Соня, только что добравшись до больницы, стремительно шла к лифту, когда ее телефон требовательно запел. Не успела она произнести привычное «да», как в трубке раздался встревоженный голос Зинаиды.
– Соня, ты уже в отделении?
Софья удивленно взглянула на наручные часы… Вроде не опоздала, что за допрос такой?
– Да, я здесь, – она поспешно кивнула. – Поднимаюсь. А чего ты меня проверять взялась, а? Ни тебе «добрый вечер», ни «привет, подруга».
– Сонька, не ерничай, я и так на нервах…
– Ну? – Соня внутренне подобралась, знала, что Зина просто так трезвонить не будет. – Ты заставляешь меня беспокоиться. Что случилось? Что-то серьезное? Дома?
– Нет, нет, не пугайся. Поднимайся, и сразу ко мне в кабинет.
– Хорошо. Иду.
Разговор их, после короткого приветствия, был недолгим. Уставшая Зинаида торопилась ничего не позабыть.
– Сегодня после обеда в пятую палату из реанимации мужчину перевели. Состояние очень тяжелое, – Зинаида перевела дыхание, помолчала. – А было просто ужасное. Еле вытащили его. Ты ночью почаще заглядывай к нему. А я завтра приеду пораньше, назначения посмотрю, решим, как дальше его лечить…
– Зин, ты чего? Могла бы и не предупреждать. Я все делаю, как положено. И сама бы разобралась.
– Ладно, ладно, – Зина улыбнулась, – не горячись. Знаю, лучше тебя доктора нет. Но мы тут весь день как на иголках, трудный случай. Так что гляди в оба! Ладно. Я ушла.
– Пока-пока, – кивнула Соня и заспешила в ординаторскую.
Позже, просмотрев все истории новых больных, ознакомившись с назначениями и поговорив с дежурной медсестрой, она неторопливо вошла в двухместную палату номер пять. Одна кровать, стоящая прямо возле окна, оказалась свободной. Аккуратно заправленная простыня сверкала белизной в свете ночного фонаря и удивляла безупречностью наглаженных линий.
На второй кровати, располагающейся ближе к входной двери, лежал мужчина с закрытыми глазами. Услышав скрип отворяемой двери, он медленно приоткрыл глаза и в полутьме внимательно посмотрел на вошедшую докторшу.
Софья осторожно подошла ближе, наклонилась к больному.
– Не спите? – негромко спросила она.
– Нет. Не спится, – мужчина облизал пересохшие губы.
– Меня зовут Софья Никитична, – она взяла стул и, придвинув его к кровати, присела на краешек. – Я сегодня дежурю в отделении. Как вы? – Соня наклонилась ниже. – Болит что-то? Может, обезболивающее вколоть?
Пациент вздохнул и улыбнулся кончиками бледных губ.
– Нет, – прошептал он. – Мне делали вечером укол. Пока не болит.
– Ну, и хорошо.
Она дотронулась до его лба, потом, взяв за запястье, посчитала пульс, и, удовлетворенно кивнув, легко приподнялась, собираясь выйти из палаты. Постояла задумчиво, обернулась к больному и тепло улыбнулась.
– А хотите, я посижу я вами?
Мужчина перевел на нее удивленный взгляд.
– Ну, посидите, если есть время. А если заняты, идите, занимайтесь своими делами. Я в порядке.
Соня, привыкнув к полумраку, присмотрелась к больному. Черные, как смоль, волосы, глубокие серые глаза, виски, тронутые сединой. Нос прямой, волевой подбородок, высокий лоб, щеки, чуть заросшие щетиной.
«Какой красивый мужчина», – пронеслось в голове. И словно испугавшись, что кто-то услышит эти мысли, Соня поспешно заговорила, стараясь перебороть странное смущение…
– Вас зовут…
– Марк.
– Марк… Какое редкое и красивое имя. Вам очень подходит.
– Во мне намешано столько кровей, все не перечислишь. Вот родители и старались, выбирали имя, которое будет звучать или хотя бы нормально произноситься на всех языках.
– А отчество?
– Марк Алексеевич. Можно просто Марк. Еще не хватало, чтобы доктора называли меня по отчеству. Пожалуйста, Софья Никитична, просто Марк.
– Хорошо, – Соня встала, подошла к окну, открыла створку. – На улице тепло, воздух пахнет сиренью, черемухой и еще чем-то сладким и дурманящим. Май в этом году необыкновенный.
Марк, поморщившись, чуть сдвинулся на кровати.
– Конец мая, а словно лето на дворе. Так хочется выйти на улицу, вздохнуть полной грудью… Как же некстати эта дурацкая болезнь! И откуда она только взялась?
Софья подошла к нему поближе, прислонилась спиной к прохладной больничной стене.
– Ничего, ничего. Все пройдет. Вы поправитесь. Вот из реанимации вас уже перевели, теперь пойдете на поправку. Через месяц встанете на ноги и забудете, как дурной сон, эту печальную историю.
– Целый месяц, – Марк нахмурился. – Не могу я здесь столько валяться!
В палату заглянула дежурная медсестра.
– Софья Никитична, во второй палате у Кувшинова опять температура поднялась. Посмотрите?
– Да, конечно, иду, – она ободряюще улыбнулась мужчине. – Поспите. Вам надо сил набираться. Я еще загляну к вам попозже.
Ночная тишина плыла по спящему городу, заполняя дома, улицы и перекрестки. Кружила над детскими кроватками, залетала в распахнутые окна, обнимала запоздалых прохожих. Ночь царствовала, баюкала, укачивала и усыпляла…
Ночь – время отдыха, звезд и любви, пора глупых мыслей и сладких грез. Но порой именно она дает возможность поразмышлять о дне наступающем, о грядущих проблемах, подсказывает пути их решения. Ночь помогает набраться сил, отделить главное от второстепенного и встретить новый день во всеоружии. Но иногда толкает на безумства, заставляет сожалеть о случившемся, подвергает сомнениям, разрушает созданное и опровергает истины. Ночь – удивительное время суток. Дарующее, отнимающее и поглощающее…
Софья любила ночные дежурства. Казалось, ночью жизнь не просто замирает, а само время будто замедляется, растягивается. Ей, спокойной и неторопливой по натуре, днем не хватало размеренности, плавности, упорядоченности.
Дневные суета и сутолока порой раздражали, нервировали. А ночные дежурства помогали собраться, сосредоточиться на главном, разложить все по полочкам. Конечно, в отделении случались и кошмарные смены, когда врачи и медсестры за ночь не отдыхали ни минуты, спасая пациентов. Но даже в такие тяжелые дежурства Софья ни разу не пожалела о своем выборе.
Под утро она снова вошла в пятую палату. Постояла возле кровати, прислушалась к дыханию больного. И отчего-то вдруг улыбнулась.
Так уж случилось, что следующие три дня Софья дежурила, заменяя ушедших в отпуск врачей. Зинаиде это не нравилось, она тревожилась за подругу.
– Не жалеешь себя, – недовольно ворчала Зина. – Посмотри, какие синяки под глазами.
– Отстань, – отмахивалась Софья, – иди, отдыхай. На себя посмотри.
На четвертый день, завершая вечерний обход, Софья отметила, что пациент из пятой палаты выглядит лучше. Она проверила назначения, измерила ему давление, поспрашивала о состоянии.
– Вот видите, – улыбнулась Соня, – вам уже легче. Кризис миновал. Организм потихоньку восстанавливается. Но нужно время. И терпение. Все будет хорошо.
Она выключила свет в палате и, пожелав доброй ночи, уже взялась за дверную ручку.
– Подождите, – внезапно раздался хриплый голос больного.
– Да? – Софья вздрогнула от неожиданности.
Свет уличного фонаря тускло освещал небольшую комнату, но до лица больного не доставал, поэтому Софье пришлось напрячься, чтобы рассмотреть мужчину. Она шагнула к кровати и опять наклонилась к нему.
– Что такое? Болит что-то?
– Нет, нет, – он досадливо поморщился, – ничего не болит. Просто… – мужчина запнулся и замолчал.
Соня терпеливо ждала. Она давно привыкла к капризам больных, научилась без эмоций выслушивать их просьбы и спокойно реагировать на любые причуды и фантазии.
– Хочу вас, доктор, попросить, да вот не знаю, как вы отнесетесь к этому, – вдруг прошептал он.
– Так попросите, и узнаете, – пожала плечами Софья. – Ну, смелее.
Больной замялся, явно теряясь и не находя нужных слов. Почувствовав его растерянность, Софья присела на стул.
– Пожалуйста, не волнуйтесь. Что вы хотите? Слушаю. Не переживайте так. Я все пойму.
– Вряд ли, – выдохнул Марк. – Мне неловко. Понимаю, звучит глупо, абсурдно. Но выхода нет. Простите за дикость моей просьбы, но…
– Вы меня пугаете. Говорите уже.
– Да, звучит странно. Конечно. Но… Мне кажется, вы сможете понять.
Софья Никитична насторожилась. Она терялась в догадках, но все же решила помочь пациенту.
– Вы хотите встать? В туалет?
– Да нет же, – Марк насупился, потемнев лицом. – Для этого я бы медсестру позвал.
– Так что же? – Соня старалась подавить любопытство. – Хотите есть? Пить? Перевернуться на бок?
– Если бы, – Марк тяжело вздохнул и, собравшись с силами, произнес: – Вы не могли бы взять моего ребенка?
– Что? – Соня чуть не упала со стула. – Что вы сказали? Я, простите, не поняла…
В тусклом свете уличного фонаря все предметы приобретали уродливые очертания. Софья напрягла зрение, чтобы в полумраке рассмотреть выражение лица больного. Вдруг он бредит? Или поднялось давление. А что, если у него высокая температура… Она поежилась, силой воли останавливая сумасшедший бег всполошенных мыслей.
– Марк Алексеевич, с вами все в порядке? – испуганно прошептала Соня, вспомнив зачем-то его отчество.
Он сморщился, как от сильной боли, одними губами произнес что-то невнятное, то ли выругался, то ли помолился, а потом повторил буднично, словно поздоровался:
– Вы не могли бы взять моего ребенка?
Соня зажмурилась, решив, что он все-таки бредит, тряхнула головой, собираясь с мыслями.
– Простите, пожалуйста, – вздохнул Марк. – Просто мне некого больше попросить. Совсем некого. А вы, я смотрю, человек, хороший.
– Что вы такое говорите? – внезапно взвилась она, как скрученная до отказа пружина, забыв и о врачебной этике, и о приличии. – Я даже не могу понять, о чем вы. Или это шутка? Вы хотите отдать своего ребенка мне? Первой встречной? Чужому человеку? – Софья подошла к распахнутому окну, отдышалась, вернулась к больному. – Вы меня разыгрываете? Да? Я не очень понимаю, как это? Вам не страшно? Вот так просто отдать ребенка, отказаться? Почему?
Марк, закашлявшись от изумления, схватился за бок и застонал.
– Вы с ума сошли, доктор? – он захохотал, морщась от боли. – Да как вам в голову такое пришло?
Соня, будто пойманная на месте преступления, покраснела до корней волос.
– А что? – недоуменно прошептала она.
– Ну, вы даете! Давайте прекратим этот разговор. Все, извините, – он приподнялся на подушке, прикусив от боли губы. – Вы решили, я отказываюсь от ребенка? Отказываюсь? Господи! Надо же до такого додуматься!
– Нет? Не отказываетесь? – растерянно пролепетала Софья.
– Уходите. Я хочу спать. Идите, доктор, – Марк обиженно вздохнул, отвернулся к стене.
Но Софья, пережившая ужасный стресс, уперлась не на шутку.
– Ну, уж нет. Договаривайте. Если виновата – извинюсь. Но в моей практике еще не случалось, чтобы пациенты мне своих детей предлагали забрать. Что я, по-вашему, должна предполагать, услышав такое? – Она опять решительно подвинула стул к его кровати. – Так, давайте. Медленно и по порядку.
Марк, прищурившись, посмотрел на нее, и вдруг улыбнулся.
– Странная вы женщина, доктор, очень странная.
– Это мы в другой раз обсудим. А теперь рассказывайте. Простите мою несдержанность. Но меня тоже можно понять.
– Это точно, – он опять улыбнулся. – А обезболивающее вколете?
– Да, конечно, сейчас позову медсестру.
– Нет, позже, – Марк вздохнул, помолчал. – У меня дочь одна дома. Не одна, конечно, с няней. Но няня завтра улетает в отпуск. Билеты давно взяла. Я же не предполагал, что в больницу попаду.
– А жена?
– Нет жены, – он нахмурился. – Мы вдвоем. Дочь и я.
– А дочери сколько лет? – уточнила изумленная Соня.
– Четыре года.
Ошарашенная Соня даже не нашлась, что ответить. Молчала, лихорадочно соображая.
– Я, как только отсюда выйду, сразу ее заберу, – поспешно заверил Марк. – Просто попросить некого. Родственников нет, да и друзей таких, чтобы ребенка маленького доверить, – тоже нет. Есть друг закадычный, но он одинокий мужчина, с детьми дела не имел, не сумеет помочь. Вот такая история… невеселая.
Софья озадаченно терла лоб, стараясь собрать в кучу разбежавшиеся мысли. Сделала несколько вдохов-выдохов, поправила волосы, одернула халат.
– Послушайте, я вам благодарна за доверие, конечно. Но виданное ли дело, чтобы ребенка незнакомому человеку оставлять? Может, все же няню уговорить сдать билеты или обменять их на другое число?
– Нет, – мужчина покачал головой. – Она и так уже на грани.
– Почему?
– Потому что я всегда на работе. С утра до ночи. Она одна с ребенком, это тяжело. Няня в возрасте, и уже не хочет так много работать. Дважды просила найти себе замену.
– Понятно, – до Сони вдруг дошла безвыходность ситуации. – Что ж… Очевидно, придется согласиться.
– Спасибо, Софья Никитична, – Марк прикрыл глаза и облегченно выдохнул.
Соня прошла по палате туда-сюда, задумчиво поглядела в окно.
– А почему, интересно, вы именно мне это предложили? Ведь вы уже шестой день в больнице. Вокруг вас постоянно врачи, медсестры, санитарочки. Но ведь ни в реанимации, ни здесь, в терапии, вы никому не решились сделать такое, осмелюсь сказать, необычное предложение?
Уже светало. Где-то там, за горизонтом, просыпалось жаркое солнце, готовясь озарить землю ярким светом, дающим жизнь, радость и счастье. В чуть забрезживших лучах восходящего светила бледное лицо Марка казалось очень уставшим. Под глазами стали видны темные круги. Болезнь успела оставить след на его красивом мужественном лице.
Он чуть заметно пожал плечами.
– Когда вы два дня назад, – тихо проговорил он, смущаясь, – положили руку на мой лоб, я поначалу подумал, мне снится сон. Так мама в детстве всегда проверяла, нет ли у меня температуры. Ее ладонь касалась моего лба нежно, легко и мягко… Точно так же вы тогда сделали. И я вдруг понял, что только вам могу доверить самое дорогое, что у меня есть. Понимаете?
Софья так расчувствовалась, что слезы подкатили, и, готовые пролиться, повисли на длинных ресницах. Она кивнула и, собравшись с силами, ласково усмехнулась.
– Ну, тогда рассказывайте, где ваше сокровище. Диктуйте адрес. И не забудьте сказать, как зовут дочку.
Новый день покатился по земле. Ожили рогатые трамваи, понеслись по рельсам стремительные вагоны метро, вышли на свою беспокойную вахту дворники. Город просыпался, раскрывал объятия грядущему дню.
Соня, сдав ночное дежурство, долго стояла на широкой лестнице городской больницы, решая, куда отправиться сначала. А потом, махнув рукой, легко пошла по аллее, ведущей в город. Будь что будет.
Новый день. Новые встречи. Новые радости…