Зинаида Павловна овдовела рано. По причине косоглазия замуж её никто больше не звал. Муж, утонувший на рыбалке, тоже страдал глазами, поэтому они, вроде как, сошлись по похожему дефекту. Напившись до одури, бывший муж бегал за Зиной с поленом и кричал:
– У, тварь косоглазая, убью!
По утру, опохмелившись, совершал обряд извинения в форме супружеского долга, и Зина его прощала. Уж очень ей хотелось ребёночка. Даже, несмотря на то, что приходилось ночевать в сарае, бросив телогрейку на пол, подложив под голову полено, похожее на то, которым её только что хотели убить. Она не плакала, а молилась, благодарила боженьку, что уберёг. Проводив мужа на работу, торопилась в фельдшерский пункт, где её обычно уже кто-то ждал у дверей. Бывало, и животину приводили, когда ветеринар был в запое.
Похоронив однажды по весне мужа, аккурат накануне своего тридцать восьмого дня рождения, Зина поняла, что придётся ей помирать в одиночестве. Мать уже покинула этот мир, и женщина, которая до неё работала медиком в деревне, а потом передала ей свой пост, тоже умерла. Да и не общались они. После Варвары Ивановны, которая относилась к Зине с добротой, никто больше Зину так и не полюбил. Ни сестры, ни братьев у Зины не было. С детства она звалась «Зинка косая», с ней не дружили, обращались только по надобности. Чаще всего с просьбами приходила многодетная Людка – соседка, когда нужно было посидеть с кем-то из ребят. Поэтому у Зины и игрушки были, и детские тарелки и ложки, и смесь детская, и даже соски, которые она прятала в тумбочку, чтобы глаз не мозолили в бездетном-то доме.
Порой Зинаида ездила в центр, покупала отрез на платье, новую обувь. Но ни разу с ней никто в дороге не познакомился, никто на её новое платье не загляделся.
В ночь, когда к ней прибежал шофёр Арсений Акимыч, она крепко спала. Проснулась от того, что в ворота стучали, не переставая. Накинув старый халат, Зинка крикнула:
– Чего ещё?
И услышала:
– Зинаида, давай, выходи, баба рожает. Не наша. Машина сломалась, пошли. Тут недалеко.
Зинаида, прихватив «тревожный чемоданчик», отправилась по неосвещённой улице вслед за Акимычем.
Идти пришлось довольно долго. Машина, как оказалось, сломалась в поле. Пока хлюпали по грязи, Акимыч бормотал в усы оправдания, но Зинаида особо не прислушивалась. Когда они пришли, в машине, на заднем сидении, испачканном кровью, полулежала мёртвая женщина, а рядом пищал окровавленный комочек, который Зинаида мгновенно подхватила, завернула и бросилась назад, к дому.
Акимычу она крикнула на бегу:
– Трактор зови, пусть тянет к пункту фельдшерскому. Оформлять будем.
Акимыч и сам всё понял, быстренько потрусил в сторону, где жил тракторист Васька.
Дома Зинаида малышку обработала, как положено, накормила. Тут и Акимыч подоспел.
Увидев, что был и второй ребёночек, Зина заплакала.
Акимыч, выйдя на крыльцо, закурил и в который раз забубнил:
– С райцентра я ехал, тут эта баба. Валька-буфетчица пристала, чтоб забрал бабу у неё из буфета. Ну, я взял. Думал, привезу, тут и родит. Не успели половину пути проехать, она давай орать про кровь. А я что? Я влево дал, да и встрял. А она орёт. Ну, я и побёг за тобой.
Зина вышла на крыльцо:
– Молчи, Акимыч, а то оба загремим. Ты ж не должен был брать. У тебя драндулету сто лет в обед, и самому семьдесят уже, не видишь ни черта. Куда сунулся? Ну, родила б в буфете, там хоть чисто, светло.
Акимыч угрюмо замолчал.
Зина сунула ему купюру в карман:
– Всё сама скажу, молчи знай.
По причине вечного одиночества, Зина вела дневник с подросткового возраста. Их у неё скопилась целая стопка. Лежали на чердаке. Бывало, много напишет, а бывало, всего пару строк. Ту ночь, когда Майю нашла, описала подробно, а потом провал на несколько месяцев. Ни слова.
Майя ничего этого, конечно, не знала. И только когда у матери обнаружилась смертельная болезнь, та доверила ей тайну. Отдала дневники, адрес, что выписала из паспорта той самой женщины, которую нашла в уазике в поле. И имя отца девочки, записанное в штампе о бракосочетании. Рассказала, что брат-близнец был у неё при рождении.
Так Майя узнала о себе правду. Вернее, не о себе, а о матери, на которую свалилось, как та считала, счастье. То, что кому-то в тот момент явилось горе, она не думала. Уехала прочь. В никуда. Лишь бы не отдавать украденное сокровище. Лет Зинаиде было сорок пять, на поздние роды малышка годилась.
На чужбине работать медсестрой Зина не захотела, пошла нянечкой в садик. Но по причине её косоглазия дети смеялись, либо пугались. Пришлось доставать корочки медучилища и устраиваться постовой медсестрой в больницу.
Девочку назвала Майей. Уж очень нравилось это имя. Весеннее, лёгкое, не то что «Зинаида», грузное, как кирпич.
Майя росла спокойным ребёнком. Раскосые глаза, высокие скулы делали её похожей на стрекозу.
Заведующая отделением однажды принесла очки со стёклами, отливающими перламутром:
– Зинаида Пална, Вам нужно очки носить.
Зинаида засмущалась:
– Зрение хорошее у меня, это врождёное косоглазие.
Заведующая настойчиво протянула очешник:
– Это очки без диоптрий, для маскировки.
Примерив очки, Зинаида не узнала себя. Из зеркала на неё смотрела симпатичная стройная женщина, с густыми волосами, уложенными косой вокруг головы. Зина накрасила губы помадой, и улыбнулась своему отражению. Давно уже она не улыбалась просто так. Только глядя на Майю. И как только раньше ей не пришло в голову носить такие очки?
Она купила большую коробку конфет и принесла заведующей:
– Сколько я Вам должна за очки?
Услышав цену, удивилась, как дёшево, оказывается, стоит красота.
Коробку конфет заведующая тут же открыла и предложила попить чаю. Так началась их дружба.
Зина всю свою жизнь, как на духу, рассказывала подруге. Только про Майю утаила. Сказала, что был друг, но женатый, от него и родила.
У заведующей было четверо детей, и все проблемные – «гулящая», «неряха», «грубиян» и «тупая мямля». Звали их, как детей Пушкина, – «Машка, Сашка, Гришка и Наташка». Хоть и стали женщины близки, всё же Зинаида находилась в подчинении, поэтому не рисковала сказать начальнице, что так с детьми нельзя. Она свою Майю очень любила, отдавала ей всё свободное время.
Когда матери не стало, Майя училась на первом курсе, одногруппники посочувствовали и забыли. А Генка Ляхов стал захаживать. Квартира была у Майи двухкомнатная, Генка жил в общежитии, поэтому вскоре он перебрался к девушке. Но узнав о беременности, быстренько ретировался, аргументировав свой уход тем, что стать отцом не готов. Наорал ещё, что его родители дома ждут, им по хозяйству нужно помогать. Не до детей.
Майя ребёночка оставила, взяв академический отпуск. Генку она видела теперь очень редко, при встречах он отворачивался и жизнью Майи не интересовался. Сына Майя назвала Юрой в честь Гагарина. Его портрет висел у неё над кроватью в детстве. Она вырезала фото из журнала, влюбившись в улыбку.
Когда пришло время отдавать мальчика в детсад, Майя вернулась к учёбе. Вечерами подрабатывала уборщицей в двух парикмахерских. Хорошо, что одна была в том доме, где они жили, зато до второй нужно было идти три квартала. Так как салоны работали до десяти вечера, Майя приноровилась «свою» – на первом этаже многоэтажки – убирать в тот же вечер, а ту, что находилась подальше, бегала убирать в шесть утра на следующий день. Денег платили немного. Финансы постоянно «пели романсы», и Майя надумала написать отцу. Может, и не решилась бы, но соседка предложила Майе оплатить проезд до Москвы и обратно с условием, что та отвезёт её бабушку к другой сестре, москвичке.
Поинтересовавшись у одногруппников, где проще всего встречаться в столице, Майя записала в блокнот предложенные варианты. Больше всего ей понравилось название «Пограничник с собакой на станции метро «Площадь революции»», его она и указала в письме. Оставив Юру с той самой соседкой, что поручила везти старушку, предварительно написав письмо отцу, девушка отправилась в путь.
Сопровождаемая бабка оказалась проблемной – то ей мерещились какие-то собеседники, которым она рассказывала о своей нелёгкой судьбе, то вдруг хватала шаль и направлялась к выходу, убеждая, что ей тут нужно выходить. Майя не сомкнула глаз за всю дорогу. А ехать было, чуть ли не сутки. На вокзале бабулю забрали, объяснили девушке, где вход в метро, рассказали про стоимость проезда, как доехать до нужной станции. И Майя отправилась в подземку. Поезд обратно был в одиннадцать вечера, и запланированных пяти часов на встречу должно было хватить.
Издалека худенькая Майя была похожа на подростка. Белые кроссовки, голубые джинсы и синяя курточка с капюшоном, вот и весь её наряд. Дорожные вещи она сложила в пакет, который не стала сдавать в камеру хранения.
Прибыв на место встречи пораньше, она огляделась вокруг, изучила себя в карманном зеркальце, пожалела о том, что даже зубы не смогла почистить из-за бабули, которая с утра проявила недюжинную активность, а к обеду вообще собралась ехать обратно. Проживая на одной лестничной площадке с этой бабушкой, Майя даже не догадывалась, какие события происходят за стенкой. Многократно посочувствовав соседке, Майя утром терпеливо напоила бабулю чаем, сводила её в туалет, а на себя времени не хватило.
Взгляд Майи задержался на электронном табло, отсчитывающим минуты и секунды до прихода электрички. Она следила на миганием цифр и не заметила, как рядом с ней остановился высокий мужчина в светлом костюме. Майя обернулась к нему, распахнув глаза. Именно так оборачивалась Валерия, когда он закрывал ей глаза ладонями, стоя за её спиной. Именно так распахивала ресницы, приоткрывала пухлые губы, причём верхняя немного подрагивала.
Ещё ничего не понимая, Валерий не удержался и прижал девушку к себе. Как она осталась жива? Откуда она взялась? Но то, что это дочь его и Валерии, у него не было ни капли сомнений. Не нужно никакого теста ДНК, никаких других доказательств. Ничего не нужно. Только эти глаза, чтобы эта девчушка навсегда осталась в его жизни.
Та достала круглый камушек из кармана и протянула ему:
– Здравствуйте, это подарок.
Он взял в руку камень, напоминающий большую гальку с надписью «УРАЛ», который был сейчас для него дороже всего золота мира и алмазных копий. Вспомнив о своём подарке, Валерий протянул девушке красную коробочку:
– Это мой подарок.
Майя смутилась, а Валерий, не зная, как себя вести, промямлил:
– Может, показать тебе Москву?
Майя радостно кивнула:
– Но у меня поезд ночью.
– Сколько успею, – пообещал Валерий, ставший неожиданно отцом взрослой дочери.
Погуляли они недолго, зашли в кафе, да так и просидели там до девяти вечера. Только когда на экране работающего телевизора показалась заставка программы «Время», Валерий вспомнил, что должен написать сестре.
Когда выяснилась правда, Валерий ощутил себя героем индийского сериала. И верил, и не верил. Настолько всё казалось нереальным. Но что тронуло сердце новоиспечённого отца, так это то, что Майя буквально умоляла его простить её мать. Простить он, конечно, не мог. Поэтому молчал и слушал.
Майя продолжала:
– Понимаете, она в смерти Вашей жены и второго ребёнка не виновата. Благодаря ей я выжила. Кто знает, как бы всё обернулось, не унеси она меня тогда из той холодной и грязной машины.
Майя порылась в пакете, достала книжку в твёрдом белом переплете, а из неё – фотографию матери, лежавшую между страниц.
Валерий посмотрел и вздрогнул. Но не от того, что увидел на фото, а от того, что Майя положила книгу на стол обложкой кверху. «Малый атлас мира» – вот что было написано на обложке.