? – разглядывая торчащие кости выше колена, удивился старший лейтенант.

– Проще избавиться. Он на всю жизнь калека, – не соглашался майор с вердиктом доктора Хрипатой. – Эй, санитары, увозите каталку…

– Стойте! – вскрикнула Светлана. – Я настаиваю, товарищ майор. Бойца ещё можно спасти. Под мою ответственность!

Хрипатая осмотрела рану в районе печени. Рана оказалась не глубокой. Кто-то из верных солдат, который вынес командира из-под миномётного обстрела, замазал дырку клеем – и потому гибридный лейтенант выжил. А его ноги? А что ноги?.. ноги – это кость, а кость, как известно, много хлеба не просит. Вылечим. Поднимем. И снова в бой – за Сибирь!

Но не только желание вернуть бойца в окопы, вызвало жалость у Светланы Андреевны. Капитан Хрипатая смотрела в глаза могучего кабана и видела в них что-то большее, чем заурядную свинью – она увидела в нём – человека!

У всех секачей цвет роговицы был серо-бурый, иногда грязно-жёлтый, а у этого парня глаза, словно берег на картинке с заморского пляжа. Взглянув в лазурно-голубую роговицу можно утонуть в глубине поразительной красоты и пожалеть громадное тело с жёсткой, колючей кожей, как коврик у дверей её пригородного дома под Якутском.

А Сашка всё слышал. Если бы молодой кабан хоть на мгновение расслабился, то непременно вердик прозвучал иначе. Но лейтенант боролся с погружением в темноту, потому что ждал встречи с людьми. Ещё поросёнком он много читал и задавался вопросом: ну почему же люди такие умные?

– Почему? – изумился майор Мумунов. – Почему вы упорствуете, Светлана? Эту свинью надо отправить на сыворотку. Не спорьте со мной, дайте согласие.

– Я сказала: нет! – настаивала капитан Хрипатая. – Будем лечить. Под мою ответственность…

Майор пожал плечами и согласился, а затем прикрикнул на енотов с жалостливым взглядом, ждущих команды человека:

– Чего сидим, бездельники! Везите бойца в левые ворота. Ему сегодня дважды повезло… Лейтенанта Сашку в первую хирургию. И готовьте свинью к операции.

– Через двадцать минут готовьте, – добавила Светлана Хрипатая, чувствуя, как толстые пальцы голубоглазого вепря коснулись её руки. – Занесите меня в список хирургов, я буду сама оперировать.

Загрузка...