Тимофей спал, как убитый. Я несколько раз заходила в комнату проверить парнишку. Но судя по его спокойному дыханию, просыпаться в ближайшие несколько часов он, явно, не собирался. Наступила ночь, время шло, а мы сидели за столом в доме Евпатия, уже по сто десятому разу обсуждая ситуацию со всех сторон. Ни к чему новому не пришли. От догадок и всяких «если» у меня уже звенело в голове. Словно этот чертов умывальник капал не в тазик, а прямо мне на мозги. Керосиновую лампу пришлось погасить. В темноте у меня стали быстро закрываться глаза, и, когда я чуть не свалилась со скамейки, Игорь отвел меня в другую спальню. В кромешной тьме было трудно разобрать кому она принадлежала. Но по тяжелому запаху овчины, старой кожи и ружейного масла, я подумала, что, скорее всего, это и была спальня самого хозяина. Наверное, в другое время, не будь я такой уставшей, мне было бы немного не по себе в комнате человека, которого убили совсем недавно. Но сейчас, честно говоря, я бы и посреди кладбища уснула. Игорю все же пришлось на несколько мгновений зажечь спичку, чтобы понять, куда меня можно пристроить. За эти короткие мгновения я успела понять, что мой нос меня не подвел. Это была, и вправду, комната Евпатия. Большая панцирная кровать, сундук из старого, потемневшего от времени, дерева в углу, рядом какой-то короб с какими-то вещами, которые я рассмотреть не успела. Над кроватью небольшой домотканый коврик с непонятным рисунком. Рядом с дверью деревянный стул с высокой спинкой, скорее всего, ручной работы. Вот и вся обстановка.
Игорь уложил меня на кровать, прикрыл сверху старым тулупчиком, который лежал тут же, и, чмокнув нежно в щеку, тихо проговорил:
– Отдохни… Мы с Кириллом подежурим.
Еле шевеля языком, я успела пробормотать:
– Если что, будите… – И сразу провалилась в сон. Темный, глухой, тревожный.
Я стояла на поляне, ярко освещенной полной луной в нескольких десятках шагов от реки. Голубовато-серебристый свет струился, словно искристый водопад с неба, делая весь мир вокруг нереальным и таинственным, растворяясь и одновременно отражаясь от речной глади серебряными бликами. Я чувствовала влажную прохладу травы под босыми ногами, ощущала все запахи лесных трав, смешанные с легким привкусом речной тины. На мне была надета просторная белая льняная рубаха, скрывающая мое обнаженное тело до самых пят. Горловина туго стянута узкой тесьмой, завязанной простым узлом, широкие рукава закрывали кисти рук. Где-то, совсем рядом, раздавалось тихое пение. Мне не нужно было прислушиваться, чтобы разобрать слова, словно я давно уже знала эту песню. Красивые женские голоса старательно выводили:
–Ты лети, Гамаюн, птица Вещая,
Через море раздольное, через горы высокие,
Через тёмный лес, через чисто да поле!
Ты пропой, Гамаюн, птица Вещая,
На белой зоре, на крутой горе,
На ракитовом кусточке, на малиновом пруточке!…
Губы сами прошептали последние строки, и в памяти шевельнулось что-то давно забытое и до боли родное. Грустная тягучая мелодия бередила сердце, проникая в неведомые доселе глубины памяти, заставляя вибрировать каждую клеточку тела, словно натянутые струны под умелыми пальцами гусляра. Откуда-то сбоку, из леса, ко мне подошли четыре женщины в точно таких же, как и у меня, белых просторных одеяниях. Косы их были распущены и прикрывали тела почти до самой земли струящимся водопадом светлых волос. Одна из них несла в руках небольшую глиняную корчагу. Она поставила ее на землю, прямо передо мной. Затем, женщины взялись за руки, и стали водить вокруг меня хоровод, продолжая напевать:
–Расскажи, Гамаюн, птица Вещая,
Нам про Велеса – Бога Мудрого,
Расскажи-пропой песнь заветную,
Как ходил-бродил Он по бережкам,
По пустым местам, по глухим лесам,
Встречал на заре Красно Солнышко!…
От их неспешного движения вокруг меня в голове и во всем теле я почувствовала какую-то необычайную легкость. Казалось, будто, сделай я сейчас шажок вперед, да оттолкнись от земли, и взлечу высоко, высоко в небо белой птицей, окунаясь, как в воду, в серебристый лунный свет.
Продолжая напевать, они разорвали круг. Одна из женщин, подошла и потянула за кончик тесемки, стягивающей мою рубаху у горловины. Белая ткань мягкими складками упала к моим ногам. Вторая подошла сзади и стала расплетать мне косу. А остальные двое, подняли корчажку, и, черпая оттуда какую-то зеленоватую мазь, стали ею осторожно натирать мне кожу. Запах от мази был резким, горьковатым и не особо приятным. Но я стояла спокойно, не шевелясь, принимая все происходящее, как должное. Словно уже не в первый раз проходила этот ритуал.
Речная прохлада приятно холодила мое обнаженное тело, но те участки кожи, на которые уже было нанесено это зелье, начинали гореть, словно от прикосновения горячего пара в бане.
Так, непрерывно напевая, они натерли мне все тело. Затем, взяв под руки с двух сторон, повели к реке. Зайдя по пояс в воду, я легла на спину. Сначала они придерживали мне голову на поверхности, а затем, я погрузилась в прозрачные струи полностью, совершенно не чувствуя прохлады журчащих струй, обтекающих мое тело. Глаз не закрывала, и свет луны виделся из-под воды совершенно синим, искристым и восхитительно-нереальным. Внезапно все пропало, словно я в один миг ослепла. Наступила кромешная тьма, и я начала задыхаться. Мне не хватало воздуха, но я понимала, стоит мне только открыть рот, и я просто захлебнусь, утону. Я стала барахтаться в воде пытаясь всплыть на поверхность, но чьи-то сильные руки, крепко удерживающие меня за плечи, стали давить, давить, на самое дно, откуда у меня уже не было сил выплыть…
Я стала отбиваться изо всех сил, и тут же, услыхала над самым ухом голос:
– Тихо, тихо… Людмила… Проснись.
Одним рывком я уселась на краю кровати, тяжело дыша широко открытым ртом, словно, и впрямь, только что вынырнула со дна реки. В комнате было, по-прежнему, темно, но я чувствовала близкое присутствие. Человек заговорил, и я узнала Кирилла. Участливым голосом, он спросил:
– Приснился кошмар?
Я кивнула головой, а потом вспомнила, что видеть он моего кивка не может, и пробурчала:
– Да… После всего… Немудрено, что я вижу кошмары. – И уже деловито поинтересовалась: – Который час? Тимофей проснулся?
Последовала короткая пауза. Надо полагать, что Кирилл тоже пожал плечами, а потом, ему в голову пришли точно такие же, как и мне мысли, насчет того, что видеть я его не могла. Затем последовал короткий ответ:
– Наверное, часа три… Скоро уже рассвет. Тимофей с Игорем уехали в поселок, к сестре мальчика. Тебя будить не хотели. – Из его голоса уже улетучилось всякое участие и сочувствие. Слова звучали бесстрастно, словно он зачитывал новости по радио.
Я заполошно вскочила с кровати, и тут же наткнулась на угол чего-то жесткого, больно саданувшись со всего маха ногой. Скорее всего это был тот самый стул, стоявший у самой двери, который я увидела, когда Игорь привел меня в спальню. Зашипела от боли, и, не удержавшись, сказала крепкое словцо, которое, скорее относилось к решению мужчин «не хотели будить», нежели к моей способности налетать в темноте на жесткие предметы мебели. Тут же вспыхнула спичка. Маленький огонек, после кромешной тьмы, показался мне настоящим ярким пламенем на мгновение ослепившем меня. Я увидела лицо Кирилла, и в его глазах была печаль. Про себя фыркнула: нашел время печалиться! И тут же, сама себе попеняла, что несправедлива к нему. Он посторонился, и я протиснулась мимо него в большую комнату, и пока спичка догорала, умудрилась успеть сесть на скамью, а не мимо нее. Протерла ладонями лицо, и пробурчала:
– Почему не разбудили? Почему одни уехали?
По звуку поняла, что Юдин уселся напротив. В отличие от меня, мебель в темноте он не сшибал. То ли уже сориентировался, где и что стоит, то ли, видел в темноте, как кошка. Кстати, ко второму варианту я склонялась больше, вспомнив подземелья, где он теперь бывал частым гостем. Точнее, даже уже и не гостем, а, как бы одним из хозяев. Усевшись, он проговорил:
– Игорь посчитал, что большая компания может привлечь ненужное внимание в поселке. И потом… Тебе был нужен отдых. Ты вымотана. Поэтому, несколько часов сна тебе совсем не помешали. А времени у нас, как я полагаю, очень мало. Радетели могут нагрянуть в любую минуту. И было бы неплохо, если мы найдем книгу до их появления. Поэтому, пока Игорь с Тимофеем ездят, мы с тобой, как только начнет светать, попробуем здесь все осмотреть. – И пояснил, наверное, полагая, что спросонья я плохо соображаю: – На предмет тайников.
Я вспомнила свой сон, и внутренне меня всю передернуло. Хорошенький отдых! Уж лучше бы я не спала вовсе, чем такие сны! Хотя… Скорее всего, я видела во сне тот самый обряд водоположения. Только, вот откуда я его могла знать? Или мои фантазии играли со мною в странные игры? Ладно, с этим потом разберусь. В общем-то, сердиться на решение мужа у меня причин не было. Рассудил он верно и вполне логично. Если у них все пойдет, как надо, то утром они должны быть уже здесь. Тяжело вздохнув от собственного мысленного «если», я спросила:
– Вы узнали у мальчика, он похоронил деда?
По паузе, которая последовала за моим вопросом, я предположила, что есть еще «сюрпризы». И, как в воду глядела (далась мне эта вода!). Я слышала, как вздохнул Кирилл, и решила его слегка поторопить.
– Только не говори, что вы его об этом не спросили…!
Юдин хмыкнул.
– Спросили… Парень говорит, что он пошел копать для деда могилу, оставив его тело лежать возле крыльца. Место выбрал под березой, что росла за домом, недалеко от реки. Сказал, что деду это место очень нравилось, и он туда часто приходил и подолгу сидел, глядя на реку. А когда вернулся, трупа на месте не оказалось.
Та-а-а-к… Совсем хорошо! Но самой себе вынуждена была признаться, что, чего-то подобного я ожидала. И тут же начала рассуждать вслух:
– Выходит, те кто его убил, опомнившись, решили от тела избавиться? Как говорит наш глубокоуважаемый следователь Илья Федорович Степанов, нету тела – нету дела, так что ли? А мальчик ничего не слышал?
– Нет… Река шумела, он лопатой орудовал… Да и в его состоянии… В общем, не слышал. Но главное, как они пацана не заметили?! Это и называется, «Бог уберег». Даже думать не хочу, чтобы было, если бы они его увидели!
В голосе говорившего было неподдельное переживание за судьбу несчастного парнишки. Раздражение, которое вызывало присутствие Юдина угасло. Если человек способен испытывать сострадание, то он – хороший человек, а я просто вредничаю по неведомой мне самой причине. Я задумчиво проговорила:
– Ну вот, у нас еще один аргумент, чтобы не обращаться в полицию. Даже если, Тимофей и опознает этих уродов, то предъявить им все равно нечего. А тело, они скорее всего, просто сбросили в реку, и, как говорится, концы в воду… Вот же гады!!!
Мы еще немного посидели и порассуждали на тему, когда нужно ждать «гостей». Кирилл считал, что сегодня они сюда не явятся. А я думала, что к их появлению нужно было быть готовыми в любую минуту. Подискутировав еще немного об этом, мы в итоге решили перекусить. Но, честно говоря, есть мне, по-прежнему, не хотелось. Но время до рассвета нужно было как-то «убить». Кое как запихав в себя половину бутерброда с сыром, я предложила выбраться наружу и внимательно осмотреться. Небо уже светлело, и сквозь щели в ставнях в дом стал просачиваться сероватый свет, значит на улице мы спокойно можем оглядеться без того, чтобы не расшибить лбы о деревья в темноте.
Мы выбрались на улицу, и я, наконец, смогла вздохнуть полной грудью влажный прохладный воздух. Внутри этого дома я чувствовала себя словно в запертом склепе. Серый туман тянулся мутными слоистыми волнами от близкой воды, заливая все вокруг. Лес стоял стеной, неподвижный и торжественный, готовясь встретить первые солнечные лучи восходящего солнца. Не обращая внимания на слегка насмешливый взгляд своего спутника, я поклонилась в пояс, тихо проговорив:
– Ну здрав будь, Батюшка Лес… С новым днем тебя…
Потом, постояв неподвижно несколько мгновений, будто собираясь с мыслями, совсем другим голосом, невозмутимо проговорила не оглядываясь:
– Думаю, для начала нам нужно осмотреть все постройки. И, в первую очередь, найти погреб…
Кирилл за моей спиной сдержанно хмыкнул:
– Все-таки, ты невероятная женщина…
Я усмехнулась. Обернувшись, посмотрела ему прямо в глаза, и произнесла, не пытаясь скрыть насмешки:
– Я знаю…
Он немного смутился под моим прямым взглядом, и нарочито деловитым тоном произнес:
– Предлагаю начать с амбара…
Согласно кивнув, я отправилась в сторону покосившегося строения. Трава здесь была почти по пояс, и мы почти сразу промокли. Не знаю, как для Кирилла, а для меня это было только на пользу. Почти, как мое ежедневное обливание по утрам. В амбаре мы ничего интересного или стоящего нашего внимания не обнаружили. Как ничего, похожего на какой-нибудь погреб не обнаружили и во дворе. Побродили еще немного вокруг дома, внимательно разглядывая каждую кочку или земляной холмик, но ничего, чтобы напоминало наличие под землей погреба или какого-нибудь маломальского схрона, так и не обнаружили.
В то, что у деда Евпатия не было погреба, я поверить не могла. А как же запасы на зиму, а как же ледник для мяса и прочих запасов? Причем, он должен был быть недалеко от дома. Зимой, когда здесь все заметало по самую крышу, погреб должен был быть в близкой доступности. Нет… У деда был погреб, и даже думаю, чуть больше, чем просто погреб. Должен был быть самый настоящий схрон. То ли я еще от своего странного сна не отошла, то ли все мои мысли были не здесь, а витали где-то в районе поселка, куда уехали Тимофей вместе с Игорем. В общем, следопыт из меня пока был никакой. Кирилл тоже особой прозорливостью сегодня не отличался, да и вид у него был… Под глазами черные круги, щеки впали, борода всклочена. Бессонные ночи тоже не прошли мимо него.
Выбравшись из зарослей, мы уселись на крыльце, чтобы немного обсохнуть. Утреннее солнце только-только выглянуло из-за крон деревьев и очень приятно пригревало. Посмотрев на осунувшегося и хмурого Юдина, я проговорила:
– Без толку все наши изыскания. Думаю, у старика было очень надежное хранилище. И нам, вот так, слету, его никогда не обнаружить. Остается надеяться только на сестру Тимофея. Раз Евпатий сказал, что именно она передаст тайну рода брату. Поэтому, наши прогулки по развалинам предлагаю закончить и переместиться в дом. А тебе я бы посоветовала немного поспать, пока Игорь не вернулся…
Кирилл хмуро глянул на меня, и буркнул:
– Что…? Так паршиво выгляжу?
Я усмехнулась:
– Скажем так: я тебя видела и в лучшей кондиции… – И решительно поднялась с крыльца.
Ему ничего другого не оставалось, как последовать моему примеру. Войдя в дом, я указала ему на двери спальни, где совсем недавно спал Тимофей:
– Иди, приляг…
Он вопросительно посмотрел на меня:
– А чем займешься сама?
Я неопределенно хмыкнула:
– А я пока осмотрюсь в доме. Кажется, где-то в рюкзаке Игоря был хороший фонарь. Сейчас на улице светло, и снаружи будет незаметен его свет. Так что… Ступай, пока есть время.
Кирилл кивнул головой, выражая этим жестом согласие с моими словами, и пробурчал напутственное:
– Смотри здесь, аккуратнее…
Я растянула рот в улыбке и пропела: «Само собой…», посчитав, что вертящаяся у меня на языке фраза «поучи свою жену щи варить», прозвучала бы крайне грубо. В общем, он удалился в спальню, а я, вооружившись фонарем, принялась обследовать дом. Разумеется, начала я со спальни, где провела сегодня часть ночи. Это была комната самого Евпатия, и теперь у меня в этом не было ни малейшего сомнения. Для начала, я внимательно осмотрелась. Выглядело это примерно так: встав посреди комнаты, я стала медленно поворачивать головой, мысленно представляя себя стариком, и прикидывая, куда бы я захотела надежно спрятать очень ценную для себя вещь, так, чтобы ее никто не сумел найти.
Честно говоря, осматривать здесь было особенно нечего. Но я посоветовала себе не впадать в уныние. Стены простукивать было совершенно бесполезно, так как они были бревенчатые. Значит, никаких тебе потаенных ниш, кладовок и прочих секретных помещений в стенах быть не могло. Так же, я не думала, что что-то могло быть спрятано под полом. Приди кому-нибудь охота что-то здесь искать, полы вскроют первыми. Далеко за примером ходить не надо было. Вон, у нас в доме «грабители» тоже попытались вскрыть полы. Из мебели, где хоть что-то можно было, не то, чтобы спрятать, а хотя бы просто положить, был только сундук, да короб с какими-то вещами. Не думаю, что такую ценную книгу, которую род Евпатия, полагаю, иногда даже с риском для жизни, хранил многие, очень многие годы, старик бы просто сунул в сундук. Но, для очистки совести, все же, решила проверить.
На крышке сундука висел довольно увесистый замок. Это меня несколько вдохновило. Значит, то, что там лежит не было предназначено для всех. Хотя, не думаю, что тут бывало много гостей. И тем не менее, Евпатий озаботился, чтобы никто случайный туда не залез. По вскрытию замков я не была великим спецом. Иногда, даже с ключом, мне не удавалось открыть двери. Но, кое-что я все же умела. Достала из волос шпильку и, присев на корточки перед сундуком, принялась ею шурудить в замочной скважине. Провозилась я минут десять, побив рекорд самого, что ни на есть криворукого «медвежатника». Наконец, в замке что-то щелкнуло, и дужка отскочила вверх. Выдохнув от облегчения, почему-то, с замиранием сердца, с трудом подняла тяжелую крышку. Внутри, аккуратными стопочками лежала обычная чистая одежда. Поверх нее – жестяная коробка из-под индийского чая времен царя Гороха с облезшей от времени краской. Внутри лежали какие-то бумаги, несколько коробочек поменьше с медалями и одним орденом Великой Отечественной войны, и даже два Георгиевских креста. Я тихонько присвистнула. А дед-то наш успел пройти не одну войну. Впрочем, памятуя его возраст – это было не удивительно. Аккуратно сложила все обратно, и продолжила копаться в сундуке, тихо бурча себе под нос:
– Прости, дед Евпатий… Не ради праздного любопытства, а исключительно во блага твоего Рода…
С сундуком я провозилась никак не меньше получаса, но ничего особо ценного так и не обнаружила. Правда, на самом дне увидела занятный ключик. Точнее, даже не увидела сначала, а услышала. Переворачивая очередную стопку вещей, услышала, как что-то брякнуло о деревянное дно сундука. Вот тогда-то я и обнаружила этот ключ. Честно говоря, ничего, вроде бы, особо загадочного или странного. Ключ, как ключ, с привязанной к нему потертой старой, бывшей когда-то бордового цвета, тряпочкой. Я покрутила ключ в руках, бормоча тихонько самой себе:
– Раз есть ключ, значит, должен быть и замок. И если мы пока не знаем, где этот самый замок, это не значит, что его нет…
Больше ничего в сундуке, что привлекло бы мое внимание я не обнаружила. Ни потайного двойного дна, ни чего-то еще в этом же роде.
Вытащив коробку с бумагами и орденами, я осторожно, чтобы не шуметь, прикрыла тяжелую крышку. Коробку надо будет отдать Тимофею. Это – память о его дедушке, и его же наследство. Потом разберемся с бумагами, может, чего ценного там и обнаружится. Под ценным, я, разумеется, имела ввиду какую-нибудь информацию, а не золото-бриллианты. Не обнаружив в комнате больше ничего особо занимательного, я перешла в другую комнату.
Это, по всей вероятности, была спальня сестры Тимофея. Комната была опрятно убранной. Здесь было чуть больше мебели. Пара небольших тумбочек с резными ножками очень тонкой и старинной работы, накрытых искусно вышитыми салфеточками, небольшой платяной шкаф, такая же узкая, как и у Тимофея, кровать, которая была застелена вышитым узорчатым покрывалом. На стене в рамочках несколько фотографий. Я начала осмотр со шкафа. Если совсем уж честно, то ничего здесь я обнаружить не надеялась. Обычная девичья комнатка, какую наши предки называли «светелкой». Не стал бы Евпатий хранить здесь что-либо особо ценное или значимое.
В шкафу, действительно, ничего интересного я не нашла. А вот в одной из тумбочек, в самом дальнем углу, я обнаружила маленький полотняный мешочек, туго перетянутый кожаной бечевкой. Сердце учащенно забилось, и почему-то мелко задрожали пальцы, когда я попыталась развязать узел, стягивающий горловину мешочка. Присела на край кровати и высыпала содержимое себе на ладонь. И чуть с этой самой кровати не грохнулась. На моей ладони лежало несколько довольно крупных жемчужин. Чтобы убедиться, что мои глаза меня не обманывают, посветила фонариком. Точно – жемчуг!
Когда-то, очень давно, можно сказать, в прошлой жизни, мне пришлось поработать с драгоценными камнями и металлами. И, разумеется, навыки никуда не делись. Как шутил мой мастер на лесосеке, мастерство – его не пропьешь! И это точно был жемчуг, всего восемь штук! Две из жемчужин были черного цвета, и я даже затруднялась сейчас сказать, сколько это могло бы сейчас стоить. Чтобы определить ценность остальных, нужно было выйти на улицу, на солнце. Но меня взволновала не стоимость моей находки, хотя и она была довольно значительной. Ведь именно из-за жемчуга, можно сказать, мы сюда и приехали. Точнее, не из-за самого жемчуга, а из-за книги, в которой раскрывается секрет его добычи. И я была абсолютно уверена, что сейчас, на моей ладони лежал именно тот самый речной, скатный жемчуг! А если учесть, что последние лет эдак сто пятьдесят в наших краях жемчуг не добывали, то возраст этого удесятерял его стоимость. Впрочем, не его ценность меня сейчас волновала.
Ссыпав жемчужины обратно в мешочек, я положила его в карман куртки, где уже лежал странный ключ из сундука Евпатия. Прихватив подмышку жестяную коробку с документами, я, со всем этим богатством (в самом, что ни на есть, прямом смысле этого слова), направилась в большую комнату. И только тогда спохватилась, что утро уже давно прошло, а Игоря с Тимофеем все не было. Первым моим порывом было разбудить Кирилла. И я даже уже сделала шаг по направлению спальни, где он отдыхал. Но тут же остановилась. И чего? Ну разбужу его, закудахчу: «Ах, ах… Игоря все нет и нет…!» Что мне это даст? И сама себе ответила – ничего. И человеку не дам отдохнуть, и проблему это не решит. Но дольше сидеть в этом закрытом доме-склепе, когда на улице чудесный солнечный день, сил у меня уже больше не было.
Оставив коробку на столе в комнате, прихватив мешочек с жемчугом с собой (хотелось, все же, разглядеть его получше при свете солнца), я выскользнула на улицу, не забыв повесить замок черного хода на место. Осторожно высунулась из-за угла дома, на предмет внезапного появления неприятеля (мало ли), и не обнаружив ничего подозрительного, уселась на крыльце, достав из кармана мешочек с жемчугом. Только собралась его высыпать на ладонь, чтобы как следует рассмотреть, как тут же услышала взволнованный стрекот сорок – верный признак, что сюда идут люди. Первым порывом было мчаться навстречу мужу. Но в моей голове еще оставались какие-то крохи разума, чтобы понять, что это мог быть и вовсе не Игорь, а… Да хрен его знает, кто это мог быть! Но осторожность в данной ситуации лишней, точно, не была.