Эта история была рассказана много раз, но ни разу не записана. Меня специально попросили включить её в книгу. Что ж, как-то раз…
…я сильно заболел. Температура сорок. День-два-три. Сильные болезни случаются со мной редко, никаких таблеток я не пью, даже жаропонижающих, в больнице в последний раз лежал в пять лет.
Но на этот раз всё было иначе. На четвёртый день от жара стало сдавать тело и ломить голову. Я поддался на уговоры невесты выпить ибупрофен. Ещё три дня на таблетках результата не дали, я был истощён и подавлен. Сделали рентген. Пневмония. Срочно в больницу на скорой. Я плакал в машине от унижения – я никогда не лягу в больницу, а тут ложусь.
Начало декабря. Через неделю у нас билеты на Бали на Новый Год. В больнице мне говорят, что Новый Год я встречу на койке. Приехали.
Но это только начало. Через шесть дней меня вызывает главврач и объявляет мне, что выписывает меня до срока, потому что у меня подозрение на… туберкулёз, и я представляю опасность для окружающих. Идите, ложитесь в диспансер. Можем направить, можете сами.
Дальше – больше. Знакомый фтизиатр делает беглый анализ и подтверждает подозрения. Ложитесь, это сейчас лечится, всего-то четыре–шесть месяцев в больнице, а потом можно дома долечиваться… год–два.
Я не смог вместить всё это в голову и попросил две недели отсрочки на Новый Год. Накупил антибиотиков, взял невесту и уехал в наш дом в деревне.
Там жизнь стала приходить в норму, если не считать мелочей. Своя меченая тарелка, вилка, ложка. Никаких гостей. Слабость и потения по ночам. Кашель. Невесте регулярный рентген.
Я честно пил таблетки горстями, яростно парился в бане, простукивал лёгкие. И главное: искал причину и урок. Что мне хотят сказать высшие силы этой болезнью? Что я должен изменить в себе для восстановления баланса?
Вернувшись в Москву заметно окрепшим, я с трепетной надеждой сделал контрольный рентген. Пятно было на месте. Без изменений. Врач сказал: готовьтесь к госпитализации.
Я шёл коридором диспансера, в полусне озираясь на шаркающих мимо худосочных кашляющих пациентов. Обитатели этого горького пристанища в большинстве выглядели приезжими с юга и востока. Послышался запах лекарств и больничной столовой.
Дома, не приходя в сознание, я погрузился в виртуальный мир историй тех, кого постигла подобная участь. Мне попадались истории, как люди годами жили в больнице, выписываясь и возвращаясь с рецидивами, истории распавшихся браков и новых браков на больничной койке с такими же своими. Вылечив лёгкие, большинство героев переключалось на многолетнее восстановление печени, подорванной ковровыми бомбардировками сильнейших антибиотиков.
Создавалось впечатление, что мне уже оттуда не выбраться.
Но это не моя жизнь. Я так не хочу. Этому не бывать.
И тогда случился шаг за край.
Я сел вечером с невестой и сказал: «Я не лягу в больницу. Это моя жизнь, и я выбираю, как прожить её до конца так, как я хочу. Я поеду в Индию к отцу. Погреюсь на солнце, поменяю мысли и диету. Найду местных знахарей. Три месяца или полгода, как пойдёт. Если суждено вылечиться, значит, вылечусь, а сдохну, так сдохну. Но хоть не на больничной койке».
Надо сказать, что моему отцу за несколько лет до этого диагностировали рак простаты. И вместо операции он бросил бизнес, сел на диету, стал регулярно голодать и проводить по полгода в Индии, занимаясь йогой, аюрведой и путешествуя по святым местам. Через пару лет его врач не мог поверить в резкое улучшение его здоровья. Так что у меня был воодушевляющий пример.
Я сказал о своём решении врачу. Она пожала плечами и пожелала успеха.
Меня ждала новая жизнь. Я не знал её, но был готов.
И уехал бы, но в Москву вернулся наш семейный доктор, мастер тибетской медицины. Я поспешил к нему на приём.
Он привычным жестом послушал мой пульс, улыбнулся и сказал: «Вылечим за месяц». Дал порошков и наставления.
Я остался в городе, пил порошки и читал об особенностях тибетской медицины. Оказывается, тибетские врачи не знают такой болезни, как туберкулёз. Она для них не существует, как и большинство других болезней, открытых западной медициной. Зато они видят много других тонкостей состояния тела. Например, они различают несколько десятков видов жара, в то время как аллопатическая медицина видит только высокую и низкую температуру. Тибетский врач не борется с вредной палочкой, он возвращает организм в состояние баланса и мирного сожительства со всеми бактериями, его населяющими.
Этот подход полностью совпадает с моей картиной мира. Я чувствую так же и доверяю тому, кто живёт этими ценностями. Я приму его помощь.
Через месяц я сделал томографию и поставил своего врача в тупик: «Почти ничего не осталось! Ты пил какой-то новый антибиотик?»
Но я уже не слышал его, вылетая на улицу и вдыхая свободу полной здоровой грудью. Через месяц мы сыграли с невестой свадьбу.
Вот и вся история. О чём она? Не знаю, каждый возьмёт что-то своё. Для меня она была о полной ответственности за своё тело и свою жизнь. Я не готов отдавать себя на милость авторитетных специалистов, если это не бьётся с моей интуицией. У меня нет авторитетов. Мне решать, как жить, как лечиться, мне принимать судьбу вплоть до самой смерти. В этом мой шаг за край.