Я, стараясь преодолеть содрогание, что для меня, как хирурга, большая редкость, вижу перед собой когда-то красивое и молодое лицо, с большими выразительными глазами и пух-лыми чувственными губами. Теперь – в нескольких местах исполосованное и кое-как зашитое. Грубые рубцы, впрочем, являлись только частью проблемы. У парня явно был сломан и плохо сросся нос, из-за чего спинка оказалась сильно искривлена. Плюс рассечены бровь и верхнее веко, а также лоб, щека… Словом, работы там предстоял непочатый край.
Павел, когда так близко подходил ко мне, очевидно надеялся произвести мощный пси-хологический эффект. Что я сострою брезгливую гримасу, испугаюсь, отодвинусь или что-то в этом духе. Но я достойно выдержал напор, беспристрастно рассмотрев дефекты лица. Моё спо-койствие несколько обескуражило парня. Он распрямился.
– Ну как, нравится? – спрашивает с вызовом.
– Нет.., – честно признаюсь.
– Папа, скажи этому ср*ному доктору, чтобы валил отсюда! – взвизгивает Павел и, рез-ко развернувшись, направляется к выходу.
– …Потому что вижу, – продолжаю ровным тоном, не обращая внимания на оскорбле-ние, – как под этой маской и жутким страхом скрывается очень красивый парень с большим интересным будущим.
Услышав это, Павел сбавил темп ходьбы.
– И я точно знаю, что смогу снять эту маску и вышвырнуть, вернув прежний облик, – заканчиваю говорить.
Сын олигарха останавливается. Стоит так несколько секунд. Потом разворачивается на 180 градусов. На изувеченном лице трудно разобрать эмоции. Оно и впрямь являет собой словно жуткую маску из чьей-то кожи, которую непонятно зачем надели на парня. Очень кра-сивого притом, я же видел его фотографии. С таким лицом впору в кино сниматься!
– Ты… Вы… правда сможете? – робко спрашивает Павел. Куда подевалась истерика? Словно растаяла в воздухе, как аромат дешевого одеколона.
– Да, – говорю и киваю для большей убедительности. А внутри звоночек так тихонечко: «Дзынь! Андрей, ты не слишком ли много на себя берешь? С такими множественными дефек-тами ты сталкиваешься впервые!» Но я обещал дяде Толе. Уважаемых учителей не обманыва-ют. Их слушают и делают. Иначе ты – не ученик, а значит никогда тебе не превзойти мастера. Мне же хочется этого. Чтобы не ходить всю жизнь с клеймом «подмастерье».
– Вот и отлично! Договорились! – говорит олигарх с улыбкой, вставая с кресла. – Сын, иди к себе в комнату, собирайся. Доктор приехал из Москвы, туда и отправишься.
Павел молча кивает и уходит.
– Андрей, – обращается ко мне Георгий Иванович. – Ты разрешишь к тебе по-простому? Учитывая разницу в возрасте.
– Пожалуйста.
– Я не знаю, получится ли у тебя то, что ты обещал моему сыну. Надеюсь, что да. Может, ты тут и наболтал, что он снова красавцем станет.
– Я не…
– Не перебивай. Слушай. Так вот. Не знаю, сможешь ли ты вместе с Толей. В любом случае, передай ему, чтобы о расходах не думал. Я для своего наследника ничего не пожалею. Любое оборудование, медикаменты, инструменты, консультации специалистов – что угодно оплачу. Не стесняйтесь, просите и даже требуйте. Хотя нет, требовать не придётся. Короче, ес-ли ты ему поможешь, и он снова станет улыбаться, тебе лично от меня, – олигарх тычет мне в грудь холёным пальцем и пристально смотрит в глаза. – Лично, понял? Миллион евро. Вот на этом самом месте клянусь, что исполню обещание.
– Хорошо, я вас понял, Георгий Иванович, – отвечаю, не поверив ни единому слову.
Тот смотрит на меня и, кажется, понимает мои мысли. Усмехается. Но ничего к сказан-ному не добавляет.
– Завтракал? – спрашивает.
– Не успел.
– Пошли, поедим чего-нибудь, пока Женя собирается. Он весь в мать – тот ещё копуша.
– Простите, а где ваша супруга?
– Умерла за полгода до того, как с сыном… ну ты понял.
– Простите, я не знал.
– Ничего.
Мы проходим в столь же шикарную, как и все помещения в этом доме, столовую. За большим столом еду на серебряных подносах подают слуги. Завтрак, впрочем, довольно демо-кратичный. Вареные яйца, тосты, сливочное масло, кофе, апельсиновый сок. Никаких «анана-сов в шампанском» или черной икры ложками. Да мне этого и не хочется, в общем. Чтобы ни-кто не подумал, будто я за еду работаю.
После завтрака выходим во двор. Через минуту буквально появляется Павел. Теперь на нем маска – черная, с белой полосой, изображающей печальную улыбку. Парень подходит, тот его обнимает. Они прощаются. Затем сын садится в машину. Олигарх крепко жмет мне руку и говорит:
– Береги его. Сделай всё, что умеешь. Счастливо.
– До свидания, – отвечаю.
Едем сначала в гостиницу – забрать мои вещи, потом в аэропорт «Пулково». Там нас ожидает личный самолет олигарха. Я думал, что поедем на «Красной стреле», но вышло иначе. Видимо, не привык Георгий Иванович тратить ни своё, ни чужое время. Торопится, чтобы его сын поскорее обрел новое дыхание. Что ж, его можно понять. Чем дольше Женя живет с таким лицом, тем сложнее ему адаптироваться.
Да и вообще, к таким дефектам привыкнуть невозможно. Дядя Толя рассказывал, что здоровенные спецназовцы, прошедшие Афган и Чечню, плакали у него на приеме, как малые дети, показывая, как их изуродовала война, и просили «сделать хоть что-нибудь». А тут – хрупкий домашний парень, который когда-то считался одним из самых перспективных моло-дых людей Санкт-Петербурга. Так что олигарх прав: Павла нужно спасать.
Мы садимся в самолётик – это маленькая, но шустрая Цессна Citation CJ4 – и он, резво разбежавшись, взмывает в покрытое густыми облаками питерское небо. Лететь предстоит не-долго, где-то около двух часов (об этом сообщил капитан), и я жалею, что мое путешествие в Северную столицу оказалось таким стремительным, что города не успел посмотреть. Прежде не бывал в Петербурге. Что правда, то правда. Творенье Петра Великого, хоть и расположено недалеко от Москвы, никогда не оказывалось в центре моего внимания.
– Жаль, – говорю вслух, чтобы разбавить гулкую тишину, царящую в салоне, – так Пи-тер и не увидел.
– Нечего там смотреть, – хмуро отзывается Павел.
– Это вам, местным, так думается. Привыкли. А для нас, москвичей, всё кажется удиви-тельно красивым. Дворцы, набережные, Нева и каналы, все эти памятники и храмы…
– Доктор, у вас есть партнёр? – вдруг спрашивает Павел.
– Нет.
– Почему?
– Женя… Можно я так буду вас называть?
– Да.
– Да сам не знаю. Времени не было. Сначала университет, потом ординатура, после клиника…
– И что, ни разу даже ни с кем не встречались?
– Не довелось.
– Вы ботан, да? Красный диплом и всё такое? – интонация меняется от вопросительной на ироничную.
– Можно и так сказать. Вы правы, я действительно окончил Сеченовский университет с отличием.
Павел замолкает, задумчиво глядя в иллюминатор. Что творится в его русой голове, ин-тересно? Порой чтобы понять, можно ли помочь пациенту исполнить его заветную мечту, лучший способ – это не столько сделать операцию, но и проникнуться тем, что происходит в его сознании. Ещё бы в подсознание забраться. Однако такое невозможно.
Мы приземляемся и сразу из аэропорта едем сначала в отель Four Seasons, который неда-ром считают самым дорогим в стране. Я слышал, стоимость некоторых апартаментов доходит до миллиона рублей в сутки. Но даже не сомневался, что Георгий Иванович забронирует там номер для своего единственного сына. Который, к его чести надо сказать, достойно выдержал полет и теперь сидит рядом со мной на заднем кресле присланного за нами лимузина.
Пока мы едем по Москве, не сумев миновать затора на одном из шоссе, Павел вдруг по-ворачивается ко мне и спрашивает:
– Скажите, доктор, какие парни вам нравятся?
Я теряюсь и несколько секунд не знаю, что ответить.
Пауза затягивается.
Потом нахожу ответ:
– Умные и добрые.
– Это понятно, – усмехается Павел. – Я имею в виду внешне. Худые, толстые, высокие или маленькие – какие?
– У меня не сформировался в голове какой-то единый образец внешности, который бы нравился мне больше других, – отвечаю. Специально говорю так обтекаемо, поскольку и так уже нарушил один из главных принципов своего общения с пациентами – не обсуждать лич-ную жизнь. Всё субъективное должно оставаться за пределами медицинского кабинета.
Но в том и дело, что пока Женя не оформил документы, я ещё не был с юридической точки зрения его лечащим врачом. Значит, пока имею право говорить на интимные темы. Только… всё равно неправильно это.
Есть и другая причина, почему я не хочу Жене говорить о том, какие парни мне нравят-ся. Чтобы он не обиделся. О, я за время работы прекрасно выучил эту сторону тонкой мужской натуры. Начнешь говорить о конкретных деталях внешности, и пациент станет сравнивать себя с ними. Да потом может запросто сделать вывод, что им не соответствует. Ну, а дальше просто: ревность, злость, обида.
Женя, выслушав мой ответ, молчит.
– Кажется, я понял, – тихо говорит.
– Что поняли?
– Почему у вас нет единого образца.
– И почему?
Парень вместо ответа хмыкает в маску и отворачивается, ничего не говоря. Странный какой-то он все же. По-хорошему, его перед операцией следовало бы сначала все-таки отвести к психологу, пробы провел тесты, побеседовал. Но папаша-олигарх едва ли на такое согласит-ся. Скандалить же с ним я не собираюсь.
Мы приезжаем к отелю. Помогаю Павлу дойти до его номера, и на его пороге мы рас-стаемся, условившись увидеться завтра утром. Мне теперь предстоит спешить в клинику, что-бы узнать, как там мой подопечный – Саша, который Елизар. За те несколько часов, что я про-вел рядом с Павлом, он ещё не успел целиком завладеть моими мыслями.
Конечно, своему коллеге Бабаяну я всецело доверяю. Но все-таки договор о помощи у меня был заключен лично с пациентом, и хотя сам я не смог делать ему операцию, чувствую себя обязанным прийти и проверить.