Что касается четвертого павильона, в котором Топорков повесился, то данное место было выбрано самоубийцей не случайно. Именно в павильоне № 4 был в свое время снят злополучный «Буратино», так что ежели Топорков и придавал такое значение атрибутам своей смерти, то ясно, что никакого другого помещения для нее он и не мог избрать.
В январе четвертый павильон успел несколько раз перейти из рук в руки, пока в нем наконец надолго не обосновался режиссер Баклажанов. Впрочем, и ему все-таки не пришлось задержаться там надолго…
В один из вечеров Баклажанов остался в пресловутом павильоне после съемочной смены. По ее окончании все остальные члены группы испарились в одно мгновение, а Баклажанов решил на месте сделать некоторые исправления в сценарии, покуда не забылось, что именно надлежит исправить. Так он поступал частенько – во время работы с актерами над каждой новой сценой режиссер почти всегда находил что-то, что его не устраивало, однако не всегда была возможность исправлять ее немедленно. Баклажанов занимался этим вечерами – и все, кто с ним работал, знали за ним такую особенность.
Баклажанов был серьезный человек – всякие слухи о призраке просто-напросто пропускал мимо ушей. У него и мысли не могло возникнуть, что его привычное вечернее одиночество в павильоне может кто-то потревожить. Но в этот вечер режиссер, вероятно, очень пожалел о такой своей самонадеянности…
В тот вечер Баклажанов, как обычно, сидел среди софитов, сильно сгорбившись над небольшим столиком, на котором были разложены листы сценария. Режиссер внимательно читал смутившие его места, перемарывал, возвращался к ним и перемарывал заново…
Увлеченный работой, он не сразу заметил, что кто-то пожаловал в павильон. Лишь когда до его сознания дошло, что сзади приближаются чьи-то шаги, Баклажанов обернулся.
И тут режиссер раскрыл рот от удивления и даже привстал. К нему подходил высокий человек, одетый в старое широкое длиннополое пальто, какое носили лет сто назад. На голову человека был нахлобучен цилиндр.
«Актер, – сразу сообразил Баклажанов. – Но с каких же это съемок? Что у нас сейчас такого снимают исторического?..»
Между тем человек, безумными глазами глядя прямо в лицо Баклажанову, внезапно стал декламировать:
– Здравствуйте, Алена Ивановна… Я вам вещь принес, да вот лучше пойдемте сюда, к свету…
Баклажанову вдруг стало нехорошо – он резко отшатнулся от незваного гостя, как от прокаженного.
– Что вы несете? – заговорил режиссер. Звук собственного голоса придал ему уверенности – Баклажанову показалось, что он сейчас возьмет себя в руки и обретет привычный ему контроль над ситуацией. – Какая еще Алена Ивановна? Вы пьяны, молодой человек! – триумфально заключил Баклажанов, словно ожидая, что молодой человек тотчас устыдится своего поведения и убежит прочь.
Вместо этого молодой человек продолжил медленно и угрожающе надвигаться на режиссера и одновременно с этим произносить дальше свою бессвязную речь:
– Помилуйте, Алена Ивановна, знакомый ваш, Раскольников, вот, заклад принес, что обещался намедни…
С этими словами молодой человек сунул руку за пазуху пальто, намереваясь что-то вытащить.
– Погодите! Погодите! – вскричал ошарашенный Баклажанов. – Я вас узнал! Да! Да! Вы актер! Пробовались на роль Раскольникова… Что ж, здорово вы меня сейчас того… разыграли. Хе-хе. – Режиссер принужденно засмеялся, но гость не разделил его веселья.
Молодой человек продолжал мрачно исподлобья сверлить Баклажанова взглядом.