Глава 5
Если посмотреть с правильной стороны, ты увидишь, что весь мир – это сад.
– Уильям! Ты меня напугал! – Я хватаю за руку мужчину за моей спиной.
– Прости. Думал, ты слышала, как я подошел.
Уильям Джексон, владелец магазина виниловых пластинок «С иголочки» напротив Книжного на Каштановой улице, ведет свое дело почти столько же, сколько и Ба. Ему недавно исполнилось семьдесят, и, технически, он годится Ба в сыновья, но ведут они себя как друзья, и ко мне он относился как добрый дядя.
Я прикладываю руку к бьющемуся сердцу.
– Нет. Нет… Я просто смотрела… – Мне вдруг стало очень неловко делиться своим беспричинным восторгом. – Не знаешь, где ключ от этих ворот?
Уильям пожимает плечами. Его короткие, давно поседевшие волосы красиво контрастируют с его темной кожей – он похож на стареющего музыканта прошлого века, все еще крутящего свои пластинки.
– Твоя Ба знает. – Его широкая улыбка бледнеет. – По крайней мере, знала бы.
Я киваю и снова обращаюсь к диким джунглям за воротами. Тени становятся длиннее, сложно что-то различить.
– Интересно, что же там… – В моем голосе проскальзывает грусть.
– Понятия не имею. – Он смеется. – Но согласись, напоминает о том самом волшебном таинственном саде?
Я резко поворачиваюсь:
– Каком саде?
– Ну же, девочка. Это ты из книжек не вылазишь. Там про сироту и ее двоюродного брата. «Таинственный сад». По ней еще несколько фильмов было. Моя Сара их очень любит.
Сирота и ее таинственный сад. Я снова чувствую непередаваемую тоску.
Как назвать это ощущение? Невидимое притяжение – горькая радость или светлая грусть, озаренная неизвестным? Я глубоко вдыхаю полной грудью и пальцами тянусь сквозь прутья.
Уильям не знает, не имеет ни малейшего понятия, как меня притягивают загадочные места.
Как часто я видела обыкновенные на вид, шепчущие призывно порталы. И каждый раз чувствовала необыкновенную легкость пополам с ужасом, радостную тоску по недостижимому. Желание быть не здесь, а там, не зная, есть ли оно на самом деле, которое ведет меня к неизвестной, но важной правде.
– Как дела у Элизабет? – В голосе Уильяма слышно сожаление. – Нам с Сарой надо навестить ее.
Я качаю головой, чтобы растрясти вату в голове, не в ответ Уильяму.
– По-разному. Но она будет очень рада вас видеть. Особенно Сару. – Я подмигиваю. Жена Уильяма из тех женщин, что приносят с собой ощущение праздника.
– Ой ладно, я и так знаю, что она из нас двоих лучшая половина, – Уильям смеется. – Она мне это сама говорит, уже пятьдесят лет!
Я улыбаюсь и кутаюсь в куртку, прячась от кусачего вечернего ветра.
Уильям бросает взгляд на книжный.
– Держишься еще против Блэкбёрна?
Я киваю.
– Этот отель не может расширяться вечно.
Он пожимает плечами.
– Пусть «С иголочки» будет последней жертвой.
Несколько недель назад Уильям сказал мне, что решил уйти на пенсию, продать магазин под землю для отеля и проводить зимы во Флориде. Я не могу его винить, но это не значит, что я должна поступить так же.
– Слушай, Келси, ты мне скажи, если понадобится приковать себя к магазину или что-то в таком духе. Ты меня знаешь.
Я улыбаюсь.
– Знаю. Ты рассказывал про антивоенные протесты во время Вьетнама. Анамария обещала плюнуть ему в кофе, еще ты с наручниками – у него нет шансов. – Я поворачиваюсь к ветру спиной, и волосы летят мне в лицо.
– Иди, пора уже. – Он приобнимает меня. – Холодает.
Я ненадолго кладу голову ему на плечо, затем киваю.
– Ночи, Уильям. – И заставляю себя дойти до моего магазина, не заглядываясь на пустой участок.
Придя на второй этаж, я ем протеиновый батончик, чтобы исполнить мое обещание Анамарии, переодеваюсь в домашние штаны со следами от краски и толстовку с логотипом колледжа, а затем оказываюсь у одного из книжных шкафов, без проблем находя на забитой сверху донизу полке нужную книгу.
Фрэнсис Ходжсон Бернетт написала «Таинственный сад» в тысяча девятьсот десятом – это замечательная история о перевоспитании самовлюбленной сироты Мэри Леннокс. Она переезжает в поместье к своему дяде-калеке и его прикованному к кровати сыну. Только сад – спрятанный, заброшенный на годы, неухоженный, но все еще прекрасный – излечивает их всех.
Я провожу ладонью по книге: твердый переплет, невероятно красивые иллюстрации – подарок Ба на мой седьмой день рождения.
И я знаю, что спрятано под обложкой.
Включив лампу, я вместе с книгой и моим жалким подобием ужина усаживаюсь на затертый кожаный диван, разделяющий «гостиную» и кровать с комодом – спальню.
Свет не очень помогает против сгущающейся темноты. Окна здесь только с двух сторон, с видом на Каштановую улицу и крышу «С иголочки», поэтому в квартире не слишком светло с утра, а после заката в квартиру попадает только немного уличного освещения. Темное дерево книжных шкафов, голая кирпичная стена, деревянный пол – все это поглощает свет, но я люблю свою квартирку, заставленную сувенирами из мест, где я еще не была, и винтажной мебелью, которую я собирала годами.
Вспоминается первое впечатление Остина об этой квартире: «Ты как будто просверлила дырку в потолке книжного и позволила ему перебраться наверх».
Может быть. Ну и что?
В желтом круге света я разворачиваю батончик, откусываю треть и откладываю, открываю книгу, решительно игнорируя разлинованные тетрадные страницы под обложкой.
Я пролистываю к первому знакомству Мэри с садом, впитывая абзацы описания.
Сложно было вообразить более чудесное, более таинственное место. Высокие стены, окружавшие сад, едва виднелись под покровом переплетенных стеблей вьющихся роз…
И другие деревья росли в этом саду, но вьющиеся розы придавали ему удивительный и красивый вид. Розы обвивали деревья, свисали длинными волнующимися занавесками, и то тут, то там сплетались меж собой или цеплялись с ветки одного дерева на другое, как самодельные мосты.
Именно из-за паутины из роз между деревьями все выглядело так таинственно. Мэри подумала, что этот сад отличается от других, незаброшенных садов – и действительно, подобных мест Мэри в своей жизни никогда не видела.
– Как же здесь тихо, – прошептала она, – как тихо.
Но на улице, перед железными воротами, меня влекла не тишина. Скорее ощущение чего-то осознанного, пробужденного. Будто в дикой зелени что-то живое ожидало встречи со мной.
Я погружаюсь в историю Мэри, пока доедаю свой ужин, затем откладываю книгу и беру сложенные тетрадные страницы. Столько времени прошло. Хочу ли я вспомнить?
Я разворачиваю листы – штук десять, наверное – и читаю первую строчку, накарябанную на первой страничке полувысохшей чернильной ручкой. Я помню, как держала ее, когда мне было десять – подарок от Ба из витрины с дорогими пишущими принадлежностями. Я впервые почувствовала себя «серьезным» писателем. Сколько я бумаги исписала этой ручкой.
Давным-давно жила-была девочка-сиротка, растила ее бабушка, которая ей была вовсе не бабушка. Девочка не знала, кто она, но ей предстояло пережить множество приключений и увидеть много загадочных мест.
Хватит. Я резко складываю страницы, засовываю их обратно в книгу и кидаю ее на другой конец дивана. Будто я могу избавиться от преследующего меня позора.
Что за чушь. У меня столько проблем в реальности, нет времени на загадочное мерцание на пустом участке и недописанные истории.
Глупо с моей стороны было позволить себе воображать на прогулке. Мне только дай волю – и начну видеть то, чего нет на самом деле. Я всегда такой была, несмотря на старания усмирить блуждающие, безответственные мысли у меня в голове, и сосредоточиться на реальности. В голове прозвучал голос Чарльза Даймонда Блэкбёрна. Может, мне стоит проводить меньше времени с книгами и с детьми.
Интересно, где сейчас ключ к воротам.
Нет, довольно. Надо почитать что-то другое. С утра я оставила книгу по маркетингу под прилавком, но она все еще там – как и мое недоеденное печенье. Нет сил идти за ней. Я провожу пальцами по корешкам любимых книг в поисках отдушины. Ищу непохожую на темно-синюю обложку с желтым насмешливым названием в окне аптеки.
В конце концов, выигрывает Нетфликс, а я усаживаюсь снова на диван, испытывая к себе отвращение. Через сорок пять минут я выключаю приложение, прежде чем оно самостоятельно включит следующий эпизод, и откидываю голову на твердую подушку.
Я устала, мне плохо, я немного в депрессии.
Давным-давно жила-была девочка-сиротка, растила ее бабушка, которая ей была вовсе не бабушка.
Слышны тихие звуки музыки. Неужели я забыла выключить телевизор?
Нет, музыка раздается с улицы. Синкопа, танец пальцев по клавишам пианино в сопровождении залихватских басовых нот, шорох барабанных кистей. Я люблю джаз, но не разбираюсь в нем, поэтому не могу опознать мелодию.
Я расслабляюсь, следую за странствующей мелодией, тянусь к еле слышным, нежным звукам.
На восточной стороне нет окон. Почему? Никогда об этом не задумывалась. Как и на первом этаже, в книжном. Должно быть, раньше там было здание с общей стеной, из-за чего просверлить окно было невозможно.
Что это было за место? И почему его больше нет?
Что там сейчас?
Музыка становится увереннее, звон тарелок и более напористый ритм все громче.
Она доносится с пустого участка.
Я знаю это, хотя и не понимаю, откуда.
Как будто помимо моей воли ставлю ноги на пол.
Уже совсем стемнело, если там что-то и происходит, то наверняка что-то связанное с наркотиками – покупка, продажа, потребление. Они прикрываются музыкой?
Но ноги уже несут меня вниз, в темноту книжного. С телефонным фонариком в руке я открываю дверь и выскальзываю на улицу.
Я прислоняю фонарик к ноге и поеживаюсь на холодном ветру, гуляющему по Каштановой улице. Десяток шагов – и я у железных ворот. Мурашки предчувствия бегут по спине.
В темноте я ясно вижу мерцание, которое заметила раньше. Тут и там между побегов и стеблей что-то переливается. И музыка, все еще негромкая, но отчетливо слышная за воротами.
Почти бездумно, по крайней мере не рассуждая, я снова трогаю замок и тяну вниз металлическую щеколду, хоть это и бесполезно.
Щеколда со стуком поддается. Ворота открываются. Немного, но достаточно.
Открыто.
Открыто в ожидании меня.
