***

– Ганс! – голос Марии-Луизы прозвучал за моей спиной, словно тонкая нить, пытающаяся удержать меня. Но я не обернулся.

Я шел вперед, шаг за шагом, к своей комнате, к тому, что осталось от меня в этом доме. Фотографии, кубки, пыльные воспоминания – всё, что могло стать моим спасательным кругом в этом море равнодушия. – Ганс, постой! – ее голос дрогнул.

– Я говорил тебе, что здесь я буду лишним, – вырвалось у меня, хрипло и резко.

Я ворвался в комнату, словно ураган, сметающий все на своем пути. Мария-Луиза замерла на пороге, будто не решаясь переступить черту. Ее глаза, полные печали, смотрели на меня, но я не мог позволить себе остановиться. Я рылся в ящиках, швыряя вещи в поисках портфеля или хоть чего-то, что могло бы стать вместилищем для моего прошлого.

– Ганс, мы все на грани, – ее голос был мягким, как шелк, но я знал, что это лишь маска, прикрывающая усталость и раздражение. – Не злись…

Но как не злиться? Я был чужим здесь. Они терпели меня только из уважения к Максимилиану, а теперь, когда его не было, я стал никем. Пустым местом.

Я нашел старую спортивную сумку, потрепанную временем, и начал бросать в нее все, что попадалось под руку. Фотографии, кубки, мелочи, которые когда-то что-то значили. Некоторые вещи с глухим стуком падали на паркет, другие исчезали в сумке, словно поглощаемые бездной. Спиной я чувствовал ее взгляд, тяжелый и печальный, будто она видела, как я разрушаю последние мосты между нами.

Удивительно. Как быстро все рушится. Как легко превратить жизнь в хаос, когда ты больше не веришь в то, что что-то имеет значение.

– Теодор заслужил это, – ее голос снова донесся до меня, но на этот раз в нем была нотка отчаяния. – Ему не следовало давить на тебя.

– Ты пришла защищать его?

– Нет, – твердо ответила Лу и наконец-то перешагнула порог комнаты. – Я никого не защищаю, Ганс. Я просто хочу, чтобы…

Я обернулся и встретился с Лу взглядом. Что она хотела от меня? Чтобы я остался? Терпел все нападки со стороны тех, к кому я пытался до сегодняшнего дня хранить хоть капельку уважения?

– Что ты хочешь?

– Чтобы всё было как раньше.

– Не будет как раньше, Лу. И ты это знаешь.

Сводная замолчала. Я не смог долго смотреть в ее глаза, потому что знал, что поддамся ей. Соглашусь не со всеми ее словами, но отчасти все равно ей уступлю.

А я этого не хотел. С меня хватит быть грушей для битья и жилеткой для слез. Продолжил собирать вещи, как ни в чем не бывало.

– Ганс…

– Что еще, Лу? – ответ был наполнен злостью, но я не специально.

Мне правда сейчас было паршиво. И я знал, что сил на успокоение Лу у меня не хватит. Она высасывала из меня радость, как дементор из гребаного Гарри Поттера. А мне и самому бы хотелось, хотя бы на долю секунды, почувствовать себя счастливым, а не удрученным.

– Просто знай, что я хотела бы стать с тобой друзьями.

– Ты правда веришь в то, что говоришь?

Лу не совсем, но больше уверенней, чем нет, кивнула.

– Я понимаю, что сейчас не время…

– Сейчас ой как не время, Лу. Я зол, – фыркнул в ответ и перешел к шкафу. Там где-то были крутые бейсболки, и я хотел их забрать с собой.

– Подумай над этим, – проронила сводная, как бы давая мне понять, что она хочет разрушить стену между нами. Перенести границы ненависти в прошлое. Попробовать что-то новое.

Это меня и пугало.

Я остановился, подумав, но мысли путались. Обернулся, но Лу уже ушла, оставив меня одного.

Думаю, сегодня я тоже перегнул палку, чуть ли не откинув Лу от себя. Как прежде уже не будет, мы повзрослели. Но для чего Лу хотела со мной сблизиться? Что ей бы это дало? Ничего, только больший контроль надо мной.

Последняя молния сумки щелкнула с тихим приговором. Я замер на пороге, будто коридор внезапно стал пропастью. Сквозь приоткрытую дверь в комнату Лу просочился знакомый шлейф – жасмин, растерзанный горьковатым миндалем. Лу любила все напитки с миндалем, и даже миндальное молоко, от которого меня воротит до сих пор. Не помню, как ступня переступила запретную черту – будто невидимые нити впились в запястья, ведя меня сквозь ароматный туман.

Комната дышала застывшим временем. Те же обои с выцветшими ромашками, где мы когда-то углем рисовали драконов. Трещина на потолке, похожая на карту забытого королевства. Даже плюшевый лис у окна все так же подмигивал стеклянным глазом.

Я всегда питал к ней слабость, подсознательно, конечно. Я мирился с тем, что она моя сводная. Моя малая. Та, которую хотелось защищать. Быть для нее примерным братом.

Все это я прятал глубоко в сердце, и не дай бог Лу об этом узнала бы…

А потом я смирился. Смирился с тем, что я ей не нужен.

Я провел пальцами по бархатистой пыли на комоде – здесь, под слоем старых школьных тетрадей, мы когда-то прятали «секретные» записки. Вдруг ладонь наткнулась на шероховатый уголок.

Список.

Бумага пахла ее духами. Буквы выскакивали строчкой муравьев, танцующих макабр: «Список дел, который я, Мария-Луиза, должна сделать до смерти». Горло сжалось, будто кто-то запустил в него ледяную гальку. Пункты мелькали, как вспышки камеры, – «татуировка», «горка высотой с Эйфелеву башню», а между ними…

Я

«Не забывать поздравлять…», «Подарить то, что он давно хотел…». Каждое слово прожигало пергамент, превращаясь в дымчатые кольца памяти.

Вот она, семилетняя, спит, прижав ко лбу «Хроники Нарнии», а я осторожно вынимаю книгу из цепких пальчиков.

Вот она, протягивает мне миндальное печенье с виноватой улыбкой: «Я же знаю, ты ненавидишь, но вдруг…»

Рука дрожала, превращая листок в шелестящий лист осеннего клена.

Шестнадцать упоминаний.

Шестнадцать гвоздей в крышке гроба, где я похоронил надежду.

Внезапно за спиной хрустнула половица.

– Ганс?

Голос обжег сильнее, чем спирт на порезах. Обернувшись, я машинально прижал список к груди – глупый жест, будто пытаясь спрятать собственное сердце. Лу стояла в дверях, закусив нижнюю губу. В ее глазах метались осколки – страх, надежда, стыд, что-то еще…

– Это… – начал я, но язык прилип к нёбу. Вместо слов протянул ей бумагу, будто разряженный пистолет.

Она не взяла. Глаза цвета незрелой сливы вдруг наполнились тем блеском, который я помнил с тех самых ночей в шалаше, когда мы загадывали желания на падающие звезды и клялись найти волшебный шкаф.

– Ты прочитал пункт про примирение, – не спрашивая, констатировала она. Пальцы сжали ткань черного платья до побеления костяшек. – Я… не хотела, чтобы ты его увидел. Ну.. список.

– Но оставила его на самом видном месте, зная, что я его увижу, ведь так?

Лу промолчала. Ее губы дрогнули, будто пытались поймать невидимую нить между нами – ту самую, что когда-то связывала наши пальцы в детской клятве. Сейчас на миг она была похожа на ту девчонку из шалаша на заднем дворе: растрепанной, упрямой, вечно жующей миндальные конфеты из кармана пижамы.

– Мне было страшно, – выдохнула она, наконец. – Будто если я скажу это вслух, ты… исчезнешь. Как тогда, когда собрал вещи и ушел из дома.

Сердце упало куда-то в сапог, набитый зимним снегом. Я сделал шаг, и пол скрипнул, словно предупреждая.

Ее дыхание смешалось с моим – сладковатый миндаль против горького кофе.

– Лу, мы… – голос предательски сломался. Руки сами потянулись к ней, но движение вышло резким, будто я пытался поймать падающую вазу. Ладонь шлепнулась ей на плечо, пальцы вцепились в тонкую ткань платья. СУмка с грохотом упала на пол. Сводная вздрогнула, но не отстранилась

– Мы уже не дети, – прошептала она, и в этом «мы» прозвучало что-то опасное, как вспышка молнии за окном.

Потом всё смешалось. Её ладони уперлись мне в грудь – не отталкивая, а будто проверяя, настоящий ли я. Лоб коснулся моего подбородка. Запах жасмина ударил в виски, и я, споткнувшись о собственные разбитые мечты, прижал её к комоду.

Старый лис с окна упал с глухим стуком, но мы уже не слышали ничего.

Потому что губы Лу вонзились в мои.