Адам Санчес лежал на кровати прямо перед мной.
Я до сих пор не понимала, как это произошло.
Красивое лицо залито кровью, губа и бровь разбиты, под глазом красовался синяк, от хорошего костюма осталась только жалкая пародия.
Какой-то ублюдок порезал кожу под коленями, так что белые простыни можно отправлять вслед за костюмом в мусор.
Руки дрожали так сильно, когда я пыталась обработать его раны, что думалось, я скорее убью, чем помогу.
Дома не было прислуги, только два охранника, которые всучили мне поднос со спиртом, бинтами и ватой.
Вито еще не появлялся и на телефон тоже не отвечал. Его люди принесли избитого Адама без сознания, водрузили на кровать и ушли, оставив меня разбираться с этим.
Я была даже рада.
Не тому, что он без сознания, конечно, а тому, что могла без страха касаться его, словно он – ожившая картинка из моей головы.
Я прикрыла глаза, коснулась его ладони. Вот бы он только очнулся. Сейчас, когда никого нет, когда я могу сказать, что он прав во всем.
Хотя людей с такими шрамами, как у меня, могло быть сотни. Но вряд ли существовала сотня девушек с одинаковыми лицами.
Я получила свой, когда полиция искала отца Адама и пришла к нему. Он не отказался разговаривать, так что они стали преследовать. Та ночь вышла странной, мы бегали по закоулкам, прячась от мигалок, перелезали через заборы, смеялись, а потом шипели друг на друга с предупреждением вести себя потише. Тогда я окончательно поняла, что Адам непростой человек, что его семья явно не самая законопослушная. Меня это не напугало. Хотя, кто знает, может быть, если бы я ушла тогда, то не сидела бы сейчас здесь.
Тогда, в театре, я даже думала кинуться к нему, упасть в объятия, зная, что он поймает. Прошло пять лет, а я почему-то верила ему, хотя мы обменялись всего несколькими словами.
Что, если это проверка Вито? Что, если муж проверял меня на верность? Вполне в его стиле.
Я знала, что пройду эту проверку, потому что не собиралась терять голову окончательно. И не собиралась жертвовать всем ради того, что когда-то было в моей жизни.
Нет больше той безрассудной, наивной девочки Марго. Теперь в любом выборе я выбирала «жизнь». Плевать, что и как, главная потребность – выжить.
Я обработала раны Адама, села на край кровати, прислушиваясь к ровному дыханию в тишине и гадая, вернулся ли Вито. За дверью гостевой комнаты не слышалось ни шагов, ни разговоров, и тогда я осмелела, повернулась к парню, лежащему без сознания. Пальцы коснулись теплой щеки, на которой еще алела разводами кровь, прочертили дорожку к светлым волосам, поправили челку. Я склонилась над ним, наблюдая за тем, как подрагивали ресницы, как тяжело вздымалась грудь.
Больно ли ему? Больно ли так же, как было мне?
Глаза защипало от слез. Почему наша история закончилась так? Почему ни я, ни, очевидно, он не получили счастья?
Я зажмурилась, пытаясь вернуть холод под ребра, заморозить там все, что успело оттаять под палящими лучами августовского солнца. Пусть все остается на своих местах. Пусть все останется только сном. Мне хотелось, чтобы он скорее уехал. Или наоборот оставался здесь как можно дольше, даже если я больше никогда с ним не заговорю.
– Я умер? – хриплый голос, заставил вздрогнуть. Я шмыгнула носом, с опаской посмотрела на Адама, пока сердце в груди отсчитывало каждый удар.
– Ты жив.
– Тогда это сон, – Адам оглядел меня, разбитые губы дрогнули в подобии легкой улыбки, а потом он прикрыл глаза.
– Не сон, – отозвалась я, сгорая от неловкости и вместе с тем желая снова дотронуться до него. Адам приоткрыл один глаз, я спешно отвернулась, прячась от его внимания.
– Тогда почему ты здесь?
– Потому что жива.
– Точно сон, – нарочито небрежно выдал парень. Я нахмурилась, видимо, его слишком сильно ударили по голове.
– Адам.
– Марго? – он повел бровью, словно ожидал моих слов о том, что он придурок и опять спутал имя, но я молчала, наконец, перестав убегать. Да и смысл? Адам Санчес раскусил меня, как шоколадную конфету с орешками внутри. – Как так вышло, что ты замужем? Неужели я настолько тебе не нравился, что тебе пришлось умереть?
Это последнее, что я ожидала от него услышать. Черт возьми! Да как он вообще подумал об этом?!
Я подскочила, нахмурилась, хотя все внутри меня хотело добавить ему еще парочку синяков за такие слова.
– Даже сейчас мне не так больно, как тогда, – бросил он так, словно я виновата во всем, что произошло, во всех смертных грехах, которые он не согласился отпустить, а просто отправил меня на суд к Всевышнему.
– Ты понятия не имеешь, что тогда случилось, – глухо проговорила я, надевая маску холодности и безразличия. Хотелось рассмеяться над самой собой. С чего я взяла, что Адам Санчес остался прежним, если даже я изменилась.
– Так расскажи мне.
– Какая дешевая манипуляция! – я подалась вперед, почти нависнув над ним. Адам усмехнулся, заглядывая в мои глаза. Ему что, совсем не больно? Какого черта он очнулся именно сейчас?!
– Сказала девушка, которую я считал мертвой пять лет, а когда увидел, оказалось, что она все эти пять лет замужем! – выпалил он. Мне хотелось сказать что-то еще, но слов не находилось, мы играли в гляделки, сверлили друг друга взглядами, словно пытались выместить пласт боли, лежащий где-то под привычкой жить. И никто из нас не хотел сдаваться.
Вдруг в коридоре послышались шаги, я отпрыгнула от Адама, с ужасом в глазах повернулась, когда дверь открылась, а на пороге появился Вито и семейный доктор.
Черт возьми!
Он видел? Видел?
– Рыбка? – Вито подошел ко мне, махнул врачу на Адама.
– Прости, – залепетала я, пряча глаза. – Не знала, что делать, ты не брал трубку, охрана тоже отмалчивалась, я обработала раны, как смогла, он очнулся. Я растерялась, Вито, – лучший способ остаться целой – оправдаться быстрее, чем он начнет обвинять.
Холодные ладони Вито легли на щеки, он поднял мое лицо, вынуждая посмотреть в его глаза.
– Ты все правильно сделала, – проговорил он, оставляя на лбу влажный поцелуй. – Иди к себе, я скоро буду, – я не смела перечить.
Было трудно удержаться и не посмотреть на Адама в последний раз. Я вышла в коридор и направилась в свою спальню.
Вито настоял на том, чтобы мы спали в разных комнатах. Я только обрадовалась его условиям. Пусть приводит в свою постель кого хочет, мне было плевать. В моей он редко появлялся. Видимо, сегодня не одна из таких ночей.
После тяжелых вечеров Вито становился неуправляемым. Я боялась, что и в этот раз его гнев на мир достанется одной мне, но он лег рядом, опустил голову на живот и обхватил меня рукой.
– Я устал, рыбка, – Вито прижался ближе и казался таким уязвимым, что я вмиг почувствовала себя неправильной, жалкой предательницей. Хотя Вито – последний, кого стоило бы считать беззащитным.
Я запустила пальцы в темные волосы, зная, что ему это нравилось, а сама же мысленно находилась в другой комнате, около постели избитого парня, чьи слова расковыряли что-то глубинное, что-то колючее.
– Адам побудет у нас несколько дней, рыбка, – сонно прошептал Вито, – я обещал его боссу безопасность.
– Конечно, – выдохнула я, пытаясь не замечать того, что пальцы на миг замерли. Под одной крышей с Адамом несколько дней.
Черт возьми, когда-то это было мечтой подростка. Сейчас же я хотела, чтобы он скорее уехал. Эмоции схлынули, теперь я понимала, что рисковала очень многим. В том числе жизнью.
***
Утром я проснулась в одиночестве. Вторая половина кровати пустовала, заставляя облегченно выдохнуть. Что ж, по крайней мере, я могла не переживать из-за выполнения супружеского долга в начале дня. Хотя я была убеждена в том, что день будет дерьмовым. Он ничем не отличится от тысячи других дней, которые я провела в этом доме. Разве что теперь под одной крышей со мной спал человек, в чьих руках находилось мое спасение и проклятие.
Я поднялась с кровати, осматривая комнату, стеллаж с книгами на противоположной стене, огромные окна, выходящие на море и сад, в котором Вито заботливо поливал цветы и деревья. Пожалуй, растения и бизнес – единственное, к чему Вито относился с нежностью.
Я бы назвала своей нежностью книги – то, что помогало мне из раза в раз, вытаскивало со дна, бросая спасательный круг утопающему, забирало из рук веревку и мыло, когда жизнь подводила к краю.
В одной из моих любимых книг нашлись такие слова: «История – это бинты для того, что сломалось. Швы для того, что разорвалось. Ковер, на котором мы пишем наши жизни… Истории порождают наши мечты и подпитывают то, что никогда не умирает». Я тоже, своего рода, женщина без имени, прямо как главная героиня книги Чарльза Мартина. Ей тоже пришлось отказаться от своего имени. Тоже пришлось стать кем-то другим. И ее, как и меня, настигло прошлое, накрыло бураном, настоящей Сибирской метелью где-то в тайге.
Я читала, чтобы не сойти с ума. Книги давали мне надежду. Я никогда не думала, что моя жизнь однажды окажется достойным сюжетом, но почему-то события последних пяти лет тянули на бестселлер.
Адам никогда не любил читать, это пришло со временем, уже после нашей встречи. Мы зачитывались по ночам, вместо того, чтобы бегать на вечеринки, напиваться до беспамятства и срывать друг с друга одежду в порыве пьяного бреда. Мы снимали ее друг с друга неспешно, наслаждаясь каждым мгновением, подолгу смотрели в глаза, целовались с полной уверенностью в чувствах.
Так смешно все закончилось. Мы были подростками, полными надежд и целей, а стали потерянными взрослыми.
Я надела строгое платье, завязала волосы в высокий хвост и вышла из комнаты. Нужно пойти на кухню, взять чашку кофе и вернуться к привычной жизни – насладиться последними летними деньками в тени сада, но вместо этого ноги как-то сами по себе привели к комнате, в которой находился Адам.
Я приоткрыла дверь, заглянула внутрь. Парень все также лежал на кровати, кажется, спал. Я почувствовала себя неправильной и спешно закрыла дверь. Мне там нечего делать. Если бы Вито увидел мой интерес, вряд ли бы ему это понравилось.
– Можешь не прятаться, – раздался хриплый голос, от которого внутри все похолодело. Черт возьми!
Я снова открыла дверь. Попытка номер два. Вряд ли она окажется более удачной.
Адам устремил взгляд на меня, на губах расцвела ехидная усмешка, даже несмотря на то, что лицо отекло, а синяки приобрели фиолетовый оттенок, мне захотелось врезать ему. Я злилась. Действительно злилась на парня, которого не видела пять лет. За то, что приехал, разрушив весь привычный уклад. За то, что подарил надежду. За то…
– Пришла рассказать мне свою историю? – за то, что просил о невозможном.
– Пришла с просьбой убраться отсюда в свою дыру.
– Я думал, что мой город – твой любимый. Тот, в котором ты провела прекрасные несколько лет.
– Провела, Адам, – холодно улыбнулась я, давя в себе желание опуститься рядом с ним на кровать. – Теперь у меня следующие несколько прекрасных, – отвратительных, невозможных, адских, – лет.
– А потом ты также исчезнешь?
– Кто знает, – я пожала плечами и развернулась к двери.
– Надеюсь, я могу рассчитывать на завтрак, – крикнул он вслед, – и на хорошую книгу.
– Найдешь сам.
– Я думал, твой муж достаточно богат, чтобы держать прислугу.
– Да, – я повернулась к нему. – Хочешь стать садовником? – смешок слетел с моих губ, Адам покачал головой, и я поспешила уйти, закрыть эту дверь, как если бы могла оставить за ней свое прошлое.
Иронично.
Он и есть мое прошлое.
Я спустилась вниз, все же взяла свой кофе и завтрак и устроилась на белой веранде, увитой плющом. Вито где-то пропадал, прислуга шастала по дому, так что я могла никуда не торопиться. Будто последние пять лет мне приходилось опаздывать. Я едва не рассмеялась над самой собой.
Почему? Почему его так волновала моя история? Почему он хотел ее услышать?
Я не хотела ее рассказывать. Даже не хотела вспоминать.