Стоит мне сказать: «Как всё здорово складывается!» – и тотчас неприятности сыплются одна за другой. Судьба равняет благополучие со скукой.
Смаховый лес. Наконец-то!
Путь от побережья до столицы занимал немало времени. По дороге я крутила головой, как сумасшедшая: не могла налюбоваться изумрудной роскошью родного королевства.
Я шла по светлым полянам, и солнце било мне в спину, прошивая насквозь. Против его жёлтых, как цыплячья шейка, лучей летели пух и пчёлы; пчёлы и пух… Ровное жужжание набухающего лета, белая лёгкость неторопливых тополей.
Цветущие пролески встречали меня клёкотом птиц, сине-зелёные реки – кваканьем лягушек. Я поглаживала мшистые дубы и подмигивала своему улыбчивому отражению в безмолвных озерах, в плеске которых слышался шёпот забытых тайн. Лес дышал, как парник, утопая в ошеломительном запахе свежей листвы.
«Небо голубое, – думала я. – Небо голубое, я наконец-то вернулась домой».
На душе было так легко, что, когда под вечер мне встретилась одинокая избушка травницы, я смело свернула к ней. Хрупкая старушка действительно оказалась бывшей Шептуньей[4], а не сумасшедшим лесным убийцей, мятежной Ходящей или оборотнем. Даже удивительно – с моей-то «удачей»! Травница сочувственно выслушала всего-лишь-наполовину-выдуманную-историю про кораблекрушение, приютила меня и накормила. Я всё пыталась узнать у неё столичные новости. Меня не отпускала тревога после тех слов студентки-Ходящей: «Ты же слышал последние новости – это просто кошмар».
Что – кошмар?
Но старушка ничего не знала, её не интересовал мир за пределами её сада. Зато она подарила мне старую мантию: в рамбловской ночнушке, которую я отныне решила гордо называть морской туникой, было холодно по вечерам, хотелось накинуть что-нибудь сверху. Я приняла подарок со слезами на глазах, ведь от мантии жутко воняло луком. Это шерстяное недоразумение мы сняли с пугала, которое, надо сказать, сопротивлялось этому со всей мощью остаточных бытовых заклинаний.
Другой причиной для моих слёз были воспоминания о летяге: любимый плащ остался на шукке, захваченной пиратами. Конечно, глупо оплакивать одежду. Скажешь кому – покрутят пальцем у виска. И всё же сердце у меня щемило: столько лет с летягой мы провели вместе! Утешало лишь то, что она как следует «нагулялась», прежде чем остаться в цепких лапах пиратки по имени Рихана.
На следующее утро я покинула дом травницы и была на полпути к Шолоху, когда морская туника на мне неожиданно ожила. Судя по всему, заклинание Ол`эна Шлэйлы не расколдовало её, а лишь временно усмирило. Когда шёлковые чешуйки, из которых, казалось, была сшита туника, зашевелились, я запаниковала и с криками закрутилась на месте, готовая сорвать её в любой момент и остаться посреди леса в чём мать родила.
Неужели удушение, акт второй?!
Но нет: туника ограничилась тем, что буквально заставила меня сбросить с себя вонючую мантию – ей не понравилось такое соседство. А потом присмирела и только иногда растопыривала свои чешуйки, наслаждаясь солнечным светом.
Вот и молодец.
День был в разгаре, когда я наткнулась на столичный тракт.
Как и принято в нашем королевстве, он появился внезапно. Я шла по узкой лесной тропинке, теряющейся среди папоротников, как вдруг заметила указатель, спрятавшийся за раскидистым буком: «Аллея Радужных Осколков: сто шагов направо. Добро пожаловать в Шолох!» В обозначенном направлении я действительно нашла широкую дорогу, выложенную разноцветными камешками и берущую начало… из озера. То есть фактически из ниоткуда.
Не спрашивайте. Это Шолох.
Вскоре появились заборы, увитые плющами. Симпатичные коттеджи, чьи двери были украшены венками из свежих цветов, и из открытых окон которых доносился смех. Уютные кафе, лавки всевозможных зелий, спортивные площадки… На обочинах порхали бабочки, а за ними охотились шкодливые котята. Жители предместий Шолоха – как всегда, красивые, одетые одновременно расслабленно и стильно – гуляли по улицам.
Я с наслаждением вдохнула запах любимого города. Эстет различил бы в нём нотки фиалок и мха, намёк на речные водоросли, нежный аромат пионов и манящий – кофе. Последний резко усилился, когда за очередным поворотом показался очаровательный ресторан «Поцелуй фортуны».
Он занимал здание старой речной мельницы. Широкое деревянное колесо крутилось медленно и величаво; над рекой поблёскивала радуга. Цветные рыбёшки плескались в воде. Деревянная табличка у входа гласила: «Драконы никогда не пробовали наш кофе – теперь они вообще не могут проснуться. Не допускай такую же ошибку; не проходи мимо!»
– Да это место просто идеально! – я восторженно выдохнула и целеустремлённо направилась к ресторану.
У меня так и не было денег. Но в Шолохе это уже не казалось проблемой: выручат старые добрые студенческие трюки.
– Добрый день! – я с удовольствием упала в плетёное кресло, стоящее на веранде ближе всего к водяному колесу. Мне хотелось, чтобы брызги долетали до меня – ведь это так бодрит.
Официантка дала мне меню.
– Так-так, – придирчиво оценила я. – А у вас есть меню на норшвайнском языке?
– Нет, – веснушчатая девушка удивлённо покачала головой.
– А на шэрхенлинге?
– Тоже нет.
– А на древнем нитальском – для эстетов?
– Нет… – явно расстроившаяся официантка потеребила кружевной подол голубого платья. К её удивлению, я возликовала.
– Отлично! Давайте я сделаю для вас все три перевода – а вы бесплатно нальете мне кофе. Как вам такая мысль?
Девушка моргнула и пообещала узнать у хозяина заведения.
Десять минут спустя она принесла кофейник, молочник, прелестную чашку в виде бутона розы и стопку бумаги с писчим пером. Я быстро и с удовольствием выполнила обещанную работу. Особенно забавно было переводить состав бесплатного «завтрака по‐моряцки»: «Хлопок по спине, две таблетки от головной боли, стакан колодезной воды». О да, при разгульных привычках сошедших на сушу моряков – это идеальное решение!
Владельцу кофейни мои труды, видимо, понравились, потому что вскоре бонусом к кофе мне выдали умопомрачительно вкусную овсяную кашу с малиной, клубникой, орехами и мёдом, а также поджаренный тост с помидором и рукколой и свежий номер самой популярной в королевстве газеты «Вострушка».
Я поела и взяла её. На титульном листе, как и раньше, значилось: «Печатается под редакцией Анте Давьера». Ну да, ну да. Давьер – он же дворцовый убийца, он же падший хранитель Теннет, – сидит в тюрьме, а бизнес продолжает процветать. Что ж. Всем бы нам такую деловую хватку.
Лениво развалившись в кресле, я пробежала глазами по заголовкам.
«Его Величество Сайнор и Совет: борьба разгорается».
«Казначейство в поиске золотых жил: расходы Шолоха растут не по дням, а по часам».
«Новое лицо Чрезвычайного департамента: леди в гномьих рядах».
Я листала газету в поисках последней статьи, как вдруг мне на глаза попался раздел объявлений.
Стоп. Что?!
Челюсть моя отвисла, ведь рисунок, сопровождавший одно из объявлений и занимавший добрую половину полосы, был… моим портретом. Вот только моё лицо на нём казалось непривычно стервозным и высокомерным.
«РАЗЫСКИВАЕТСЯ» – гласили крупные буквы. Под ними шло описание: глаза синие, волосы красно-каштановые, на мочке левого уха шрам, рост средний, телосложение худощавое, на левой руке – татуировка Ловчей. Возможно, имеет при себе лассо и биту. Крайне опасна.
Я вскочила с кресла. Быстро, не обращая внимания на возмущение морской туники, накинула поверх неё мантию и натянула на голову капюшон. Потом нервно помахала веснушчатой официантке и почти бегом рванула прочь от «Поцелуя фортуны».
Газету я не выпускала из рук.
Ведь на той же странице было и второе объявление, не менее примечательное.
«Господа добровольцы! Вас очень ждут!
Ты умён, силён, ловок и хитёр? Ты хочешь разбогатеть и готов послужить лесному королю? Прими участие в экспедиции под дворцовый курган! Спаси заблудившегося там принца, стань национальным героем и получи сто тысяч золотых в придачу!»
Под этим текстом были изображены двое красавчиков – маг и воин. Они стояли спинами друг к другу, как герои на обложке какого-нибудь комикса, и задорно показывали большие пальцы, направленные вверх.
Убежав в лесную чащу – подальше от жилых домов и людей – я остановилась и прочитала текст объявления ещё раз.
Что. Всё. Это.
Значит?!
Ладно, то, что я в розыске – это неприятно, но всё-таки вполне предсказуемо. Значит, Карл просто пустил ход моей судьбы на самотёк. Но Лиссай, якобы потерявшийся под курганом?.. Что за бред!
Вдруг меня кто-то окликнул.
– Эй, мадам, а у вас огонька не найдётся? – поинтересовался блеющий голосок из тех, что бывают только у сатиров.
Я вздрогнула и, не оглядываясь, буркнула, что не курю.
– Да ладно, я вам в благодарность скидку на перевозчика сделаю! Подсобите по доброте душевной!
Вот настырный.
Прежде чем обернуться к так некстати привязавшемуся сатиру, я постаралась максимально изменить свою внешность. В данных обстоятельствах это значило, что я выпятила губы, как речная ундина, по-гномьи свела брови к переносице и надула щёки, словно тролль.
Сатир только тихо ойкнул, увидев это зрелище.
– Не курю, сказала! – намеренным басом рявкнула я, ещё больше расшатывая психику собеседника.
– Добро, добро! – сатир замахал руками и уныло поплёлся ко двору перевозчиков, который виднелся за деревьями.
Я разглядела вывеску: «Подкова наших душ».
Хм. Помнится, мой приятель кентавр Патрициус Цокет работал во дворе с очень похожим названием. И там тоже был сатир-администратор. Если это единая сеть, то я зря спровадила козлоногого: лучше было бы помочь ему, а потом попросить вызвать для меня Патрициуса.
В том, что Цокет не выдаст меня властям, я была уверена на сто процентов.
Вздохнув, я обломила у ближайшего клёна сухую веточку. В Пике Волн, во время нашей авантюры, Мелисандр укорял меня в том, что я не умею наколдовывать свет. Это так; этому мне стоит научиться и поскорее. Но вот создавать огонь при помощи карловой магии я уже умею: правда, мне нужно создавать его на чём-то, что не жалко сжечь. В ладонях пока что не получается.
Я пробормотала заклинание на стародольнем языке, адаптированное под свою новую магию. Веточка вспыхнула, и я, прикрывая её ладонью, быстро догнала сатира.
– Хей, дружище! Я передумала, держи.
Когда вонючая самокрутка козлоногого задымилась, он добродушно усмехнулся в бороду:
– Скидку хочется, да?
– Не совсем. Хочу найти знакомого своей семьи, кентавра по имени Патрициус Цокет. Он работает перевозчиком.
– Аха-ха, понимаю! В большом городе надо использовать все связи, – подмигнул сатир, явно решивший, что я прибыла откуда-то издалека покорять столицу.
В итоге сатир мне помог. Он отправил куда-то ташени и, получив ответ, сказал, что Патрициус скоро прискачет. Пока мы ждали, я забавляла его историями о своей вымышленной жизни на забытой богами ферме. А ещё в качестве оплаты помогала ему делать новые самокрутки, впрок.
Теперь у меня воняла не только мантия – луком, но и пальцы – табаком.
М-да.
Появившийся вскоре Патрициус, как всегда, был невозможно энергичен и оптимистичен.
Цокет – ходячая реклама здорового образа жизни, который он ведёт с усердием, вызывающим удивление и уважение. Серьёзно, глядя на Патрициуса, я снова и снова думаю о том, что такие банальные вещи, как «режим», «сельдерей» и «отсутствие стресса» действительно могут изменить тебя к лучшему.
Не успел сатир «представить» меня столичному перевозчику, как я вскочила в седло и шепнула:
– Привет! Отвези меня в Нижний Закатный Квартал, пожалуйста! По дороге всё расскажу.
Он игогокнул от неожиданности.
– Мадам, это вы-ы-ы?
Я шикнула, глазами указав на сатира.
– Удачи, милая! – тот добродушно пыхнул в нашу сторону дымом. Патрициус осуждающе покачал головой и с места сорвался в галоп.
Впрочем, вскоре он замедлился, а потом и вовсе решительно сошёл с дороги, пройдя сквозь рощу глициний, вывел нас на потаённую лесную полянку, полную цветущих ромашек и земляники.
– Что же с вами приключилось, госпожа? – причитал Патрициус, пока я спешивалась. – Говорят, вы разрушили храм и сбежали из тюрьмы? А куда потом делись?
За то время, что я проработала в Иноземном ведомстве, мы с Цокетом успели сдружиться. Он возил меня по всему городу и с удовольствием слушал рассказы о моих приключениях. Я в свою очередь была главным консультантом Патрициуса по тайнам женской психологии и даже успела познакомиться с его семьёй – красавицей-женой и шестью жеребятами. Все шестеро были девочками. Собственно, немудрено, что ему требовались советы.
– Бедная вы моя мадам! Я же знал, что вы не можете быть злодейкой! – заохал Цокет, выслушав отредактированный пересказ моих приключений.
Про богов я и не заикнулась. Про авантюры Мелисандра – тоже. Зная Патрициуса, я боялась предположить, что он тотчас организует в Шолохе клуб почитателей Кеса: по меркам перевозчика, именно таким и должен быть настоящий мужчина – стремительным, громким, смелым и романтично непоследовательным в своих поступках.
– Патрициус, а теперь я буду расспрашивать тебя. Скажи, пожалуйста, как дела у Полыни?
Цокет удивлённо моргнул.
– Я не знаю. Он же в тюрьме.
– Как это?! – я охнула.
Что-то слишком много плохих новостей разом!
– Ну, – Патрициус задумчиво пожевал губами, – он ведь разрушал храм вместе с вами? Значит, по мнению власти, он тоже злодей.
– Но ведь ему должны были дать Генеральство?
– Так и дали! Говорят, в ведомстве уже поставили очень красивую статую, изображающую господина Полынь: амулеты на ней выглядят совсем как настоящие, настолько искусно они вырезаны из мрамора. Татуировка будто светится, а глаза и вовсе, говорят, следят за теми, кто проходит мимо.
Мои брови окончательно сошлись на переносице. Такой хмурой я не была, кажется, никогда в жизни.
– Но почему же Внемлющий не использовал генеральское право одного желания, чтобы получить амнистию? – пробормотала я.
– Понятия не имею! – Патрициус выглядел таким удручённым, словно чувствовал свою ответственность за происходящее.
Я тяжело вздохнула, затем открыла прихваченную с собой газету на странице с «господами добровольцами».
– Ещё вопрос. Что это за история с экспедицией под курган?
– Ох, мадам, а это настоящая трагедия! Его высочество младший принц Лиссай пропал после землетрясения. Сначала это скрывали, пытаясь найти его силами дворца. Но затем стало ясно, что ситуация крайне серьёзная – и тогда его величество принял решение нарушить анонимность сына. Он надеялся, что у кого-нибудь найдётся полезная информация. Теперь все в королевстве знают, как выглядит принц Лиссай – и все молятся о его возвращении из-под кургана.
Точно.
Я только сейчас поняла, что в объявлении речь идёт о человеке, само существование которого ещё пару месяцев назад хранилось в тайне от большинства горожан[5]. Просто я сама уже настолько привыкла к наличию принца Лиссая в моей жизни, что как-то совсем упустила тот факт, что для других он прежде был загадкой.
Боги-хранители, как же тут всё изменилось за недолгое – казалось бы – время моего отсутствия!
– Патрициус, а почему все думают, что принц находится под курганом?
Цокет, комфортно устроившись возле обросшего мхом бревна, уверенно объяснил:
– Потому что вскоре после того, как личность Лиссая раскрыли, маги поняли, что единственное место, где они ещё не искали его – это некрополь под дворцом. А искать следовало бы! Ведь во время землетрясения на острове появилось много трещин, и некоторые из них ушли так глубоко, что достигли подземного кладбища ваших предков. Когда это выяснилось, всем стало очевидно: его высочество провалился туда и заблудился в древних лабиринтах под курганом. Других вариантов нет.
Я схватилась за голову, не зная, как реагировать на рассказ Патрициуса.
Другие варианты были, вот в чём дело.
Но, в отличие от меня, никто в королевстве даже в теории не мог предположить, что его высочество младший принц Лиссай умеет уходить в место, именуемое Междумирьем. И что там не так давно состоялась битва со Зверем, в которой принц принял участие. И что оттуда его забрала хранительница Авена. А вот куда она увела Лиса… Это уже вопрос. Ясно одно – богиня-воительница не вернула принца домой к фигуральному комендантскому часу.
Какая нехорошая, ненадежная женщина.
Патрициус, глядя на сложную гамму эмоций на моём лице, сочувственно и понимающе закивал.
– Продолжай, пожалуйста, – попросила я. – Что было дальше?
– Ох, дальше все стали переживать о том, какие ужасные хмыри могут повылезать из некрополя. Нет‐нет, я не о ваших предках, мадам, к срединникам я отношусь со всем почтением! – поспешил уточнить Цокет. – Но ведь во тьме подземных кладбищ иногда рождаются жуткие чудовища, а ваш курган был заперт без малого тысячу лет. Конечно, все догадывались, что там не водится ничего хорошего. И вскоре убедились в этом!
– Как именно?
– Его величество Сайнор отправил в некрополь поисковый отряд магов. Но прошло несколько дней, а никто из них не вернулся. Люди поговаривали, что отряд подземными ходами драпанул из столицы, лишь бы больше не встречаться с королевским гневом: ведь Сайнор был невероятно зол оттого, что Лиссая не могут найти так долго. Но шутки иссякли, когда следующим приказом король отправил в некрополь шестерых Ходящих, – Патрициус помедлил, прежде чем со вздохом закончить. – Оттуда вернулся только один из них. Тяжело раненнный, лишившийся руки и едва ли не обезумевший.
Я неверяще замерла. История Патрициуса резко перестала быть умеренно напряжённой и превратилась в откровенно жуткую.
Не то чтобы я фанатка Теневого департамента, наоборот, помещайте меня в самый конец очереди за автографами, но… Обитатели некрополя оказались настолько сильны, что убили пятерых теневиков и изувечили шестого. То есть вывели из игры ровно половину от всех наших Ходящих. А ведь теневые агенты считаются самыми сильными и опасными колдунами королевства.
– Патрициус, а выживший Ходящий сумел рассказать, что им встретилось под землей?
– К счастью, да, мадам. И маги из Башни уже сумели подтвердить его слова. Тварей, что живут в некрополе, решили назвать тысячелетними упырями, потому что внешне они слегка похожи на обычных кладбищенских упырей. Но они гораздо сильнее, мадам! На протяжении сотен лет эти чудовища пожирали друг друга в темноте кургана, становясь крупнее, а ещё их напитывала магия, которую источают кости ваших предков.
Патрициус, который, несмотря на пугающие темы, во время разговора умудрялся плести венок из ромашек, продолжил:
– После возвращения единственного выжившего Ходящего король Сайнор велел, чтобы теперь под курган отправились все оставшиеся теневики и две дюжины лучших боевых магов из Башни.
– Прах побери! Только не говори, что они тоже не вернулись!
– К счастью, они и не ушли, мадам. Лесной Совет единогласно счёл решение короля опрометчивым и воспользовался своим правом вето.
Я тихонько выдохнула. Лесной Совет – это собрание, которое состоит из глав всех ведомств королевства, является главным совещательным органом и в некоторой степени влияет на решения Сайнора. Что хорошо, ведь каждый правитель в те или иные моменты своей жизни может потерять контроль над своими чувствами и наворотить страшных дел.
– Более того, – Патрициус со значением поднял указательный палец, – Совет потребовал, чтобы все трещины на дворцовом острове запломбировали и тем самым опять закрыли некрополь. А то вдруг упыри попробуют выбраться оттуда в город? Поэтому королю Сайнору ничего не оставалось, кроме как объявить поиск добровольцев, пока ходы в лабиринт ещё открыты.
Мы с Патрициусом снова дружно покосились на газету. Маг и воин на объявлении могли похвастаться поистине идиотскими улыбками. Иллюстратор явно испытывал глубочайшие сомнения по поводу того, к чему призывал.
– И много уже нашлось добровольцев? – прикусила губу я.
Патрициус закончил венок из ромашек и торжественно возложил его мне на голову: «Это вам!» Потом, потемнев лицом, ответил:
– Ни одного. Люди видели того выжившего Ходящего, и теперь никто не хочет повторять его судьбу.
Мы с Патрициусом продолжили наш путь, пока наконец не оказались в Нижнем Закатном Квартале – районе, в котором расположены поместья семнадцати знатных Домов Шолоха. Там на зелёную улицу Небывалой Удачи выходили главные ворота владений трёх семей: Таящихся, Страждущих и Мчащихся.
С первым из этих поместий меня ничего не связывало. Второе – моё – временно пустовало: я предпочитала жить в Мшистом квартале, родители переехали в Норшвайн, а моя младшая сестра получала образование на другом конце света. Из-за этого сейчас на территории Дома Страждущих царила уютная тишина: только слуги заботились об особняке, саде и конюшнях. Я заглядывала туда пару раз в месяц, чтобы убедиться, что всё в порядке, но сейчас моей целью было следующее поместье.
Владения Дома Мчащихся – одной из самых могущественных семей королевства, к которой принадлежала моя лучшая подруга.
Поблагодарив Патрициуса за помощь, я спешилась, поглубже натянула капюшон мантии и начала прикидывать, как мне встретиться с Кадией, никому не выдав своего присутствия. Перелезть через забор, тихонько прокрасться к её покоям и дождаться её там? Через Патрициуса передать записку? Или дойти до голубятни, расположенной неподалёку, и отправить письмо?
Но оказалось, что в этих размышлениях не было нужды. Потому что мы с Цокетом ещё не успели попрощаться, как вдруг откуда-то сверху донёсся знакомый голос.
– И что, спрашивается, случилось с твоим вкусом в одежде?! – завопила его обладательница. – Как ты – образец стиля – могла нацепить на себя этот шерстяной кошмар?!
– Кадия! – ахнула я, поднимая голову и тотчас ойкая оттого, что мне в лоб прилетела метко брошенная абрикосовая косточка. – Ауч! За что?!
Мчащаяся сидела на каменной ограде поместья, укрытая тенью огромного старого вяза. С одной стороны от неё лежало несколько фруктов, с другой – их огрызки и косточки. Я поняла, что в меня сейчас вполне может прилететь ещё несколько снарядов, из-за чего поспешно закрыла голову руками.
Но нет: Кадия просто спрыгнула со стены и, скрестив руки на груди, встала передо мной. Рослая, златокудрая, голубоглазая, с военной выправкой и привычкой корчить зверские рожи – она, как всегда, выглядела женственно, если смотреть на палитру её внешности, и по-мужски, если оценивать одежду и поведение.
– Привет, мадам! – обрадовался ей Патрициус.
– Боги-хранители, ты в порядке!.. – я с размаху бросилась ей на шею.
От Кадии пахло тёплым хлебом, яблоками и свежевыстиранными простынями. Немного – железом и пóтом: наверное, она, как обычно, тренировалась с мечом. Не размыкая рук и уткнувшись носом ей в шею, я рассмеялась. Это был смех, готовый в любую минуту перерасти в рыдания.
Хоть кто-то. Хоть кто-то из них в порядке. Я уже и не верила.
Хвала небу за то, что Кадия цела и невредима. Мне достаточно этого, чтобы поверить, что не всё потеряно – теперь я точно всё смогу; я верну тех, кто не с нами; я всё исправлю. Клянусь.
Я хохотала, как безумная, игнорируя удивлённые взгляды редких прохожих и озабоченно вытянувшееся лицо Патрициуса. Я стиснула Мчащуюся в объятиях так сильно, что ей наверняка было больно. Но она почему-то не спешила ругать меня за это и с руганью отдирать от своей шеи, как сделала бы это в обычной ситуации.
Нет: Кадия молчала. А ещё – не обнимала меня в ответ.
Странно.
– Хей, ты чего? – я отдалилась.
А в следующее мгновение мои глаза расширились от ужаса.
Потому что Мчащаяся – шумная, неунывающая оптимистка – стояла, безвольно уронив руки вдоль тела, и молча плакала, позволяя слезам оставлять на щеках две мокрые дорожки.