Оттава, 6 января, примерно двадцать лет и три месяца спустя
Сержант Ребекка Норд шла по мраморному коридору здания Верховного суда вместе с юристом-консультантом; мерный стук каблуков звучал как подтверждение уверенности. Ее темно-синий, почти черный костюм был сшит по мерке, классический покрой шелковой блузки демонстрировал профессионализм и вместе с тем создавал легкий намек на женственность. Густые темные волосы были собраны в мягкий узел на затылке. Никаких ювелирных украшений, минимум макияжа. Такой внешний вид, одобренный стороной обвинения, был рассчитан на создание образа квалифицированного и достойного доверия детектива из отдела по борьбе с экономической преступностью федеральной полиции Канады – достаточно искушенного специалиста, который с удовольствием поможет разоблачить высокопоставленного преступника из мира «белых воротничков».
Этот суд привлек большое внимание. Средства массовой информации по обе стороны американо-канадской границы занимались его интенсивным освещением, а социальные сети пестрели множеством мнений и догадок. Перед зданием суда крепчал ветер, и быстро холодало, пока съемочные группы телевизионщиков и команды техподдержки затаились в машинах в предчувствии январской метели. Внутри репортеры с пропусками вереницей проходили в зал суда. Перерыв между заседаниями закончился; Ребекка должна была следующей давать показания. Хотя внешне она излучала спокойствие, внутри все бурлило от прилива адреналина. Сторона защиты собиралась устроить ей допрос по всей форме.
C
Женщина-юрист, шагавшая рядом с ней, прижимала к груди папку с бумагами.
– Помните, сержант: многие превосходные копы садились в лужу во время показаний перед судом из-за вещей, не имевших никакого отношения к их правдивости или уровню профессионализма, – бесстрастно сказала она, глядя прямо перед собой. – Их ловили на мелочах, которые…
– Вы уже рассказывали, – отозвалась Ребекка. – Я все поняла.
Они обогнули мраморную колонну, и Ребекка увидела толпу, собравшуюся перед залом суда. Когда они приблизились к дверям, зажужжал телефон, лежавший в кармане жакета. Ребекка заколебалась; возможно, это был очередной звонок от начальства.
– Я лучше отвечу, – поспешно сказала она.
– Вы следующая, – напомнила женщина из юридического отдела.
– Буду через полминуты.
Ребекка достала телефон и отступила в относительную тишину стенной ниши. Когда она увидела, кто звонит, сердце упало. Опять отец. Ребекка сбросила четыре его предыдущих звонка на голосовую почту. Сейчас у нее не было времени на его параноидную теорию заговора и прочую чушь. Она была уже готова оборвать звонок, но дрогнула. Ее отец давно был нездоров. Он слишком много пил; так было всегда, но теперь проблема усугубилась. Он проводил зиму в одиночестве, в старом семейном домике в глуши. Ближайшим городом был Клинтон: сорок пять минут езды по грунтовым лесовозным дорогам, которые редко чистили от снега.
Сельское уединение, выпивка, подступающая старость… Все это туманило его мозг, вызывало сумятицу и депрессию. И для того чтобы коротать долгие вечера на ферме, он обкладывался старыми уголовными делами, с одержимым упорством снова и снова изучая те, которые ему так и не удалось решить, и придумывая безумные теории, о которых обычно забывал на следующее утро. Ребекка приняла вызов.
– Привет, папа. Слушай, можно я тебе перезвоню? Я собираюсь давать показания в суде.
За ее словами последовало непривычное, тяжкое молчание.
– Папа? Ты в порядке?
– Мне… нужно поговорить с тобой, Бекка. Тебе… тебе нужно кое-что узнать, чтобы ты могла правильно понять меня.
Его речь была сбивчивой и невнятной. Ребекка посмотрела на часы. В часовом поясе ее отца едва наступил полдень, а он уже принял на грудь. К вечеру, когда она закончит с делами в суде, отец будет беспробудно пьян.
– Послушай, я тебе позвоню, когда…
– Нет, нет, Бекка, не по телефону, – прошептал отец. – Я стою в фойе отеля «Карибу» и говорю по общественному телефону перед «Лосем и Рогом». Люди могут услышать… – Наступила пауза; Ребекка слышала на заднем плане шум, доносившийся из паба. – Я… полагаю, он был в моем домике и забрал кое-какие бумаги из моего досье.
– Кто? Какое досье?
Тишина перед залом суда вдруг стала звенящей. Почти все вошли внутрь. У Ребекки сдавило грудную клетку от напряжения.
– Папа, – твердо сказала Ребекка. – Сейчас у меня нет времени на тайные заговоры. Я должна…
– Вчера вечером. Думаю, он прятался снаружи, за осинами. Следил за моим домом. Позавчера вечером кто-то следовал за мной в темноте до самого дома. Думаю, он знает то, что мне известно.
Ребекка заколебалась. Она слышала подобные вещи от своего отца, но он еще никогда не обращался к ней таким тоном. Она почти не сомневалась, что отец воображает разные вещи, но его страх был реальным. Ей пора подумать о профессиональной помощи для него. Уже пора. Она отправится домой и разберется с этим сразу же после окончания суда. Но в то же время возвращение на ранчо даже на несколько дней было последним, что Ребекка хотела бы сделать. Всегда оставалась вероятность встречи с Эшем. Она старалась откладывать эту вероятность так долго, как только могла.
– Папа, – уже мягче сказала она. – Послушай, все будет хорошо. Я обещаю. Как только этот суд закончится, я на какое-то время вернусь, и…
– Я знаю, что он лгал, Бекка. Вы оба лгали. Тогда, много лет назад. Он изуродовал себе лицо не после падения с лошади, верно? От чего ты защищала его в тот день?
– О чем ты толкуешь?
– Сержант Норд… Ребекка! – Это был один из юристов, сердито сверкавший глазами. – Скорее, немедленно идите в зал суда! Ради всего святого, сержант, вы хотите, чтобы мы проиграли это дело?
Ребекка ущипнула себя за нос.
– Папа, мне нужно давать показания в суде. Я позвоню тебе завтра. – Он все равно будет слишком пьян для вечернего звонка. – Обещаю. Теперь найди номер в отеле и немного поспи. Делай что хочешь, только не садись за руль.
Ребекка прервала разговор и убрала телефон в карман, но, когда она шла за юристом, ее снедало беспокойство.
«Он лгал, Бекка. Вы оба лгали. Тогда, много лет назад. Он изуродовал себе лицо не после падения с лошади».
Когда она вошла в зал суда, то мысленно вернулась в тот воскресный день в конце сентября более двадцати лет назад. То, что начиналось как обычный день золотой осени, когда ольха и березы переливаются желто-багряными красками, за считаные минуты превратилось в мощную грозу.
Ребекка ехала домой с работы – по выходным она работала в ветеринарном кабинете, – когда дождь пошел сплошной пеленой. Вцепившись в руль, Ребекка подалась вперед, напряженно вглядываясь в разбитую грунтовую дорогу через плавные дуги, оставляемые щетками на ветровом стекле. Внезапно перед ее автомобилем появился мужчина, медленно бредущий посреди дороги, босой, с безвольно опущенными руками. Его джинсы промокли насквозь, рубашка прилипла к телу.
Ребекка сбросила скорость и поехала за ним. Он как будто не осознавал ее присутствия и не пытался уступить дорогу, даже не обернулся.
Вдалеке грохотал гром. Деревья вдоль дороги клонились и раскачивались на ветру.
Она нажала на клаксон.
Никакой реакции.
Ребекка ударила по тормозам и остановила автомобиль. Какое-то время она сидела, а дождь барабанил по металлической крыше.
Какого черта?
Потом мужчина вдруг повернулся, и у Ребекки дрогнуло сердце.
Эш.
Его лицо… оно было глубоко разрезано с левой стороны. Его глаз был багровым, распухшим и почти закрылся. Кровь смешивалась с дождем на щеках Эша и окрасила в красно-коричневый цвет переднюю часть его футболки.
Ребекка распахнула дверь и побежала к нему.
– Эш! Что случилось? Что ты вообще здесь делаешь?
Но Эш только смотрел на нее пустыми глазами.
Ребекка заставила себя вернуться к настоящему. Но когда она занимала место на свидетельской скамье, по спине пробежал холодок. Ребекка едва замечала судебного клерка перед собой и даже не помнила, как оказалась здесь.
– Сержант Ребекка Норд, можете ли вы подтвердить перед судом, что ваши показания будут содержать правду, только правду и ничего, кроме правды?
«Он лгал. Вы оба лгали».