А между тем от самого порта за такси тянулся «хвост» – бежевый седан, какие в здешнем парке занимали едва ли не пятую часть частного транспорта.
Самая дешевая модель с паро-поршневой установкой – технологией столетней давности, но здесь, в Гринланде, она получила второе дыхание благодаря изобретению, сумевшему запускать разложение топливно-воздушной смеси еще на моменте всасывания.
Несколько электронных блоков, магнитные активаторы, то да се – и вот уже ваш автомобиль кушает двести пятьдесят грамм органического топлива на сто километров.
В этом непримечательном автомобиле находились двое сотрудников полиции, которым было приказано встретить нового сотрудника, присланного из стратегического резерва.
Приказ о встрече отдал майор Понги, отвечавший за кадровый состав полицейского отделения. Ну и неформально еще за некоторые направления работы – штатных заместителей на все дела у начальника отделения не хватало.
Наставляя, майор Понги сказал:
– Поезжай и встреть этого кадра. Время прибытия его «лингхорна» найдешь в расписании.
– А зачем нам какой-то новичок? – спросил лейтенант Григор, щеголь и варвар.
– Нам он не потребен, Григор, но в Главном Кадровом Управлении имеется отметка, что штат у нас неукомплектован, – врубаешься, офицер?
– О да, сэр.
– Вот поэтому… – Понги почесал бок. – Вот поэтому вы поедете с этим твоим… Бошингом?
– Боршинг, сэр. Не коверкайте его имя – гоберли это обижает.
– Послушай, Григор, не учи меня, как ладить с кадрами, не то я впишу в твое личное дело такое, что ого-го… Хочешь этого?
– Такого никто бы не пожелал, сэр, – смиренно ответил Григор.
– Вот и поезжай, куда сказано, и сделай, что приказали. Все понятно, лейтенант?
– Да, сэр, – ответил тот, поднимаясь.
– Ну, раз воспитательная часть моей речи, как я понял, пошла на пользу, добавлю – проверьте этого приезжего, нам нужно знать, с кем мы имеем дело и куда его девать, если совсем тут не приживется.
– В каком смысле проверить, сэр? Давайте тогда письменный приказ на карте.
– Ты еще скажи акустикой тебя снабдить, – зло усмехнулся майор.
– А что? Снабдите акустикой, а то, если что, вы сухим из воды, а мы с несчастным гоберли пойдем в комиссию на вопросы отвечать. Давайте уж по-честному, господин майор.
– Ладно, успокойся, я не имел в виду сразу… Ну, ты понял. Однако есть мнение, что нам подошлют стукача. Поэтому нужно быть готовым к разным поворотам, понимаешь? И не строй из себя цветочный бутон, Григор, я прекрасно осведомлен о твоих художествах в районе.
За Григором действительно числилось немало «подвигов», поэтому он опустил глаза и молча дослушал майора до конца.
Им с Боршингом надлежало встретить новичка, поговорить о том о сем, прощупать, что называется, и если получится, пригласить на дружескую вечеринку по случаю приезда.
– Отвезите в ресторан «Курдлофф» или еще куда, но чтобы не в забегаловку. Посмотрите, что пьет, что нюхает, может, какие-то таблетки предпочитает. Ну и все такое прочее.
Григор понял. Еще будучи сержантом, он отвечал перед начальством за подобные проверки и присмотр за теми сотрудниками, кто иногда кривился и нехотя выполнял некоторые неформальные приказы.
Григор был чем-то вроде еще одной внутренней безопасности, провоцируя неустойчивых на стукачество – и некоторые попадались.
По большей части их под каким-либо предлогом увольняли или перебрасывали в немыслимые дебри – вроде должностей инспекторов по безопасности в горах, где выжить было практически невозможно.
В особых случаях применялись даже крайние меры.
По прибытии в порт Григор первым делом наведался в диспетчерскую, предъявил карту с голографическим орлом и потребовал, чтобы борт рейса, который предстояло встретить, направили на «северную стоянку».
– Но, господин офицер, там этот борт будет неудобно обслуживать, – заметил ему старший диспетчер смены, рыжеволосая рамиймка, носившая черты программного отбора.
Программных легко можно было отличить по угловатым чертам лица, хотя это ее вовсе не портило. Да и форма ей шла. Однако, не поддавшись на чары дежурной, лейтенант строго повторил:
– На «северную стоянку», красавица.
И та кивнула. Григор мог быть убедительным.
Выйдя из служебного помещения, он поднялся на второй этаж, откуда из зала ожидания через огромные окна можно было видеть раскинувшееся до самого горизонта портовое пространство.
Оно было разделено на грузовую, пассажирскую части и «каботаж» – как называли местные, то есть ту часть, куда сваливали все, что не подходило под категорию комфортабельных лайнеров и грузовых тяжеловесов, таскавших грузы с орбит.
А иногда здесь, потрясая всех рокотом и своим видом, садились даже грузовики-дальнобойщики, которые в силу каких-то особых причин должны были разгружаться не в привычных орбитальных доках, а на поверхности планеты.
Такое бывало редко и являлось нерядовым явлением, ведь, не говоря уже о стоимости топлива и экологических последствиях, грузовые суда такого класса не имели аэродинамической оснастки, поэтому «падали» как булыжник, опираясь лишь на тягу дюз, которых у грузовика с массоизмещением в двадцать тысяч тонн могло насчитываться до двух десятков.
После такого вояжа в подветренных районах трое суток гремели громы и ливни смывали в пропасти горные дороги.
Именно поэтому подобные вояжи старались свести к нулю.
Однажды лейтенант Григор видел нечто подобное, когда еще служил младшим…
– Ну что?
– Чего? – отвлекся от воспоминаний Григор.
– Это я спрашиваю – чего? Чего ты придумал?
– Я ничего не придумал.
Григор проводил неприязненным взглядом пару офицеров-суперколверов. Они здесь были большой редкостью, и варвары вроде него считали себя элитарной частью местного народонаселения.
Но одно дело напускать на себя важность перед низкорослыми гоберли и сухощавыми канзасами с «собачьими» зубами и совсем другое – быть значительным перед широкоплечими атлетами на полторы головы выше тебя.
Это непросто. В том числе непросто принять и осмыслить как норму.
– Рыжая сказала – отгонит в северный отстойник.
– Кто сказал? – не понял гоберли.
– Да там, формованная такая, – Григор нарисовал в воздухе силуэт фигуры диспетчерши. – Правда, личико у нее тоже формованное, но это пустяк, правильно?
– Неправильно. У меня другой подход к самкам.
– К женщинам, Боршинг, – поправил его Григор и насмешливо покачал головой.
Боршинг жил в городе уже семь лет, но все еще не мог перестроиться на местные правила и традиции, из-за чего с ним часто происходили всякие комичные случаи.
– Короче, давай сядем и будем ждать, когда прибудет наш борт, – сказал Григор, направляясь к ряду кресел, оборудованных всеми необходимыми функциями для расслабления, в том числе функцией «акустической кабины», когда укрытые в спинке аудиоинициаторы вырабатывали противоположные внешнему шуму амплитудные колебания, формируя для отдыхающего зону практически абсолютной тишины, куда заботливо транслировались объявления о прибытии или посадке на рейс, на который были зарегистрированы клиенты – как пассажиры или как встречающие.
Его принадлежность определялась датчиками в налокотниках кресел – по отпечаткам пальцев или целой ладони, которой клиент прикасался к регистрационному порталу, когда регистрировался на услугу пассажира или встречающего.
– А почему в отстойник, мы что – туда теперь попремся? – догоняя напарника, уточнил Боршинг.
– Нет, братан, мы никуда не попремся – мы займем первые места и будем, как в театре, наблюдать за тем, что будет происходить.
– Дурацкое дело этот твой театр. Там ни слова правды и все прописано заранее – думаешь, я не знаю?
Григор посмотрел на напарника и вздохнул. Все, прибывшие из районов, живущих по транскрипту Метрополии, напрочь отказывались понимать театр, линейные квадрофайлы – то есть литературные произведения, – романы и все такое. И еще – пищу.
И если к еде со временем они привыкали, то театр и художественную литературу постичь им так и не удавалось.
Живой тому пример – Боршинг, который был уверен, что театр существует для еды и выпивки, в том смысле, что этим занимались в антракте. А все остальное – прелюдия для поднятия аппетита.
Какое-то время Григор пытался вправить напарнику мозги, но из этого ничего не вышло, и впоследствии он сдался.
– Мы будем ждать прилета «каботажа», потом отследим, как его пассажир или несколько пассажиров болтаются между ограждений, пытаясь добраться до главного здания, – сообщил Григор, с облегчением опускаясь на предварительно мягкое и податливое кресло. Лишь чуть позже, сосчитав биоритмы, кресла примут ту самую жесткость и бионическую форму, которая окажется самой оптимальной и полезной для конкретного клиента.
– А смысл? – уточнил гоберли, занимая соседнее кресло и морщась. Ему не нравились все эти вибрационные ощущения, он не находил их приятными.
– Начальство сказало – проверить. А это значит проверить все – реакцию на прибытие, то да се.
– Один раз при такой проверке ты получил в ногу пулю с шоковым инициатором, – не без удовольствия напомнил гоберли.
– Не, ну чего ты вспоминаешь-то? Это была ошибка. Там я, признаюсь, переборщил, а тут все чисто. Просто посмотрим, как эти мыши лабораторные между заборами носятся. Понимаешь меня?
– Ай, – отмахнулся гоберли. – Делай что хочешь, я в ваши дела соваться не намерен.
Они просидели с полчаса в ожидании, пока на индикаторе часов лейтенанта Григора не появилось сообщение о прибытии нужного ему борта.
Привстав с кресла, которое тут же вернулось к первоначальной, базовой, форме, он подошел к прозрачному стеновому панно и увидел, как вдалеке замигали разноцветные огоньки шаттла, сигнализирующего оптической посадочной системе о своем прибытии, а также представляясь, чтобы система могла его опознать.
Одновременно на полях и со стартовых квадратов садилось и взлетало несколько бортов, но офицер Григор был достаточно опытен, чтобы обойтись без оптической подсказки – он и сам опознал нужный шаттл, и да, тот направлялся именно в «северный отстойник».
Снова пришлось ждать, и через несколько минут к Григору подошел Боршинг.
– Ну что? Появился кто-нибудь?
– Пока нет, – сухо ответил Григор. Он не любил этих расспросов напарника, а тот и не думал останавливаться.
– А что мы будем делать, если он где-нибудь затеряется?
– Ничего, пойдем домой спать.
– Ну-ну, – кивнул гоберли и обернулся на жужжащего робота-таблетку, который прошелся позади них, подметая невидимую пыль.
Чуть поодаль наяривал щетками другой робот. А еще дальше, вдоль стены, ехал еще один.
Пришло время уборки, и они выходили целыми бригадами.
Впрочем, никому старались не мешать и вежливо просили переставить ногу или багаж. А то и уточняли – не потерял ли кто найденный ими предмет.
Вот и сейчас один из них ткнулся в ботинок Григора и проблеял испорченным динамиком:
– Сэр, это не ваши продукты? Может быть, вы уронили?
Лейтенант недовольно посмотрел вниз и увидел зажатую в манипуляторе корку от фрутто-фрута – дешевого продукта фабричной работы, имитировавшего натуральные фрукты.
– Нет, приятель, я не ронял!
– Вы точно не собираетесь это доесть, сэр?
Гоберли захихикал.
– Нет, если хочешь, сожри сам! – начал выходить из себя лейтенант, едва сдерживаясь, чтобы не заехать ногой по этой приставучей таблетке.
– Эй, кажется, там кто-то идет, – первым заметил Боршинг, и действительно, из далекой темной зоны вышел одинокий пассажир. Он обошел электрошоковые заграждения и легко преодолел простые заборы.
– Думаешь, он?
– А кто еще оттуда идти может? И потом, кажется, он в этом мешковатом мундире, которые так любят в Метрополии.
– Да уж, – согласился Григор.
Вскоре им стало очевидно, что это именно тот, кого они встречали.
– Ну что, пойдем спустимся к нему? – спросил гоберли.
– Не торопись, – усмехнулся Григор. – Мы же только начали проверку.
Между тем незнакомец лихо забрался на парапет и скоро вступил в переговоры с одним из таксистов.
– Смотри, он говорит с Бешеным Бердом! – заметил гоберли.
– А я говорил тебе – не торопись, скоро начнется спектакль. Пойдем к выходу, чтобы не проспать момент, когда Бешеный выяснит, что везет копа. Уверен – тот проговорится!..
Между тем спектакль не состоялся – пассажир сел в такси, и Бешеный Берд отчалил, предоставляя Григору с Боршингом нестись по ступенькам вниз, то и дело нарушая правило скорости пересечения контрольных лазерных датчиков.
Их срабатывание основывалось на том, что нормальный законопослушный гражданин никогда не станет перемещаться в зале порта со скоростью, превышающей три метра в секунду. А если кто-то перемещался с большей скоростью, то это был преступник и его следовало задержать, для чего в зону дежурной полицейской части при порте отправлялось соответствующее сообщение.
Разумеется, случалось, что посылались ложные сигналы и полицейские укладывали на пол ни в чем не повинных пассажиров, желавших лишь поскорее попасть на борт своего лайнера, но это быстро выяснялось, и пассажир отделывался одним-двумя синяками.
Прежде над такими рассказами Григор только посмеивался, однако в этот раз система сработала от его и его напарника торопливости, и дежурная группа быстрого реагирования выскочила из своего подпольного бункера с выпученными глазами, на ходу передергивая затворы и движением головы сбрасывая замки бронированных забрал.
Распугивая пассажиров и встречавших, отряд из двенадцати закованных в броню бойцов несся с оружием наготове в то место, куда указал охранный навигатор.
Мало того, в тактических очках группы быстрого реагирования потенциальные враги уже были окрашены в красный цвет, и, едва Григор и Боршинг появились из-за угла, отряд в дюжину глоток заорал, чтобы те падали на пол и не думали сопротивляться.
Григор ненавидел такие накладки, но сам попадал в них дважды за месяц и пару раз в неделю укладывал мордой в пол своих коллег из другого района, другого города, а иногда даже из собственного отделения.
Если это случалось с коллегами, равными по званию или ниже, все обходилось смешочками и взаимной выставкой выпивки, но если попадали лица званием повыше, а то и из городского Управления, приходилось делать подношения пожирнее или отписываться отчетами днями напролет в специальной комнате, где аппараты психологической разгрузки соседствовали с приборами дознаний.
В этот раз все быстро прояснилось: стоило лишь Григору с Боршингом показать свои карты – программные фильтры на тактических очках группы быстрого реагирования тотчас распознали своих, и старший крикнул:
– Стволы вверх! Давайте, ребята, бегите по своим делам.
И ребята побежали.
Когда они подскочили к своему седану, упущенный ими гость уже катил на такси по радиальному шоссе.
Спустя полминуты они выруливали на то же шоссе, отчаянно жестикулируя и крича на водителей и охранников на пропускных пунктах.
Это была территория их полицейского отделения, и здесь «своих» копов знали все заинтересованные лица.
Через несколько нервных минут и обгонов седан сел на хвост такси Бешеного Берда.
– Вон они, Григор! Успокойся уже! – крикнул Боршинг, опасаясь, что напарник наделает дел в азарте погони.
– Да вижу я, вижу, – отозвался тот, сбрасывая скорость. – Оп! А это что? – удивился он, когда такси, вильнув, остановилось на втором ярусе развязки. – Похоже, нашего гостя выкинут в окно, а, мой низкорослый друг?
И, заметив искривленную физиономию напарника, Григор радостно заржал. Но в этот момент такси вдруг тронулось и продолжило движение.
– Опа-на! Значит, откупился, – сказал Григор, прибавляя седану оборотов.
– Иногда мне хочется с ноги заехать в твою рожу, – признался гоберли.
– А я знаю, Боршинг, – не поворачиваясь к напарнику, ответил Григор. – Ты не первый, кто мне это говорит, но еще никто не попытался сделать это, сечешь?
Неожиданно раздался выстрел, и пуля штатной «девятки», прошив ботинок на правой ноге Григора, прошла точно между большим и соседним пальцем, вызвав ожог.
– Да ты с ящика рухнул, дебил!!! Придурок!!! – завопил Григор, не зная, что делать прежде – выруливать в сложнейшей обстановке или бросаться смотреть, что там с ногой.
– Больше не разговаривай со мной в таком тоне, – пояснил свои действия напарник. – В следующий раз отстрелю яйца.
Еще несколько минут в Григоре боролись несколько желаний – от немедленного расстрела Боршинга до выбрасывания его через окно так, чтобы тот сначала упал на второй ярус развязки, потом на первый, а только затем в заросли ядовитого кустарника, который произрастал в полной темноте и копил яд для такого случая.
– Ну ладно, – произнес лейтенант с неожиданной для себя покорностью. – Потом разберемся.
И какое-то время ехал, пытаясь шевелением ступней в ботинке определить, какое повреждение нанес ему неожиданный выстрел беспредельщика Боршинга.
Но вроде повреждение было минимальным, а стало быть, этот гоберли знал, что делал.
«Потом разберемся», – еще раз подумал Григор.