А лес неподвижен, мрачен, таинственный и безмолвный, вот птица вспорхнула, и застил туман снегольда покровы, и солнце всё так же светит, поёт о силе бескрайней, где в любви рождаются дети, где наша жизнь неслучайна
Из своего белого
Новый год, новая луна, перезагрузка. Отшельник и лес – вечнозовущая истома свершилась в талом январе в моём укромном лесном имении по имени Барановка.
Джозеф Кемпбелл говорил, что надо стоять одной ногой в трансценденции, то есть всё время выходить за рамки видимого, понятного, познанного. Идти на свой страх и знакомиться с сакральным.
Я закрылся в деревенском доме для этого мира, чтобы открыться миру иному. Ничего страшнее и одновременно интереснее нет. Одинокий дом на краю тёмного леса и сам ступил одной ногой в неведомое. Деревья высятся безмолвно, тишина оглушает, моими спутниками в этом космическом полёте кажутся только шелест крыльев златоглазок и шуршание мышей пакетами на кухне.
Но это совсем не так. Через короткое время чувствуешь дом густо населённым, а неподвижный лес – бурлящим невидимой жизнью, когда каждый шорох так много значит, когда ночью вдруг просыпаешься от немигающего взгляда на себе.
Я ищу контакта с запредельным. Не запираю дверь на ночь, иду в лес, когда темнеет. Чего мне бояться? Людей? Их здесь нет, а если бы и были, то оставляли бы за собой грубый след за версту, словно от парашюта, волочащегося за шпионом. Духов? Их здесь полно, но в этом и смысл. Мой учитель-шаман говорил, что злых и добрых духов не бывает. Мир нейтрален и движим только любовью, а двойственность присуща только человеческому уму, который разделяет всё, что видит, на хорошее и плохое. Впрочем, эти слова уже давно проросли во мне личным опытом.
Лес в темноте становится более разговорчив, потому что глаза бесполезны, и просыпаются остальные органы чувств, в том числе и то самое, спящее. Слышу каждую каплю, летящую с ветки, пробую на вкус талый снег и терпкую почку, вдыхаю сумрачный дурман сосновой коры. Я не наблюдатель, я участник огромного праздника бытия.
На что это похоже больше всего из человеческих переживаний? На секс. Меня охватывает сильнейшее возбуждение, и бросает в жар. Рывками скидываю покровы одежды и остаюсь таким, как лес, кожа на кожу. От тела валит пар, ноги гудят, как корпус ракеты перед стартом. Ничего не понимаю и не хочу. Так стою, держась пальцами ног за землю, руками упираясь в небо, чтобы не взлететь.
Эти несколько дней отшельничества ставят всё на свои места. Обнуляют муть, срывают спесь, выводят отраву новогодних огоньков. Банный жар согревает душу, беспокойные сны залечивают раны, оставляя ночным аватарам допроживать, что сам не прожил. Ночь дикая от обилия духов, они кружатся, кидаются снами, заводят хороводы образов улётных, перелётных. Диковинно, сказочно, хоть спи, хоть вперивайся в тёмное окно – отовсюду запределье, душечистье, рукоделье.
А снег, ох уж этот завывала-снег, как будто дела ему нет до моих глаз, лежит и падает вкривь да вкось, поди-ка меня брось. Снег – это друг, непоседливый, неназойливый, зовёт играть, зовёт посмотреть в себя, из себя, тогда и поговорить будет о чём. Снег, я слышу тебя, слышу, как ты со мной говоришь, ещё не слышу, что ты говоришь, но уже и от того радость неуёмная щиплет глаза.
Глаза – слабое место, невысказываемое устремляется туда и щиплется там или стекает по щекам, солёным. Мир солёный на вкус, снег идёт – солёно, ребёнок засмеялся – солёно, скрипки вступили – снова солёно. Море внутри.
Мышка на кухне вдруг не бежит от моего появления, а смотрит прямо в глаза. Боже, до чего красивое создание! Приняла меня, теперь мы на одной волне. Значит можно возвращаться в город и продолжать писать для вас, доносить то, о чём поведал талый снег и тёмный лес. Не надо бояться, всюду любовь.