Пространство будто раскалывается на части.
Я закрываю руками уши и зажмуриваюсь. Ужасно боюсь грома, но не бросаться же на шею Асадову, чтобы он меня защитил.
А хотелось бы…
Внезапно со стуком распахиваются створки, и в окно врывается ветер, пропитанный электрическими разрядами. Мы с Асадовым не сговариваясь бросаемся к окну.
– Вы всегда оставляете окна открытыми? – спрашивает Артем, и я оглядываюсь. На соседней опоре висит рабочая куртка нашего сантехника Йонаса.
– Наверное, Йонас забыл закрыть, – бормочу, пряча неловкость, – сегодня по плану профилактический осмотр.
Асадов морщится, но молчит. А я мысленно устраиваю Йонасу разнос за незапертое окно. Обязательно устрою, но потом. Пока поворачиваюсь к Артему, который с интересом осматривает водопроводные трубы.
– Ну что, господин Асадов, вы видите, что с коммуникациями у нас полный порядок, – говорю, выдержав достаточную паузу. – Вы проиграли. Так что теперь ваша брачная ночь это исключи…
Замираю на полуслове, потому что прямо на моих глазах куртка Йонаса вспыхивает и в один миг оказывается охвачена огнем. Я даже не успеваю понять, как это произошло.
Языки пламени облизывают стену и пол, добираются до потолка, и я смотрю на них не в силах пошевелиться.
Асадов матерится сквозь зубы, отталкивает меня в сторону и бросается к опоре.
– Огнетушитель, быстро! – кричит мне и выхватывает из моих рук разводной ключ.
Что он делает дальше, не вижу, потому что мчусь за огнетушителем. Мы столько раз проходили инструктаж по пожарной безопасности, поэтому действия мои достаточно отработанные.
Хоть руки и трясутся как у припадочной.
Бегу обратно. Асадов своим умопомрачительно дорогим пиджаком пытается сбить пламя с горящей куртки, которую он сбросил на пол. А отовсюду из труб хлещут струи воды.
– Давайте я, – кричит Асадов и выхватывает у меня огнетушитель.
Пластырь отлипает от мокрой кожи. Отдираю его и вытираю лоб и щеки локтем.
Узнает так узнает. Это такие мелочи по сравнению с тем, что здесь творится.
Смотрю на Артема, его лицо все в черных разводах как у кочегара. Перевожу взгляд на свои руки и понимаю, что у меня лицо не лучше.
Минуты кажутся часами, но огонь получается потушить довольно быстро. Взглядом, полным отчаяния, окидываю помещение. Часть стены и потолка в черной копоти, на полу плотный слой пены.
И мы с Артемом тоже в копоти и пене. Меня бы сейчас бабушка с детьми не узнали, не то, что он.
– Я перекрою воду, – хрипло говорит Асадов. – Где тут вентиль?
Слабо взмахиваю рукой, он идет по пене как по снегу.
– Артем, – зову жалобно, когда он возвращается, – что это было? Полтергейст? Или магия?
– Не говорите глупостей, – морщится он, наклоняется и осторожно разворачивает обгорелую куртку Йонаса. Невольно отмечаю, что качество нашей спецодежды на высоте. От нее еще что-то осталось.
Артем осматривает бывшие карманы и извлекает продолговатый цилиндр, такой же закопченный, как мы с ним.
– Ну вот, я примерно это и предполагал.
– Что это? – таращусь на цилиндр.
– Вейп. Механический мод. Видите, он без аккумулятора?
– Вижу. И что это значит?
– Сейчас посмотрим, – Артем достает из другого кармана кусок обугленной проволоки. – Что ж, все ясно.
– А мне не ясно. Объясните! Пожалуйста… – добавляю, спохватившись.
– Ваш как его, Йонас? Значит, ваш Йонас вейпер со стажем. Он предпочитает механические вейпы, они очень простые. Вот такая трубка и аккумулятор. Никакой электроники. Если случайно в кармане нажать кнопку, он может взорваться, поэтому вейперы батарейки носят отдельно.
– Так это вейп взорвался?
– Нет, ваш сотрудник добросовестно носил аккумулятор а другом кармане. Но видимо механически положил к нему проволоку, и произошло короткое замыкание. Наверное, когда ветром открыло окно. Поэтому куртка и загорелась.
– Это Йонас его не закрыл, – озаряет меня, – когда свой вейп курил.
– Скорее всего.
– Что же это получается, – от догадки холодею и покрываюсь испариной, – если бы мы не пришли, то не потушили бы пожар?
Артем смотрит на меня непонятным взглядом.
– Я ведь говорил, что везде, где работают люди, присутствует человеческий фактор. И его нельзя не учитывать.
Представляю сгоревший дотла отель, и сердце проваливается в бездну. Нет, конечно, сработала бы противопожарная система, приехали бы пожарные, но…
– Не бывает идеальных отелей, мисс Плохая. И идеальных сотрудников тоже не бывает.
Как я ни держусь, ничего поделать с собой не могу. Начинаю судорожно всхлипывать, сцепив перед собой руки. Слезы прокладывают по щекам влажные дорожки.
Мне ужасно стыдно. И ужасно жаль. И вообще…
– Ну что ты, не надо плакать, – неожиданно перед моим носом оказывается мокрая, в пенных разводах рубашка, совсем недавно бывшая белоснежной и отутюженной. Под тканью хорошо угадываются твердые мышцы.
На плечи ложатся крепкие руки Асадова, и это становится последней каплей. Я утыкаюсь в твердую грудь и беззвучно реву, вцепившись руками в воротник рубашки.
***
– Ну хватит, все уже прошло, – уговаривает Артем негромким хриплым голосом, – чего ты плачешь?
Я все еще жмурюсь и цепляюсь за его рубашку. Не решаюсь поднять голову. Не потому, что боюсь быть узнанной, а потому что не хочу, чтобы он видел мои зареванные глаза.
– Твоя рубашка, – хлюпаю я носом, – она вся в саже и пене. И костюм тоже…
– Ничего, – ухмыляется Артем, – у меня еще есть. И потом, разве в этом идеальном отеле нет идеальной прачечной? Я воспользуюсь ее услугами, и рубашка будет лучше, чем была.
– Никакой он не идеальный, – шепчу жалобно, – ничего у меня не получилось! Люди мне доверились, а я…
– Что ты?
– Не справилась! – реву уже в голос.
Его руки обвивают мое тело и крепко прижимают к мощному торсу. Подбородком Асадов придавливает мою макушку, и я оказываюсь в коконе из рук и тела Асадова.
– Тебе надо научиться принимать ошибки и их исправлять, – успокаивающе говорит Артем. – Это несложно на самом деле.
– Я так боюсь, – жалуюсь ему, всхлипывая, – боюсь натупить или ошибиться.
– Это юношеский перфекционизм. Когда мне было двадцать три, я спать не мог, боялся, что где-то недосмотрел или забыл.
– И как ты справился? – снова шепчу, и Артем меня слышит.
Потому что здесь слишком тихо, потому что мы слишком близко. Потому что он наклонился так низко, что его дыхание согревает мои щеку и шею.
– Не переживай, все пройдет. Ты просто совсем мелкая для такой должности. Тебе нужно время, нужно повзрослеть, набраться опыта. Нарастить шкурку.
– Я никогда не научусь…
– Научишься. Доживешь до моего возраста и научишься.
Это очень опасно. Вот так стоять в обнимку с Асадовым в полной тишине, когда сердце ухает в груди как гидропресс. Когда его запах будоражит даже смешавшись с запахом гари и пота. Когда его хриплый голос выбивает из-под ног почву.
Чувствую, что тону в этом коконе. Из последних сил пробую высвободиться, но получается освободить только руки. Асадов объятия не разжимает, наоборот, только усиливает хватку.
Теперь мне их некуда деть. И как я мысленно ни ругаю себя, мои руки сами тянутся и несмело обвивают его талию.
Все. Я пропала.
Опять попалась как рыба на крючок.
«Алена, очнись. Артем совсем не тот, каким ты его представляешь. Он холодный, расчетливый и эгоистичный. Он не просто богатый, а богатый до безумия. Вы как две планеты из разных галактик. Ты всего лишь обслуживающий персонал. А еще Артем женат. И если по какой-то причине он не желает, чтобы его брачная ночь прошла в этом отеле, ты тут точно ни при чем…»
Но уговаривать получается плохо, и я решаюсь. Я посмотрю ему в глаза. Думаю, мое лицо достаточно вытерлось о его мокрую рубашку, чтобы копоть помешала Артему меня узнать.
Поднимаю голову, одновременно раздается треск, и на всем этаже гаснет свет.
– Коротнуло, – хрипло говорит Артем, и я вздрагиваю. Как и он.
Интересно, о чем он? Об электричестве или?.. Я слишком сильно прижата к нему, чтобы не чувствовать, как его коротит. Точно как и меня.
– Значит, у тебя не от мужа фамилия? – спрашивает Асадов вполголоса. Сглатываю и мотаю головой.
– Я не была замужем.
– Тогда откуда ты? Ты ведь приезжая, я по акценту слышу. Землячка?
– Да, я из столицы… – киваю и шепчу еле слышно.
– А сюда как попала?
– Учиться приехала. По программе. Обмен студентами.
– Ясно, я так и думал. Вот откуда берутся такие кадры.
Руки Асадова начинают двигаться. Он гладит мои волосы и говорит все с той же убийственной хрипотцой:
– Ты умненькая талантливая девочка. Плохая девочка, – даже в темноте я чувствую, как он улыбается. – У тебя все получится, Лена.
И меня отпускает. Отпускает дикое напряжение, страх, отчаяние. В голове проясняется, и я чувствую безграничную признательность к этому мужчине.
– Учиться было легко, – шепчу, прижавшись щекой к его груди, – а здесь такое чувство, будто я на каждом шагу спотыкаюсь.
– Перфекционизм хорош в некоторых дозах. Тебе надо учиться перестраиваться.
– Как? – поднимаю голову.
– Делегировать полномочия, – он смотрит на меня, я в темноте знаю, что смотрит.
– Я не умею, – безнадежно качаю головой, – мне кажется, что никто не сделает лучше меня.
– Тебе надо сменить приоритеты. Работа не главное, – тон Асадова становится холоднее, – у тебя есть то, что намного важнее отеля. Вот те три зефирки.
Замираю. Он правда это сказал? Миланка тоже назвала себя и сестричек зефирками.
– Они бусинки, – шепчу потрясенно.
– Бусинки, – повторяет Артем и снова улыбается в темноте. Он с таким теплом говорит о моих девочках…
Или все-таки наших?
Так странно обсуждать своих детей с их отцом. Я никогда не думала, что это так волнительно. И приятно…
– Самое важное – близкие люди, – продолжает говорить Артем. – Я это понял, когда не стало отца. Уже пять лет прошло, а мне до сих пор его не хватает.
– Мне тоже, – говорю тихо, – мне тоже не хватает моего папы.
– Я не смог ему отказать, я пообещал отцу жениться на дочери нашего партнера, – выдает Асадов, и я едва сдерживаюсь от изумленного возгласа.
Снова такое чувство, будто я ступила на скользкую тропинку. Нельзя поддаваться чувству, будто передо мной обычный живой мужчина, а не полубог. С которым можно поговорить о родителях, детях. Которому можно пожаловаться, и который тоже способен довериться.
Это опасно. Я уже однажды так попалась. Нельзя позволять себе расслабляться.
Но как же легко с Артемом, когда он перестает быть миллиардером…
– Раз обещал, придется выполнять, – лепечу я, хоть меня никто не просит, и Асадов разжимает руки.
– Я обещал жениться, чтобы объединить бизнес. Так им легче управлять. Больше я ничего не обещал, – говорит он сухо, и я понимаю, что минута слабости прошла.
– Ты… вы… – начинаю мэкать, но он меня перебивает.
– Вы проиграли, мисс Плохая. Поэтому придется вам мне помогать. Мне нужен развод.
– Это не ко мне, господин Асадов, – бормочу взволнованно, – чем я могу помочь? Я не адвокат.
– Я буду за вами ухаживать, – отвечает он отрывисто, – а вы мне подыграете.
– Разве такое может быть? – вскидываю голову. С улицы в окна вливается свет, и я вижу нависающий надо мной силуэт.
– Почему нет? Я не могу влюбиться в красивую девушку?
– В меня? – вскрикиваю в ужасе.
Он молчит, потом протягивает руку и проводит большим пальцем по щеке, затем по губам.
– Если не будешь уродовать себе лицо идиотскими уколами, то вполне возможно. Только не по-настоящему. Влюбляться я разучился уже очень давно.
Мы снова замолкаем, на этот раз пауза опасно затягивается.
– Ладно, я пойду. Тебе пора начинать руководить, а мое присутствие здесь не самый желательный вариант, – Асадов одергивает руку и сует в карман. Забрасывает на плечо мокрый пиджак и направляется к выходу. У самой двери оборачивается. – И не забудь, мы договорились.
Он уходит, а я остаюсь хватать ртом воздух как рыба. Рыбка, пойманная на крючок, а затем выброшенная на берег чересчур переборчивым рыбаком.