Сообрази Вадим с первых же секунд, что вновь попал в отражения, – а он находился именно внутри них, – то был бы куда осторожнее. Однако он разобрался в происходящем ни сразу, и потому за невнимательность мог вот-вот поплатиться.
– Кто-то собирает осколки… – шёпотом выдохнули Вадиму в затылок.
У него и без того голова распадалась на части, а тут снова надоедали с загадочными стекляшками.
– Что такое осколки? – не понимающе выдохнул он, крутанувшись на месте в почти непроницаемой темноте. – Может, объяснит хоть кто-то?
И хотя неопределённость с некими осколками раздражала и сбивала с толку, а назойливая до тошноты пульсация у левого виска не давала сосредоточиться, пристально вглядевшись в полумрак впереди, Вадим обнаружил, что перед ним лестничный марш. Он попятился и пошарил руками в потёмках, но ни во что не упёрся.
– Ну надо же, – раздосадовано пробубнил Вадим, так и не решившись сделать шаг. – Здесь нет стен. А лестница есть. Похоже, отражения снова путают. Или я просто сошёл с ума. Фрей рассказывал, что такое иногда случалось с теми, кто говорил с ними.
Когда глаза чуть привыкли ко мраку и стали различать очертания предметов вокруг, Вадим кое-что рассмотрел – просторный сумеречный холл, причудливые квадратные колонны в его центре, размытый силуэт турникета и стола рядом с ним, две низкие длинные лавочки.
Внезапно межэтажным пролётом выше померещился слабый блик света, и Вадим тотчас направился в его направлении, правда добрался туда далеко не сразу. Сначала подошвой кроссовка он осторожно нащупывал каждую очередную ступеньку и только потом поднимался. Нудный хрип из-под ног предательски выдавал его в почти непроглядном здесь, подвывал в такт шагам и тут же так странно поскуливал, будто побитый щенок. Тем не менее Вадим не отступал, и взбирался всё выше, шаря руками вокруг себя, пока не отыскались деревянные перила. Ещё шаг и ещё. Вот уже и едва видимая лестница осталась позади. Она замерла в темноте за спиной и скрипы её стихли, а юный сыщик обеспокоился, ведь впереди показалось помещение, напоминающее коридор, в конце которого из узкой щели в углу сочилось освещение.
Опасливо идти вперёд и при этом пытаться нащупать стены оказалось бессмысленной затеей – Вадим так и не дотянулся до них, хотя вполне чётко их видел. Потому остаток пути он продвигался крадучись, переступая с ноги на ногу, как по туго натянутому канату, словно боялся оступиться и свалиться. Как вдруг прямо на него из темноты вырвалась незапертая дверь, выкрашенная в белый цвет. Ни секунды не думая, он чуть пихнул её ногой и вошёл в комнату. Мутный свет, который проливался отсюда в коридор, оказался ложным. Всего лишь фонари с улицы нехотя делились им с дремлющими апартаментами, а те сквозили им во всевозможные отверстия.
Это было странное место – просторная аудитория с высоким потолком и тремя огромными окнами в деревянных рамах без занавесок, в левом дальнем углу которой жался массивный потрепанный шкаф из тёмного дерева.
– Похоже на обычный класс, только без парт и доски, – задумчиво протянул Вадим. И тут же воскликнул: – Ну конечно, и почему только сразу не догадался! Я же в своей школе, которую успешно окончил не так давно. Только она словно из прошлого века. Значит, я в отражениях. Наверное.
Пройдя ещё чуть вперёд, он добрался до одного из окон и, не дотрагиваясь до него, выглянул на улицу: знакомый двор и само здание снаружи. Всё верно, он на верхнем этаже школы, а освещение – подсветка со стен фасада. Вот только, где именно находился класс, он не понимал. Потому шагнув ближе, он упёрся ладонями в раму, а лбом в стекло, разглядывая соседние помещения. Когда же чуть сильнее надавил, послышался хруст, а из-под правой руки его по прозрачной поверхности побежала широкая трещина, разделяя её на две неравные части. И тут же появилась новая. Следом ещё одна. И ещё. Их становилось всё больше. Они оплетали стекло в хитроумный узор, мерзко шурша. Казалось, совсем немного, и рухнет оно с высоты и погребёт под собой незваного гостя. Вадим попятился, и тотчас на соседнем окне и том, что самое дальнее от двери, раздался уже знакомый хруст, дальше скрежет и звон.
– Кто-то собирает осколки, – не успокаивались у Вадима за спиной.
Броситься к выходу и немедленно покинуть класс было бы лучшим решением, но вместо этого он ссутулился и заткнул уши руками. Бьют стёкла! Кто бьёт и зачем – Вадим не понимал. Оказалось, что и зеркала на стенах, которые он не заметил, когда вошёл, тоже покрылись похожими трещинами. Чудовищная болезнь быстро расползалась и по ним. Секунда, и зеркало в человеческий рост на дверце старого шкафа, который укрылся в углу и спрятался в темноте, точно так же, как и остальные, с визгом разорвало на куски.
– Ты с отражениями разговариваешь…
– Да откуда идёт этот голос, и чей он? – возмутился Вадим и задёргал головой в стороны, пытаясь понять, что происходит.
Он озирался, а брюзжание вокруг него ни на секунду не прекращалось. И вдруг Вадиму стало трудно дышать.
– И он тоже…
Его охватила паника, и он заметался по комнате в поисках двери, но почему-то не находил её. И хотя главное желание просто жить мгновенно бросило его к ближайшему окну, заставило колотить в стекло кулаками, чтобы пробить дыру среди щелей, впустить воздух с улицы и перевести дыхание, он не справился. Ведь быстро обессилев от удушья, юный сыщик сполз по стене на пол и упёрся затылком в подоконник. Упрямые пальцы его всё силились расстегнуть верхние пуговицы на рубашке, но тут пришло горькое понимание, что на нём футболка и толстовка.
– Ты мешаешь ему…
– А отражения как же?.. – раздосадовано просипел он.
Где они, отражения, которым он так часто и так дорого платит в последнее время? Почему не предлагают помощь? Спрятались и теперь выглядывают с той стороны: «Жив ли там ещё Вадим Верес? Или всё для него уже закончилось?» Трусливые мямли, от которых слова доброго не дождаться. А как заплатить за разговор, так давай, мальчик, делись собой больше и больше. Наизнанку вывернись, но часть себя отдай. А сами? Где они, когда нужны?
Неожиданно щемящая обида взяла верх над страхом погибнуть от нехватки кислорода, и он дёрнулся вверх, кое-как поднялся на негнущиеся ноги, развернулся, замахнулся на окно рукой, ударил по нему и выкрикнул:
– Помоги мне! Впусти!
Рама вздрогнула и затряслась. И только секунды не хватило Вадиму, чтобы отшатнуться – стекло, израненное трещинами, со звоном рухнуло и погребло его под собой. Он только и успел пригнуться и закрыться руками, как за ворот ему неожиданно посыпался песок.
– Ты опасен и для него, и для его зеркала…
Простонав, Вадим упал на колени и упёрся руками в пол. Сам он и всё вокруг него должно было быть покрыто битыми стёклами, но их не нашлось. По линолеуму, разносимый ледяным ветром с улицы, еле слышно шуршал именно песок.
– Ты раскроешь все его тайны…
Глоток морозного воздуха вмиг вернул Вадиму ясное сознание. Он осмотрелся внимательнее. И вдруг заметил, как под старым шкафом что-то блеснуло. Яркая вспышка полыхнула в потёмках и погасла. Ещё одна, и ещё. А он по-прежнему вглядывался в темноту, не до конца понимая, почему разбитое стекло не навредило ему.
– Может, отражения всё-таки одумались и помогли мне, – едко хмыкнул он. – Помогли ли?..
Пару минут спустя он поднялся и, пошатываясь, поплёлся в сторону отблеска, больше не обращая внимания на нескончаемые предостережения невидимки.
– Раскопаешь прошлое… Разрушишь настоящее…
Раритетный гардероб из тёмного дерева вблизи оказался глянцевым. Похоже, прикрыли лаком его дряхлость, чтоб не так сильно старость в глаза бросалась, а она бросалась – выдавала себя горьким запахом. Вадим брезгливо поморщился, потом присел на корточки и заглянул под шкаф.
– Он не допустит… – неустанно шептали рядом. – Он избавится от тебя… Безжалостно…
Убежище оказалось ненадёжным, и, пошарив среди паутины, Вадим наткнулся на крупный осколок стекла. Вытащив находку из допотопного тайника, он покрутил её по полу. Вещица оказалась одной из тех, что нагоняли на него жуть одним своим видом – слепое зеркало в грязных разводах, потёртостях и царапинах. Тем не менее блик был? Был, и не один.
– Береги в себе себя…
Последнее, что услышал он перед тем, как незрячее стекло внезапно заговорило. Внутри него появилось отражение, но вовсе не Вадима, а незнакомого молодого человека: тонкий прямой нос, изящные черты лица, глубокие карие глаза, чёрные гладко прилизанные волосы. Этот юноша во весь рост стоял, манерно привалившись плечом к стене, у только что разбитого Вадимом окна. И так надменно смотрел на него из стеклянной бездны, что становилось не по себе. Молниеносный выпад чужака вперёд, и наружу из осколка вырвалась его рука, вмиг впившаяся в шею неопытного сыщика.
– Ты ошибся! – резанул слух властный голос из отражения, а колкие пальцы так жёстко сдавили Вадиму горло, что он захрипел. – Ты умер!
В висках застучала паника, и Вадим рванул назад, но тут же ударился затылком о шкаф. Заметавшись в попытках отбросить стекляшку, спастись от удушения и снова просто вдохнуть, он вдруг лишился чувствительности рук: они без его на то согласия впились в края стекла и вдавили остриё в его же ладони, разрезав кожу. Вадим сдавленно вскрикнул.
– Ты ошибся! – наседало отражение, продолжая душить жертву. – Ты умер!
Мгновенно задохнувшись, Вадим задёргался в стороны, но высвободиться не получалось. Настоящее разрушалось, как и стекло, разбитое им вот только что. И хотя в окно порывами ветра заносило и воздух, и хлопья снега, пробраться туда слабеющему Вадиму не было возможности. Осязаемое осыпалось перед его глазами чёрными точками, а потом расплывалось мутными пятнами.
– Ты ошибся! – требовал тот, кто расправлялся с ним одной левой рукой. – Ты умер, детка! Да, ты умер сегодня!
Силы оказались настолько неравны, что спустя ещё минуту бесполезного копошения, Вадим затих, обмяк и голова его завалилась на бок. Однако щетинистые руки не пощадили, а поползли выше по его расцарапанной шее к лицу, потом выше, чтобы закрыть ему глаза. И когда он завозился спиной по растрескавшемуся зеркалу, по-прежнему стоя у старого шкафа, то сквозь собственное глухое сипение до него донёсся крик Алисы:
– Вадим, Вадим, ты слышишь меня? Ты меня слышишь… Дыши, пожалуйста, дыши… Хочешь, кричи на меня…Сколько хочешь, кричи после. Дыши только…
Но вот голос Алисы пропал, а Вадиму только сильнее принялись драть на лице. Его же в ответ на каждое подобное касание судорожно подёргивало. Ну а после того, как его губ вдруг коснулись чьи-то чужие губы, им овладела агония – его трясло и корёжило, будто некая неудержимая сила рвалась из него наружу, но не находила выхода.
Померещилось, будто его голову потянули назад и осторожно выгнули шею чуть вверх. А потом чужие губы снова тронули его губы на этот раз в настолько пьянящем поцелуе, что к Вадиму тотчас вернулось дыхание. Ему оставалось всего-то зацепиться за реальность, да хотя бы за тот же поцелуй, и вырваться из отражения, но внезапно его так безжалостно ударили под дых, что он захлебнулся болью и отключился.
– Ты всё равно умрёшь! Скоро! Ведь я рядом, детка! Всегда!
Осколок выскользнул из рук Вадима, жадно хватающего ртом воздух, и свалился на пол, звякнув, а сам он сразу же словно ото сна очнулся. Стекло под ногами не разлетелось на части, нет, – оно осталось целым, как и тот, кто затаился внутри. Когда же взгляды их вновь встретились, незнакомец из отражения торжествующе расхохотался, вскинув подбородок.
Ну, это он зря. Вадим не выносил усмешек в свой адрес. И потому наконец переведя дыхание, он подался вперёд, поймал то и дело ускользающее равновесие и замахнулся ногой, чтобы раздавить неполноценное отражение. Только в нос ему неожиданно ударил до того резкий запах, что он закашлялся, зажмурился, ссутулился и отшатнулся к стене. А когда снова совладал с собой, его ослепил свет. Он рывком закрылся ладонями, и в ту же секунду ноги его так болезненно скрутило судорогой, что он закричал и лишился чувств.
Насколько быстро сознание вернулось к Вадиму, определить он не мог. Ведь оно играло с ним в до того необъяснимые игры, что сколько бы он ни цеплялся за глухие, будто через толстый слой ваты, голоса вокруг и за размытые лица знакомых людей, выбраться из отражений раз за разом не получалось. А он именно в отражениях – сомнений не было. Где ещё его может так ломать и выворачивать наизнанку, как не в них. Вернее, при выходе из них.
Вот же Алиса над ним, а это Артём. Тут и Павел Петрович нависает, и доктор Григ, который уж точно поможет. Только почему-то в упорной борьбе с мучительными судорогами он снова и снова проигрывал. Он, конечно, вырывался из беспамятства туда, где его называли по имени, где Алиса прикладывала к его лбу холод, но ненадолго – потом его снова и снова утаскивало в забытье.
Прояснилось всё постепенно. Сначала дыхание выровнялось, после только ломать перестало и внутри, и снаружи. Спазмы, которые скручивали ноги, прошли. И звуки вернулись, и запахи, и цвета. Вадим открыл глаза, поморгал с полминуты. И самым первым различил над собой школьного доктора. Смотрел на него Григ и до того натянуто улыбался, что кроме тревоги Вадим не чувствовал ничего.
– Молодец, Вадим, ты всё выдержал – отпустили тебя. И мы молодцы. Мы вытащили, – на одном дыхании выпалил Григ и присел на кровать рядом с ним. – Ты вернулся, ты справился. Но если бы ты только знал, как ты нас всех напугал.