– Убежала? – Ирина Ивановна смотрела на Алину круглыми глазами. Она машинально налила в чашку воду, сунула туда пакетик заварки, но получилась мутная бурда бледно-коричневого цвета. Бедная женщина, ошарашенная услышанным, забыла, что ставила чайник уже давно, и он остыл.
– Не успела. Он напал на меня сзади, ключи и телефон отобрал и в форточку открытую выбросил. Вот тут я и поняла, что пропала. Он меня либо убьет, либо мучить будет до потери сознания. И неожиданно успокоилась. Даже сама удивилась своему состоянию. Говорят же в народе, если не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней. Умирать я не хотела. Девственность уже потеряла, а от секса еще и вправду никто концы не отдавал, поэтому я смирилась. О том, что могу залететь, я в той ситуации не думала. Это была вторая моя ошибка. Виктор не пользовался презервативами, а результат скоро и появился.
– Забеременела?
– Ну, да. Он, сволочь, всю ночь развлекался, играл с моим телом. В целом взял семь раз.
– Семь раз! Девственницу! Да он половой гигант, не иначе, – ахнула возмущенная Ирина Ивановна.
– Я тоже сначала так думала, а еще решила, что он что-то выпил. Не знаю, что, но ненормально все было. Хотя он потом сказал, что это мое тело его так возбуждало. Под утро мы уснули. Устали. Он от чрезмерной активности, я от переживаний. Когда проснулись, Виктор чувствовал себя виноватым, в глаза не смотрел. Да и я не хотела с ним разговаривать. За эту ночь прошла любовь, очарование, будто пелена с глаз спала. Он позвонил другу, тот приехал, разыскал под окном телефон и ключи. Я Ильку позвала, чтобы она привезла одежду.
Пока их ждали, молча убрались в комнате. Разговаривать было не о чем. Виктор каялся, сварил кофе, сделала бутерброды, но я его не слушала. Хотела забыть эту ночь, как кошмарный сон. Андрей и Илька решили, что мы круто ночью повеселились, на этом тему первой ночи и закрыли.
– Вы тогда расстались?
– Я наивно полагала, что да. Видеть его не хотела, так противен был. И ночь старалась не вспоминать, чтобы не сойти с ума. Но Виктор не отставал. С этого дня прошел месяц. Он по-прежнему приходил к общежитию, приносил, цветы, подарки, но я к нему не выходила. Подружки меня осуждали, им так, как мне, с кавалерами не повезло. А тут меня по утрам тошнить стало. Да так сильно, что из туалета не выходила подолгу. Я сразу догадалась, что залетела, поняли это и подружки, не зря медицину изучали. Илька проговорилась моей сестре, та маме.
Скоро о нашем расставании узнали и другие родственники. Что тут началось! Меня атаковали со всех сторон. И для знакомых и родных я стала неблагодарной стервой, а Виктор – золотом, светом в окошке.
– С Виктором ты будешь, как за каменной стеной, – твердили мне мать и сестра.
– Подумай, что ты делаешь! – убеждали подруги. – Где ты еще найдешь такого замечательного парня? Другой бы тебя бросил в интересном положении, а он уговаривает.
– Он же сволочь первостатейная, – плакала я на плече у Ильки: только с ней поделилась своим горем.
– Это с какой стороны посмотреть, – успокаивала меня подруга, – ты парня месяц мурыжила, к себе не подпускала, вот он и дошел до крайности. И потом, ему и в голову не приходило, что ты девственница. Все, с кем он до тебя встречался, сразу прыгали в постель. Он и решил, что ты просто цену себе набиваешь.
– Хорошо, почему же, когда он понял, что натворил, не остановился? Он не с проституткой развлекался – любимая девушка его умоляла.
– Не знаю, может, какие причины на это были. Ты же поговорить с ним не хочешь, извела парня совсем. Посмотри на меня, – убеждала ее Илька, – Андрей развлекся и оставил при своих интересах. А Виктор не такой. Он будет носить тебя на руках, одевать, как куколку, обеспечит и тебя, и детей.
– Я за этого урода замуж не выйду! – заявила я в надежде, что меня услышат. – Лучше одна ребенка выращу!
Какое там! Никого мои слова не волновали. Виктор вел себя тише воды, ниже травы. Само совершенство. А мне хоть в омут с головой, так измучилась от токсикоза первого триместра. Выглядела с каждым днем все хуже. Высохла вся. Понимала, что мне не справиться нападками родственников и друзей. Девчонкой еще зеленой была.
В конце концов, мама принесла нам заполненные заявления на брак из своего поселкового совета. Я отказывалась подписывать.
– Лучше остаться матерью-одиночкой, чем жить с мужчиной, которого не люблю!
– Ах, не любишь! А когда в койку с ним ложилась, ты об этом думала? – рассердилась мама.
– Я не ложилась! – крикнула я в отчаянье. – Он силой меня туда затащил.
Тогда мама напомнила мне про вещий сон и в сердцах заявила:
– Знаешь, дорогая моя, доченька поговорку: «Сучка не захочет, кобель не вскочит?» Ты опозорить нашу семью решила? Посмотри на себя! Серая курица! А Витя над тобой как над голубкой трясется.
Я такого предательства от мамы не ожидала и от обиды согласилась на замужество, а потом до свадьбы от жениха пряталась.
– А ребенок этот Настенька, – Ирина Ивановна посмотрела в сторону спальни.
– Нет. Судьба сыграла со мной злую шутку: через неделю после свадьбы у меня случился выкидыш. Ребенок, из-за которого я пожертвовала своей свободой, покинул плохих родителей. Я тяжело переживала потерю, а еще не смирилась с мыслью, что до конца своих дней день и ночь буду видеть рядом человека, которого ненавижу и который предъявляет на меня права, как на приобретенную собственность.
О разводе заикнуться боялась. Меня родня и так считала эгоистичной стервой, которая думает только о личном комфорте. Вот и пришлось изо дня в день подавлять собственное «я» и приспосабливаться к новой жизни. Да и Виктор вел себя по-джентельменски. Только Алиночка, родная, любимая. Постепенно я научилась гасить в себе протест: когда надо, веселилась, когда надо, изображала страсть, и прятала глубоко в себе истинные чувства.
А потом появились Настя, мое счастье и любовь. Жизнь шла своим чередом, не хуже, чем у других. Дочке исполнилось два года, когда муж заговорил о втором ребенке. Его, видишь ли, мужская натура требовала сына! – Алина чуть не сплюнула от злости на пол. – Я сопротивлялась, но узнав его поближе, давно поняла, что бесполезно: если он что-то решил, обязательно своего добьется. А еще при ребенке скандалить не хотелось. Настенька очень ранимая девочка, всего в детстве боялась. Мы дома даже голос повысить не могли: она сразу пряталась за шторой и дрожала. Может, поэтому Виктор держался от нее подальше. Он у нас громкоголосый, а усмирять натуру не привык.
Я забеременела, Виктор был счастлив. На руках носил, подарками забрасывал, дома делать ничего не давал. С Настей возился. И малышка оттаяла, с ним играть стала. Я потому так долго его терпела, что, когда он трезвый, лучше мужа и отца не найти. Это он только пьяный с цепи срывался. А еще он часто улетал в командировки, так что мы с Настенькой вполне счастливо жили.
– Странно, получается, он тебя больше не насиловал и не бил.
– Ну, да! Он срываться стал, когда узнал, что вторая девочка будет. А тут узи показало, что у ребенка есть проблемы со здоровьем. Вот тогда и наступил мой Армагеддон. Виктор требовал, чтобы я избавилась от больного плода, да и врачи хором твердили: «Ребенок-инвалид – горе в семье. Многие не выдерживают трудностей, и пары распадаются». Я отказалась. Иногда мысли закрадывались грешные: если выгонит из дому, будет шанс развестись. А как буду жить одна, на пособие и алименты, даже не задумывалась. Вы, наверное, меня легкомысленной считаете? – Алина посмотрела на Ирину Ивановну.
– Есть чуток. Я слушаю тебя и удивляюсь. Не понимаю, почему столько лет терпела. Хотя ты же говоришь: тебя никто из родных не поддерживал. Было куда пойти?
– В том-то и дело, что нет. Могла уехать к маме в поселок, я же в деревне выросла, правда большой, но все же. Но мама не желала даже слушать меня. У нее самой судьба несладкая. С отцом развелись, как только я замуж вышла. Он новую даму сердца почти сразу нашел, женился и забыл о старой семье. На руках остались младшие сестры. Когда я попросила о помощи и поддержке, она мне сказала, что подумает. Я обрадовалась, стала вещи собирать. А потом звонит сестра, и говорит: «Извини, мама сказала, что у тебя есть хороший муж, пусть он о тебе и заботится».
– Так и сказала?
– Да. С тех пор я ни разу больше за помощью не обращалась. В их глазах я живу успешно. Удачно вышла замуж, Виктор хорошо зарабатывает. Квартиру получили по военной ипотеке. А мне что делать! – повысила голос Алина и осеклась, покосившись на спальню: девочки спали ночью крепко, но если Катю разбудишь, потом ни за что не успокоишь. – Мне же всего двадцать два года было. Другие в это время только отношения заводят, а я уже второго ребенка носила!
– А принять предложение врачей не думала?
– Сначала хотела, а пока собиралась, все сроки вышли. А Витя как озверел. Снова стал бить. Напьется и начинает руками махать. И все норовит попасть по животу, – Алина снова всхлипнула и замолчала, чтобы справиться с эмоциями. Я упаду на пол, свернусь калачиком, чтобы ребенка защитить, и молюсь. А за шторкой Настя от страха трясется и пищит, как мышка, а голос подать боится. Убегать я уже позже стала.
– Вот гаденыш! Как таких сволочей земля носит! – ругалась Ирина Ивановна. Бедная дворничиха металась по кухне, не зная, куда деть свою ярость. – Собирайся, у меня знакомый полицейский есть. Возьмем его и к твоему красавцу летчику наведаемся!
Ирина Ивановна кинулась в прихожую и стала одеваться.
– Что, прямо сейчас пойдем? – растерялась от такого напора Алина.
– Нет. Ты пока посиди, я к Стасику сбегаю, выше этажом живет. Он подскажет, как дальше быть.
Через секунду дворничиха исчезла. «Не женщина, а нурс», – покачала головой Алина, не заметив, что использовала любимое выражение мужа. Когда он говорил о ком-то, что он быстрый, муж использовал это слово. Однажды Алина поинтересовалась, что такое нурс. Оказалось, это аббревиатура и расшифровывается как наземный управляемый реактивный снаряд.
Ирина Ивановна вернулась почти сразу.
– Извини, девка, на службе он. Только завтра придет. Раньше утра ничего не получится сделать. Знаешь, что я придумала? – Алина посмотрела на нее. – Мы твои побои сфотографируем, а завтра пойдем заявление в полиции подавать. Если пока разводиться не собираешься, это поможет его приструнить.
– Ему нельзя попадать в полицию, – растерянно пролепетала Алина, пока дворничиха крутилась вокруг нее и делала снимки, – сразу сообщат в воинскую часть. Может тогда лишиться и звания, и работы.
– А ты что дорогая хочешь? Если планируешь и дальше его защищать, тогда флаг тебе в руки и терпи, пока инвалидом не сделает.
– До такого, думаю, не дойдет. Он слишком дорожит своей работой. Испугается.
– Смотри сама. Утром Стасик придет, вот с ним все и оговоришь. Как скажешь, так и сделаем. Захочешь, посадим, захочешь, на развод поможем заявление подать. А не захочешь, домой пойдешь. И тогда девонька моя, чтобы я тебя в своем дворе не видела больше. Сдам в полицию как побирушку. А там сообщат в органы соцзащиты детей. Думай сама.
Женщины немного помолчали, каждая о своем. Алина сначала обиделась на резкие слова, а потом, поразмыслив, решила, что Ирина Ивановна права: надо что-то менять в этой проклятой жизни. Почему бы не принять помощь добрых людей!
– Только у меня ни ключей от дома, ни денег, ни паспорта с собой нет. Ничего не успела взять. Он уверен, что я домой все равно вернусь: пойти-то некуда.
– А ты не ходи. Хочешь, прогуляемся до твоего дома. Заберешь все и ко мне вернемся. За девочек не волнуйся. Мы долго ходить не будем.
– Хорошо, – согласилась Алина, но как-то неуверенно. – Я Настю предупрежу, что мы скоро придем.
– Не трогай девочку! Пусть спит. Она и не узнает, что мы уходили.
Ирина Ивановна дала Алине футболку и старые джинсы дочери. Нашлась куртка и обувь по размеру. Женщины тихонько вышли из подъезда.
На улице дул холодный ветер и накрапывал дождь. Они шли, пригнув головы. Разговаривать не хотелось. Чем ближе подходили к дому Алины, тем хуже она себя чувствовала. Хоть и хорохорилась перед Ириной Ивановной, но мужа боялась. Неизвестно, что он сейчас делает. Может, уже напился, растравил себя гневом, и ждет ее у двери, чтобы поставить на место за позор, который пришлось пережить, пока ее по соседям разыскивал.
Женщины остановились под козырьком подъезда, боясь двинуться дальше.
– Как будем действовать? – тихо спросила Ирина Ивановна. – Может, зря мы одни пошли? Надо было Стасика подождать, пока с работы вернется. Вот бабы-дуры! Все себе приключения на задницу ищем!
– У меня ключей нет. Я не смогу завтра домой попасть. Придется квартиру взламывать.
– Вот девка, – покачала укоризненно головой Ирина Ивановна, – о чем ты сейчас думаешь? Если ты хочешь от мужика сбежать, надо чем-то пожертвовать. В конце концов, можно слесаря из домоуправления вызвать, он новый замок и вставит.
– Давайте так. Я посмотрю сначала, горит ли свет в квартире. Если не горит, будить не будем. Вернемся тогда завтра.
Они спустились с крыльца, обошли вокруг здания и остановились напротив. Дом засыпал. Желтые квадраты горели в нескольких местах, остальное уже погрузилось во тьму. На третьем этаже светилась полоска из трех окон.
– Это твои, что ли?
– Да. Значит, муж не спит.
– Вон, видишь, на балконе кто-то сидит, курит. Он?
– Где? – охнула Алина и присела.
От резкого движения она потеряла равновесие и больно приземлилась на попу прямо в мокрые листья. Паника в груди росла, расширялась и скоро готова была добраться до сознания. Женщина, не отрываясь, смотрела на родные окна. Действительно, кто-то курил на их балконе. Вот он встал, выбросил вниз окурок и закрыл створку окна. Алина молча наблюдала за красным огоньком, пикирующим на землю. Казалось, она забыла, как надо дышать.
– Ну, что ты так перепугалась? – раздался над головой мягкий голос спутницы. – Ты не одна. Он не нападет на постороннего человека, не бойся. Сама говорила: твой муж дорожит своей работой. Не совсем безбашенный.
– Хорошо, – встала Алина и отряхнулась. Джинсы промокли, но это было неважно. – Я иду первая, звоню в дверь. Если он открывает в нормальном состоянии, беру ключи, одежду и возвращаюсь к вам. Вы пока не показывайтесь, держитесь в тени.
– А если встретит плохо?
– Тогда вы звоните в полицию. Будем вместе спасаться. И еще запишите наш разговор.
Эта идея пришла в голову внезапно. Для судебного разбирательства о домашнем насилии одних фотографий будет мало. Нужно собрать больше фактов, чтобы дебошира наказали по закону. Свидетелей насилия нет. Громкоголосый муж бил ее тихо, только кряхтел от удовольствия, нанося очередной удар. Алина тоже не кричала: знала, будет только хуже. Настя прятала Катю в дальней комнате. Девочки забирались под кровать и сидели, прижавшись друг к другу.
Соседи если что-то и слышали, то Виктор легко объяснял шум громким звуком телевизора. А синяки Алина закрашивала, да и все знали, что Катя могла в любой момент укусить мать или сестру, стукнуть игрушкой, поэтому не удивлялись, когда видели на лице у Алины тональный крем. Идеальное насилие! Придраться не к чему.
Женщины поднялись по лестнице на третий этаж. Алина чувствовала, как сердце колотится где-то у горла. Пока перебирала ногами ступеньки, казалось, что задохнется. Они остановились у двери, переглянулись, но стучать не решались. Пальцы дрожали, когда Алина надавила на звонок.
Дверь распахнулась, как будто муж сидел в коридоре.
– Явилась? – резко спросил он. – Где ты столько времени шлялась? Дети голодные, а матери все по хрен!
– Если бы не начал скандал, мы бы спокойно поужинали и легли спать, – тихо ответила Алина. Я снова ссориться не хочу. Дай мне ключи, и я уйду.
– Куда? И вообще, это что за шмотки ты на себя нацепила?
От мужа тянуло перегаром, но на ногах он держался еще прочно. Они так и стояли в распахнутых дверях, где за створкой в полумраке коридора слушала их разговор Ирина Ивановна. Она осторожно открыла телефон и, подслеповато щурясь, пыталась найти диктофон.
– Ты с кем пришла? – услышала она грубый голос.
Дворничиха подняла глаза и наткнулась на бешеный взгляд высокого мужчины. Он выдернул у растерявшейся женщины телефон, схватил Алину за руку и толкнул ее внутрь квартиры. Ирина Ивановна и опомниться не успела, как осталась одна, а в ушах стоял звон от громко хлопнувшей двери.