Петру снились осы.
Гигантские насекомые, похожие на сколий, медленно ползали по цветущему татарнику, изредка взмахивая фиолетовыми крыльями. Петр поднял глаза от колючки и увидел бескрайнюю сочно-зеленую равнину, поросшую пыреем, типчаком и островками кохий. Теплый ветер раскачивал степь, и по мягкой податливой траве прокатывались шелестящие волны. Словно дирижабли, тяжелые осы громко гудели и низко летали от одного растения к другому. Солнце входило в зенит и бросало на имаго прямые жёсткие лучи, под которыми массивные тела, присыпанные пыльцой, лоснились и поблескивали.
Небо исполосовали зигзагами полупрозрачные перистые облака.
Время от времени равнина уходила в полутень, и Петр мельком поглядывал наверх, где проступали затуманенные очертания фрагментов серебристых орбитальных колец. Видимые части протягивались скрещенными дугами через небосвод, как щупальца, удушающие одинокий корабль среди космических зыбей.
Петр долго присматривался и наконец различил на одном из колец вход в нору. Легко оттолкнувшись от розовой шишечки цветка, он полетел ввысь, вращая крупными переливчатыми крыльями…
Затрещал будильник.
Петр яростно ударил по кнопке и с усилием раскрыл опухшие глаза. На беленом потолке проступили желтые пятна, он моргнул, круги поплыли в стороны. Пульсировало в висках. Петр привстал и, опираясь ладонями о край дивана, немного посидел с опущенной головой.
Через коричневые полосатые занавески в комнату пробивался свет и обличал витающую в воздухе пыль. Синие круглые часы на тумбе показали десять. Квартира накалялась. На лбу выступили мелкие капельки пота.
Откинув пустой пододеяльник, Петр потянулся и, шлепая босыми ногами по линолеуму, замаскированному под паркет, прошел в ванную.
Телефонный звонок застал его за чисткой зубов. Выплюнув сгусток пасты, Петр подскочил к пожелтевшему аппарату и схватил трубку.
– Слушаю!
– Перепончатов Петр Тимофеевич? – резко прозвучал грубый женский голос.
– Он самый, – ответил Петр, поглядывая в зеркало на заспанное лицо с огромными карими глазами и полным отсутствием подбородка, что, впрочем, компенсировалось густой темной бородой.
– Уже вернулись? Замечательно! Машина ждет у подъезда. Вам пятнадцать минут на сборы!
– Что случилось? – спросил Петр, перекладывая трубку к другому уху.
– Собирайтесь! – крикнула женщина.
– Но… – не договорил, в трубке раздались гудки.
Проклиная работу, Петр пошел в зал искать чистую и приличную одежду. Это оказалось сложнее, чем он думал. Почти весь скромный летний гардероб лежал пропахшим комком в чемодане. Петр приехал поздно ночью и сразу лег спать.
– Какого черта? – вскрикнул он. – Что они там, умрут без меня?
Посмотрел в окно через занавеску. У входа в тени вяза стояла черная волга. Рядом, присев на капот, курил худощавый мужчина в льняных штанах, хлопковой рубахе и болотного цвета панамке. Каждые несколько секунд он выжидающе поглядывал на окна и выпускал вьющиеся клубы дыма.
«Что за субъект? – подумал Петр. – Я его не знаю».
Постояв немного, махнул рукой и полез в шкаф. Через пару минут вытащил светло-голубую рубашку с коротким рукавом, серые полушерстяные брюки от костюма и сандалии. Одевшись, потянулся к барсетке, лежавшей на спинке дивана, и заметил, как с красно-коричневого ковра на стене слетело имаго сколии.
«Совпадение?» – мелькнуло в голове.
Насекомое кинулось к горячему стеклу и неистово забилось о преграду. Петр сжалился и распахнул окно. Оса повисела перед глазами и рванулась на волю.
– Уважаемый! – донеслось снизу.
Петр выглянул.
– Да, да, вы! Я сколько должен ждать? Давайте резче!
– Иду! – озлобленно крикнул Петр и со звоном хлопнул створкой.
По пути к выходу захватил футляр с очками, снял соломенную шляпу с крючка и зонтик. Душный воздух и синева на горизонте говорили о надвигающемся дожде.
Петру не нравились дожди, они напоминали о чавкающей каше, в которую превращалась земля после долгих муссонов в местах, где он родился и вырос.
Открыв дверь, он посмотрел на зонт и вспомнил, как однажды – в детстве – возвращался домой от бабушки и попал под ливень. Белые стены воды обступили со всех сторон, капли били по земле и коже, словно пушечные ядра. Щуплое детское тело метал шквальный ветер. Петя не мог сориентироваться и просто сел на грязную, раскисшую обочину. Вода прибывала, ноги по щиколотку погрузились в грязь. Он думал, что утонет. И смирился.
А затем увидел через плотную пелену дождя свет фар и услышал рев мотора.
Его, продрогшего с синими губами, подобрал проезжавший мимо учитель. Прошло много лет, но Петр по-прежнему опасался непогоды и всегда ее предчувствовал.
– Бабы и то быстрее собираются, – бросил мужчина в панамке, когда он вышел к машине. – Вы на объект в сандалиях поедете?
– А вы кто такой, чтобы со мной панибратски разговаривать?
– Водитель, – с апломбом ответил мутный тип, похожий на скелет в кожаном чехле. Мол, если б не я, ты бы пешком пошел.
Петр сел и нарочито размашисто ударил дверью.
Ехали молча. Дорога пустовала. Лишь изредка попадались одинокие тусклые машины. Пятиэтажки чередовались с парками, детскими садами, школой, почтой, универмагом и поликлиникой. Волга миновала роскошный дворец муниципального центра и двинулась на выезд из города. Проехав несколько километров по разбитому щебнистому асфальту, свернули на проселочную дорогу и, поднимая пыль, понеслись по супесям к отдаленному сосновому массиву.
По заднему стеклу ползала муха и противно потирала лапки.
Петр открутил окно и с удовольствием ощущал, как встречный ветер играет в волосах и струится по лицу. Водитель высунул локоть в окно. Петр заметил, как вторая рука потянулась к магнитоле.
– Даже и не вздумайте, – предупредил он.
– Новости послушать, не?
– Нет!
Рука вернулась на руль.
– Странный вы какой-то, – сказал водитель.
– Не надо лишних звуков, – с расстановкой сказал Петр. – Они сбивают.
– С чего?
– Со всего.
Машина подскакивала на кочках. Выгоревший травостой чесал бока. Проехали мимо нескольких малых озер, и в салон набились оводы. Один из них захотел присосаться к коленке, и Петр с любопытством наблюдал, как паразит тщетно пытается прокусить плотную ткань штанины.
Вскоре показались сосны. Волга затормозила у кромки леса.
– Дальше сами, – сказал водитель. – Закрытая территория.
– Я знаю, – сказал Петр и вылез из машины.
Небо посерело, упали первые капли.
«Поспешить».
Петр двинулся к огражденному колючей проволокой сосновому бору. По периметру стояли военные с автоматами. Увидев удостоверение, которое Петр долго выкапывал из барсетки, хмурый сержант кивнул и открыл ворота.
Дохнуло фитонцидами. Опавшая хвоя захрустела под ногами. Метрах в ста впереди виднелся холм. Старые гниющие сосны раскачивались и скрипели. Дойдя до пригорка, Петр отогнул кору одной из сосен и набрал на вытертых кнопках пароль. У подножия бугра в открывшийся люк провалилась лесная подстилка.
Петр спустился вниз по металлической лестнице, и створки люка над головой автоматически сдвинулись.
– О, Петр Тимофеевич, вы уже здесь? Быстр, как молния, – на тонких ножках подбежал низкий одутловатый старик, одетый в белый халат и шапочку. – Идемте, время не ждет! – он засеменил по тускло освещенному узкому коридору с грязно-зелеными, покрашенными до половины стенами. Петр поспешил следом.
– Что там, дождь на улице или солнце? – спросил старик на ходу. – Я уже не помню, когда последний раз вылезал из этой норы.
Петра передернуло. Норы…
– Авдей Никитич, объясни, что здесь происходит? Я только вчера с Кисловодска приехал, вещи не разобрал, а сегодня мне даже чаю попить не дали! У меня, между прочим, отпуск ещё не закончился!
Авдей затормозил у ряда шкафчиков с личными вещами сотрудников и обернулся.
– Петя, метеорит ожил! – одновременно и прошептал, и вскрикнул старик, вздернув седые усы.
– Как ожил? – глаза Петра округлились.
– Одевайся и спускайся на минус второй! – сказал Авдей Никитич и, шумно шаркая, скрылся за поворотом.
Петр посмотрел ему вслед. «Ожил? – подумал он. – Что значит – ожил?»
В шкафчике за две недели паук заплел все углы. Петр достал форму: отсыревший халат со следами старых пятен, бахилы, чепчик. В карманах лежали перчатки и респиратор.
Хлопнув дверцей, он направился к лифту.
По пути встретились двое немолодых ученых, серьезным тоном обсуждавших что-то связанное с… пришельцами. Заметив коллегу, они практически одновременно кивнули и сразу же забыли об его существовании. Появилось поверхностное чувство тревоги. Захотелось развернуться и уйти. Совсем.
«Кто я и что ищу уже десять лет? – думал он. – Куда иду? Вот Авдей, например, всегда знает, а я?.. А я здесь чужой, хотя и считаюсь хорошим специалистом. Ну и что с того? Почему бы мне не бросить все и не заняться продажей… да хотя бы инсектицидов».
У лифта, от которого в обе стороны отходили рукава коридоров, он встретился со своим ассистентом. Светловолосый парень с широким мясистым носом и маленькими щелками зеленых глаз стоял у дверей, облокотившись о стену.
– Здравствуйте, Петр Тимофеевич, как отдохнули? – широко улыбаясь, спросил парень.
– Было бы неплохо, Миша, если б дали отдохнуть до конца. Ты вниз?
– Ага, – он взглянул на светящуюся стрелочку, потом на Петра. – Мы вас уже дня четыре ждем. Знаете, что творится?
Лифт подъехал. Петр открыл железную дверь, затем с лязгом – решетку. Пропустил Мишу вперед. Долговязый ассистент по обыкновению задел головой яйцевидную лампу.
– Нет, не знаю! Когда я уехал, метеорит еще не привезли, – раздраженно ответил Петр. – Скажи мне, что значит – ожил?
– Да вот как сказать, – Миша развел руками. – Внутри что-то… Сами посмотрите. Шеф говорит, вы разбираетесь. Если это…
«Значит, все-таки пришельцы».
– Дружище, если это они, мы отсюда не выйдем! Либо они нас, либо… – Петр многозначительно поднял палец вверх. Миша кивнул.
– Чтобы уж точно… – добавил Петр.
Лифт затормозил, отодвинули решетку. Перед ними возникло просторное погруженное в сумрак холодное помещение нижнего уровня. Везде сновали люди в халатах, создавая в броуновском движении иллюзию продуктивной работы. Посередине на невысоком постаменте лежал огромный метеорит, закрепленный опорными конструкциями и огороженный пуленепробиваемым стеклом. Серое железистое тело испещряли золотистые кристаллические вкрапления.
Подошел Авдей Никитич.
– На пару слов, – он взял Петра под локоть и отвел в сторону.
– Петр Тимофеевич, вы помните о ваших обязанностях? Вы подписывали договор.
– Я не могу покинуть базу?
– Никто не может. Пришло распоряжение. Если это они…
– Понятно.
Они вернулись к Мише и вместе пошли поближе рассмотреть гостей из космоса. Шеф подошел к молодой девушке с рыжими волосами, немного выбивающимися из-под чепчика.
– Ну что, Екатерина, как они себя ведут?
Девушка пожала плечами.
– Скорее всего, спят, – безмятежно сказала она.
– Спят? – Авдей Никитич побагровел от мгновенно нахлынувшего гнева. – Они у вас спят, значит? Скорее всего? Тихий час у них, да? Я вас выгоню! – фальцетом, переходящим в хрип, выкрикнул он. – Вы каждую минуту должны фиксировать! Спят! Где журнал наблюдений? Где он?
Катерина растерянно озиралась, виноватые глаза забегали по полу.
– Что ты под ноги смотришь? Где журнал?
– Его Агата вела, – тихонько оправдалась девушка.
– Где Агата?
– В столовой.
Авдей отошел в сторону и схватился за седой пузырь волос. Послышались придушенно шипящие причитания об отсутствии всяких сил.
Петру надоело, он надел перчатки и попросил проходящего мимо техника пустить его за стекло.
– Разрешение нужно, – сказал молодой мужчина в синем комбинезоне.
– Я палеобиолог! Это само по себе разрешение. Не верите – идите к шефу, – Петр показал рукой на припадочного Авдея, и техник сдался.
– Через час чтобы был заполненный журнал! Хватит срывать работу! – закончил Никитич и побежал к Петру, размахивая руками.
Но было уже поздно. Запрыгнув на постамент, Петр вплотную приблизился к камню и внимательно осматривал каждый сантиметр.
– Петр Тимофеевич! Уйдите оттуда! – испуганно крикнул Миша. – Вы слишком близко!
– Все в порядке, Миша, это обычный палласит, – ответил Петр. – Я не вижу ничего необычного. С чего вы взяли, что это…
Шевельнулось.
Петр коснулся рукой того места в кристалле, где мелькнула тень. Постучал костяшками пальцев.
– Миша, похоже, там пустоты!
По оливину протянулась тонкая трещина. Петр сделал шаг назад. И замер.
– Петр Тимофеевич, что там? – за стеклом столпились все, кто был на уровне.
Петр молчал.
Темный сгусток глухо ударился о кристалл. Трещина увеличилась в размерах.
– Шеф! – громко обратился Петр. – Изолируйте уровень! Немедленно! – в голосе проскользнул страх.
За стеклом поднялся шум, началась беготня. Лишь ассистент остался стоять у стекла.
– Миш, уходи, – сказал Петр.
– Нет.
Осколки брызнули во все стороны. Сколия стремительно рванулась на жертву. Петр не успел отмахнуться. Шею пронзило толстое жало. Острая боль распространилась из точки укола по всему телу. В глазах темнело, Петр пошатнулся. Навернувшись с постамента, уперся ладонями в стекло и медленно, сотрясаясь в судорогах, сполз на пол. Мир померк.
Когда он открыл глаза, то сразу почувствовал озноб. Рядом сидел Миша.
– С возвращением! Уже июнь. Ты все проспал.
– Июнь? Что? – Петр привстал. Оказалось, он лежит на сдвинутых столах в столовой. – Сколько я проспал? – спина почти не сгибалась, жутко ломило поясницу.
«Июнь, – подумал Петр. – Как же это? Был конец мая».
Миша недовольно поводил челюстью.
– Ты у нас слабое звено… Петя. Всегда с тобой проблемы. Плохо перезагружаешься.
Петр вскочил как ошпаренный и заметался по комнате, хватая себя за грудь, руки, лицо.
– Я Петр Перепончатов? – он задумался, помолчал. – Да, я Петя. У меня квартира в городе, я палеобиолог, работаю в НИИ имени Крылова.
Миша усмехнулся, прикрывая рот ладонью.
– Не совсем. Пойдем, шеф объяснит, – сказал он и поманил в коридор.
Петру мерещилось. Миша впереди становился то спрутом, оставляющим на полу чернильные скользкие следы, то горбатым белым существом с черными глазами и клокочущим голосом, то снова человеком. Каждое моргание сопровождалось сменой формы. Ноги заплетались. Петр плелся, спотыкаясь о стыки плит. Казалось, Миша ведет по запутанному лабиринту. Появилась одышка. Он прислонился спиной к стене и отстал.
– Эй, что-то ты в этот раз совсем плохой, – напарник вернулся и подставил Петру плечо. Вместе они потихоньку доползли до кабинета Авдея Никитича.
Шеф ждал.
– О, Петр Тимофеевич, вы уже очнулись? Быстр, как молния, – Авдей потирал усы. – Не могу привыкнуть к этой щетке. А у вас, я смотрю, вообще лопата отросла.
Старик сидел за большим деревянным столом и копался в бумагах. Петр присел на табуретку рядом со шкафом, забитым подшитыми документами, и закрыл глаза, силясь побороть тошноту и головокружение.
– Болеете? – спросил шеф. – Ничего, пройдет. Всегда проходит. Конечно, с теми осьминогами было гораздо проще, но и тут несложно.
– О чем вы говорите? – устало проговорил Петр. – Я не понимаю.
– Знаете, Петр, – Авдей сделал неопределенный жест, – вы мне надоели. Каждый раз как в первый раз. Учитесь сами вспоминать.
Петр промычал что-то нечленораздельное.
– Шеф, ну извините его, – вмешался Миша. – Пусть слабоват на внедрение, но поисковик – лучший. Посмотрите, какой он мир открыл. И не первый раз.
– Да-а, – согласился Авдей, – в какой метеорит тебя не запихни, Петя, ты всегда на отменные планеты падаешь.
Петр молчал.
– Ладно, к делу, – шеф свел брови и хлопнул в ладоши. – Времени в обрез. Эти тела, конечно, симпатичные, но быстро изнашиваются. Строителям нужно успеть доделать норы для колонистов и починить корабли. И двинемся дальше. Уже июнь! Еще раз сорвем сроки, и всех троих вышвырнут не только из прогрессоров, но и с гнезда! Поэтому…
– Тебя нужно отправлять уже сейчас, – подхватил Миша. – Никто не знает, как далеко следующая планета, а длительный стазис – большой риск. В прошлый раз ты слишком долго летал. Две сотни наших умерли во сне.
Петр смутно припоминал. Припоминал. Норы. Метеорит. Поиск. И вспомнил.
Уголки губ у шефа опустились, образовав серп, он сложил руки домиком и оперся на них лбом.
– Ну-у, что поделать? Бывает. В следующий раз…
Петр резко встал, опрокинув табуретку, и подошел к столу.
– Не будет следующего раза! – он оперся кулаками о столешницу и в упор посмотрел на шефа. – Я остаюсь в колонии! Не могу больше! – перед глазами проскочили искорки, Петр отшатнулся.
Авдей Никитич поднял немигающие водянистые глаза.
– Брось, Петр. Опять за свое?
Петр посмотрел на Мишу, ища поддержки. Напарник скрестил руки и покачал головой.
– У каждого свое предназначение! Отступаться нельзя! – сказал он. – Станешь изгоем…
– И пусть! – вскричал разочарованный Петр. – И пусть! С меня хватит! Я тысячу лет ищу оболочки, мечусь в этом проклятом метеорите, пока вы живете со всеми во сне! Я и так изгой!
– Чушь! – возразил Авдей. – Ты один из нас!
– Нет, не хочу! Я стану человеком, ясно? Не осьминогом, так человеком…
Петр вылетел в коридор, грохнув дверью, и быстрым шагом направился к выходу на поверхность.
– И сколько ты им пробудешь? – донеслось из приоткрывшегося кабинета. – Год? Полтора?
Миша догнал его и схватил за плечо.
– Что ты будешь делать, когда дожрешь это тело до конца? А, человек?
– Я найду выход!
Миша схватил Петра за ворот и прижал к стене.
– Выход у нас один – в летаргию! Короткое пребывание в оболочке, и снова – стазис! Такова жизнь! Думаешь, мы хотим разрушать миры? Думаешь, мы чудовища?
– Да!
– Но как нам быть без оболочек? Как, скажи? Скопом стать колонистами, деградировать, одичать? – он разжал руки и отошел в сторону. – Сон – лишь временная мера! Дома больше нет! Первые симбионты вымерли! Цивилизация на краю гибели! – он со злостью направил на него палец. – Пойми же, наконец, на тебе лежит большая ответственность! Ты наш двигатель! Оставь свои глупые идеи! Тело умрет, и ты станешь одним из колонистов, будешь жить в норе на орбитале, потеряешь разум! Ты этого хочешь? Что тебе делать среди этой биомассы, которую оставляют на планетах как балласт, чтобы корабли смогли долететь до следующего мира? Твое призвание, твой долг – находить разумных носителей! – с нажимом сказал он. – Если ты уйдешь, мы потеряем самосознание или умрем в стазисе! Одумайся!
«С чего ты взял, что у колонистов нет сознания? Откуда ты знаешь, что оно есть у нас?»
– Мы уже…
Петр изменился в лице. Дикий крик отдался эхом от стен. Он согнулся и упал, свернувшись в позу эмбриона. Миша отпрянул.
– Уйди, дрянь, – засипел Петр, хватаясь за голову. На губах выступила пена, а тело сотряслось в конвульсиях.
– Нет, не может быть, – едва шевеля губами, произнес Миша.
– Это я… тебя… уничтожу, а не ты… мой мир! – Петр рывком перевернулся на живот и пополз к лестнице, рыча и постанывая при каждом толчке вперед.
Миша растерялся.
Трясущимися пальцами Петр набрал пароль на панели у лестницы. Через люк столбом спустился свет. Он взобрался наверх, хватаясь за ступеньки влажными липкими руками, и плюхнулся на колючую хвою, жадно хватая ртом воздух и выкрикивая проклятия.
На шум прибежал молодой солдат и, вскинув автомат, принял боевую стойку.
– Не двигаться! – скомандовал он.
– Стреляй! – завопил Петр. – Стреляй! Давай! Оно во мне! – он разодрал рубашку и царапал кожу на груди.
Выскочил Миша и попытался заслонить товарища. Солдат насторожился и положил палец на курок.
– Нет! – закричал ассистент, выставляя вперед руки. – Нет! Он не в себе! Уйдите!
Военный переступил с ноги на ногу и взял Петра на прицел.
– Стреляй!!! В меня, в него, во всех! Это осы! Везде осы!
Миша не выдержал и ударил товарища ногой в челюсть. Голову обожгло. Миша навалился сверху и продолжил бить по лицу кулаками. Несколько минут Петр терпел и сопротивлялся, но тьма оказалась сильнее.
Прежде чем открыть глаза, он услышал гул вентиляторов под потолком. Затем приподнял веки.
«Как же я устал, – первое, что пришло ему в голову, – как же я смертельно устал».
Через мутную пелену в ореоле света вырисовывался образ Авдея.
– Живой, – сказал шеф.
Рядом на полу лежала открытая аптечка, разбросаны клочки ваты, пропитанные нашатырем и йодом. Петр потер шею на месте прокола и почувствовал жжение.
– Ну что же это такое? – воскликнул издалека Миша. – Вы же не самоубийца, Петр Тимофеевич?
«Да как ты смеешь?» – подумал он, ощупывая разбитое саднящее лицо. Но вслух тихо и обессилено произнес:
– Может, и нет.
«Солдат не выстрелил. Он тоже оса, – сказал внутренний голос. – Тут все осы».
Желтые лампы нижнего уровня часто моргали. Люди в халатах продолжали суетиться, шурша бумагой. Щелкали тумблеры, где-то с треском закоротило проводку.
– Миша? – позвал Петр.
– Да?
Ассистент подошел ближе. За его спиной в сумраке поблескивал целый и невредимый палласит.
– Кто я такой?
Миша пожал плечами и слегка закатил глаза.
– Кто? – не унимался Петр. – Человек? – с горечью в голосе спросил он. – Или оса? А вы?
Ответа не последовало. Петр лежал на холодном полу, блуждая взглядом в пространстве. Сотрудники проносились мимо, обходя или переступая через обездвиженное тело. В глазах Петра бессмысленное мельтешение работников взад-вперед внезапно выстроились в стройную систему, единый механизм взаимодействия, где каждый четко знал свое место и задачу.
«Почему я раньше этого не замечал? – спросил он себя. – Почему сейчас увидел? Все из-за того, что я не человек? Или они теперь не люди и поэтому такие собранные и организованные? Как насекомые».
На запястье тикали часы. С каждой секундой, звучащей как единственный звук во Вселенной, Петр сильнее и сильнее ощущал отчужденность.
«Мне здесь не место. То ли я понял самое главное, то ли совсем перестал что-либо понимать».
– Где мое прежнее тело? Из метеорита?
– Издохло, – равнодушно ответил Миша и, положив руки в карманы, медленно побрел куда-то, напевая под нос знакомую песню. Ноги в коричневых штанах постепенно исчезли из поля зрения.
Шеф сидел рядом и молча наблюдал за происходящим.
– Авдей Никитич, отпусти меня, – спокойно попросил Петр.
– Ты действительно этого хочешь? – потухшим голосом произнес старик. – Незаменимый! Лучший! Избранный вести нас в будущее! Хочешь покинуть гнездо?
– Хочу.
Шеф обреченно вздохнул.
– Тогда иди…
Петр в последний раз отстраненно посмотрел на бывшего начальника, друга и… брата.
– Все правильно, – сказал он полушепотом. – Так и должно быть.
– Петя, ты был мне братом! Мне, Мише, всем нам! И предал!
– Я не Петя, он не Миша, а ты не Авдей! Это не наши имена!
– Это неважно.
– Нет, это самое важное! – неожиданно вспыхнул Петр. – Мы давно забыли самих себя! Внедрение сделало нас безликими. Мы просто на время становимся теми, в кого загружаемся. Смотрим их глазами! Говорим их словами! Но кто мы такие? Я не помню своего настоящего имени, не помню, что стало с нашим миром. А ты помнишь?
Авдей помрачнел, взгляд его затуманился.
– Помню, что дома больше нет. Первые симбионты вымерли. Цивилизация на краю…
– Уже слышал, – перебил Петр. – Что и требовалось доказать. Вместо прошлого маленький фрагмент, вместо будущего… – он прервался, помолчал, затем махнул рукой так, как это обычно делал Петр. – Вместо будущего бесконечный путь и грязные следы. Нет, не могу! – Петр приподнялся на локтях. – Кстати, как мы себя называем?
Шеф смешался, не понимая вопроса, и ответил единственное, что знал:
– Осы…
Морщась от боли, Петр встал и отряхнулся.
– Прощай, Авдей, – сказал он и, пошатываясь на свинцовых ногах, направился к лифту. Никто не хотел смотреть ему в глаза, по пути попадались лишь спины и затылки. Среди полнейшего безмолвия слышались сбивчивые уходящие шаги. На опушке хмурый сержант сделал вид, что не замечает изгоя.
– Зачем вы строите для колонистов норы? – спросил человек. – Заботитесь? Жалко своих? Не такие уж они неразумные, верно? Ладно, можешь не отвечать.
Петр вышел в степь и ни разу не обернулся. Он бродил по желтовато-зеленым лугам, байрачным лесам, поймам, безвольные плети рук задевали сухой типчак, поглаживали пушистый ковыль, щипали полынь. Овражно-балочная сеть уходила в бесконечный горизонт, где в далеком мареве, предвещавшем дождь, размывалась грань между и землей и небом. Близился полдень. Лазурный свод вдоль и поперек перехватили орбитальные кольца.
Прижав руку к сердцу, человек упал в шалфей и больше не встал. Из застывшего кривого рта выполз пришелец, похожий на сколию и, вращая крыльями, словно вертолетными винтами, не спеша полетел ввысь, вливаясь в гудящий рой колонистов.
Ночью опустился ливень.
Осам снился Петр.