Моя поездка заняла у меня немного больше времени, чем я рассчитывала. Пришлось на деляне остаться еще на несколько дней. Разумеется, я позвонила мужу и предупредила, что задержусь. Иначе он бы начал волноваться. А его волнение означало бы поднятие в воздух вертолетов МЧС и пару полков десантников. Подобной суеты вокруг своей персоны я не переносила, поэтому решила ограничиться одним звонком. Связь была так себе, и мне даже пришлось выехать с деляны километров за пятьдесят, чтобы поймать связь. С чувством выполненного долга я вернулась к работе, в которую нырнула с головой.
Домой я попала только на третий день. Услышав звук двигателя моего железного коня, Игорь вышел меня встречать на крыльцо. Из тайги я привезла ему гостинцев в виде меда и копченого леща из собственной коптильни, которую организовали мои мужики на деляне. Муж меня тепло обнял, и поцеловав в нос, проговорил просто:
– Я соскучился…
Прижавшись к его плечу, я ответила тихо:
– Я тоже… Как тут у вас дела? Как твой проект?
– Почти закончил… – В его глазах появилась какая-то маета, и я сразу сделала стойку. Чуть нахмурившись, спросила настороженно:
– Что-то случилось?
Он поспешил меня уверить, что все чудесно, прекрасно и прочее. Но мне не нужны были его слова. Я видела эту самую маету в его глазах, которая говорила сама за себя. Поэтому, чуть прибавив жесткости, я повторила вопрос:
– Что-то случилось? Игорь, ты же знаешь… Я твои мысли в твоих глазах вижу. Так что случилось?
Схватив сумку из моих рук, он потащил меня в дом, бормоча на ходу:
– Чего мы тут на улице-то? Пойдем в дом… Ты с дороги устала. Ступай под душ, а я пока чаю хорошего заварю. Мне тут Виктор, конюх принес свежих трав…
При упоминании имени конюха, который, как мы оба знали, тоже был из Братства Хранителей, я насторожилась. А муж все продолжал щебетать, отправляя меня то в душ, то за стол. Мне нестерпимо захотелось его стукнуть по носу, чтобы он перестал валять дурака. Но я сдержалась. С мужем следовало проявить терпение. Характер у Игоря тоже был кремень, и возьмись я сейчас проявлять собственное упрямство, результата все равно не будет. Или, точнее, будет, но не тот, на который я рассчитываю. Поэтому я пулей рванула под душ. К тому времени, как я чистая и немного нервная появилась в столовой, Игорь уже накрыл на стол. Сделав для приличия несколько глотков ароматного чая, пахнущего свежей земляникой, я уставилась на мужа с вопросом в очах, едва сдерживая свое «ну?». Он, отдавая дань моему проявленному терпению, с улыбкой проговорил:
– Ничего необычного. Никакой связи с Радетелями они не обнаруживали. Мужик, как мужик, самый, что ни на есть, обычный и можно сказать, безвредный. Так что, волноваться причин нет. Я поведал Виктору о том, что согласился делать для Сохина проект. На что он ответил, что и явился для того, чтобы попросить меня взяться за это дело. Ну, чтобы, так сказать, вся ситуация была под контролем. Так что… – Он развел руками. – Повторюсь еще раз, волноваться не о чем…
Конечно, информация о том, что «волноваться не о чем» меня обрадовала. Но… Говорил он все это мне довольно бодрым голосом, с очень уж наигранным, и я бы сказала, с преувеличенным оптимизмом. А я прекрасно знала, что вот это самое преувеличение и есть тот самый повод для моего волнения. Выслушав мужа, я ему ласково улыбнулась, и прочирикала:
– Ну а сейчас – о главном…
Муж попытался сделать удивленное лицо, но я нахмурилась, и он, тяжело вздохнув, опустил голову, пряча от меня взгляд. Прошло несколько минут, прежде чем он начал тихо говорить. В течении всего этого времени, я не сводила с него глаз, словно пытаясь влезть ему в голову и прочитать его мысли. И это было вызвано не любопытством, а моей тревогой за него.
– Понимаешь… Тебя не было. И я… В общем, я начал расшифровку записей отца. – Последнее предложение он буквально выпалил, словно заряд из ствольного орудия, и, наконец, виновато посмотрел на меня.
У меня что-то ёкнуло в груди, но виду я не подала, а проговорила немного нерешительно:
– Ну так это же, наверное, хорошо… Ты же давно это откладывал. И потом, всему свое время. Значит настало время тебе прочитать дневник отца.
Мне ужасно хотелось спросить, что же там, в этом таинственном дневнике, но я сдержала свой любопытный порыв. Это касалось только самого Игоря. И если он не захочет поделиться со мной – значит, так тому и быть. Муж оценил мою выдержку. С ласковой и понимающей улыбкой посмотрел на меня, чуть усмехнувшись в бороду, и спросил:
– А почему ты не спрашиваешь меня, ЧТО я там прочел?
Я пожала плечами.
– А зачем? Если ты посчитаешь нужным, то сам мне расскажешь, а если нет, то задавать вопросы с моей стороны будет глупо.
Игорь поднялся со своего места, и, подойдя ко мне, присел рядом, обняв меня за плечи.
– Люська, Люська… Как я тебе благодарен за то, что ты все понимаешь…
Я в долгу не осталась. Положив голову ему на плечо, промурлыкала ему в ответ:
– … А я тебе за то же самое. Так что же тебя так встревожило в этом дневнике?
Игорь посмотрел с легким недоумением на меня, а потом рассмеялся.
– Вот в этом – ты вся… Как говорится, не мытьем, так катаньем! – Проговорил он, закончив веселиться. Потом, посерьезнев, проговорил: – Я еще не все расшифровал. Но уже то, что я успел прочитать, меня впечатлило. Там, в самом начале, конечно, много личного, о чем ты, наверное, уже догадалась. Но вот дальше… дальше очень интересно. Отец наткнулся на одну очень занимательную тайну… – При слове «тайна» меня слегка передернуло. Господи!!! Неужели опять?! Разумеется, я промолчала, ожидая, что он скажет дальше. А Игорь, не замечая моей реакции, продолжил: – В низовьях нашей реки есть небольшой хутор. Там много, очень много лет живет одна семья. Они тоже староверы. И у хозяина хутора, с ярким именем Евпатий, отец увидел очень старую книгу. Ты даже не можешь себе представить, о чем, или, вернее, о ком эта книга! – Подавать дурацкие реплики, делать изумленные глаза или ахать, я не стала, решив терпеливо дождаться, что дальше скажет Игорь. А он продолжил, причем, так торжественно, словно сообщал о присуждении ему какой-нибудь Нобелевской премии: – Там говорится о…, – Он сделал внушительную паузу, и выпалил: – О русалках!
Вот тут я уже, не сдерживая себя, вытаращила глаза, и даже, кажется, открыла рот. А мой муж сидел рядом и наслаждался произведенным эффектом от его слов. Любое терпение имеет предел, и мое, конечно, тоже было не резиновым. Поэтому, не удержавшись, я протянула:
– О ком…? О русалках? Я правильно услышала?
Эффект был достигнут, и он, уже безо всякого веселья, серьезно проговорил:
– Представь и мое удивление. Сначала, я решил, что что-то неправильно расшифровал. Но потом понял, что все верно. Шифр довольно прост. В смысле, для меня, прост. Таким шифром мы с отцом еще в детстве переписывались. Папа считал, что подобные игры способствуют развитию нейронных связей в мозгу. Так что, особо я не напрягался. Конечно, информация довольна любопытна, и я буду знать больше, когда прочитаю дневник до конца.
Мысли о том, что известный профессор будет заниматься всякими глупыми сказками, я отбросила сразу. Но дело было даже не в том, что сам по себе факт был любопытен. Дело было в другом. Отчего после прочтения этой части дневника мой муж так встревожился? И это сейчас было главным моим вопросом. Я внимательно посмотрела на Игоря и спросила:
– Это все славно, но не объясняет, что тебя в этом так встревожило. Я же вижу. Ты обеспокоен. Не просто взволнован, что читаешь дневник отца, или самой, пускай и не совсем обычной информацией. А именно что, обеспокоен. Смею предположить, что тебя взволновал не сам факт, что твой отец слегка увлекся … – Я запнулась, думая, какое бы слово следовало употребить, чтобы это не выглядело грубым. Ну, что-то вроде «увлекся всякой фигней», явно тут не подходило. Слово нашлось, и я продолжила: – Я хотела сказать, что не из-за того же, что твой отец слегка увлекся некоторой мистикой, ты выглядишь несколько обеспокоенным, если не сказать, встревоженным?
Игорь грустно усмехнулся, тяжело вздохнул, и, покаянным голосом, проговорил:
– Ты права… Не из-за этого. – Ему, почему-то, было трудно говорить. Складывалось ощущение, что каждое слово он, в буквальном смысле, выдавливал из себя.
И я решила немного облегчить ему жизнь. Накрыв его руку своей ладонью, тихо проговорила:
– Давай, я тебе скажу, что тебя тревожит. А если я ошибаюсь, то ты поправишь меня, ладно?
Игорь грустно усмехнулся:
– Хорошо… давай попробуем…
Я заговорила тихо, глядя с нежностью на мужа:
– Во-первых, ты, взявшись за этот дневник, всколыхнул свою память. И для тебя это очень болезненные воспоминания. А, во-вторых, ты уже предвидишь какую-то тайну, которую раскроет перед тобой дневник отца. Ну, или, по крайней мере, приоткроет, так сказать, завесу этой самой тайны. И это будет означать, что МЫ…, – я особой интонацией подчеркнула это самое «мы», и продолжила: – … вновь встрянем с тобой в какую-то историю. А мы еще от предыдущих приключений не до конца отошли. Но, при этом, ты прекрасно понимаешь, что не влезть во все это ты просто не сможешь. Уж слишком тесно все переплетено: прошлое, настоящее, а главное, будущее. К тому же, ты уверен, что, коли полезешь ты, то полезу и я. Именно поэтому, это тебя так беспокоит. Я права?
Игорь поднял на меня взгляд и как-то вымученно улыбнулся.
– Прозорливица ты моя… Мысли читаешь?
Я со вздохом покачала головой.
– Мне незачем читать твои мысли. Просто я хорошо тебя знаю. А зная первопричину легко сделать все остальные выводы. Не более того. – Помолчав несколько секунд, я решительно проговорила: – Послушай… Выкинь все эти мысли о том, что, мол ты меня куда-то там втягиваешь и прочую чушь! Уж кому, как не тебе, известно, что просто так ничего не бывает. Ведь не зря бытует в нашем народе пословица, что судьбу на кривой кобыле не объедешь. Мы слишком многое пережили вместе, и слишком многое знаем. А при таком раскладе, о спокойной и беззаботной жизни приходится забыть. Так что… Мы идем тем путем, который сами выбрали… – Игорь было хотел возразить, и уже даже воздуху в грудь набрал, чтобы высказать свое несогласие. Но я отмахнулась: – Да перестань, Игорь… Ты сейчас хочешь сказать, что не мы влезли, а нас впихнули. Глупости это все! У нас был выбор. Он всегда есть! Мы вполне могли уехать отсюда куда подальше и начать все, как говорится, заново, с чистого листа, сделав вид, что ничего не было. Но ты ведь прекрасно понимаешь, что двери сами по себе, ни с того, ни с сего, не открываются, если в них не постучаться. И то, что мы до сих пор здесь, говорит о том, что свой выбор мы сделали. И отсидеться в сторонке у нас уже не получится. И не потому, что нам кто-то там не даст вести слепоглухонемой образ жизни. Потому что мы сами уже так не сможем. В этом наша суть, и мы ей не изменяем. Вот и все. Так что, перестань терзаться, и прочитай дневник твоего отца до конца. А уж после, мы вместе подумаем, что с этим делать. – И закончила чуть насмешливо: – И потом, ни ты, ни я на роль страусов не годимся, хотя, не скрою, порою, желание затолкать голову в песок бывает очень сильным.
Мои слова произвели на мужа некоторое впечатление, и, после нашего «чаепития», он сразу же отправился в свой кабинет, заниматься новым проектом. А я, уставшая после дороги, пошла спать. Сон не шел, хоть я и чувствовала себя вымотанной. Приставать к мужу не рискнула. Человек делом занят, а тут я, со своей бессонницей. Мысли прыгали в голове, словно сайгаки по горным склонам. Все у меня смешалось в какую-то невозможную кучу. И новый сосед со своим проектом, и русалки (какие, на хрен, русалки могут быть у нас в Сибири!?) из дневника профессора, и Хранители со своей просьбой к Игорю, заняться проектом «Колобка». В общем, какая-то куча мала из мыслей и образов. В конце концов, поворочавшись в кровати около часа, я уснула. Снилось мне, по понятным причинам, нечто невообразимое. Сергеич, вплавь удирающий от стада русалок, а на берегу наш кот Соломон, доедающий Колобка и ворчащий себе под нос: «А от меня ты фиг ушел…»
Выдернул меня из этого Содома вместе с Гоморрой в одном стакане, страстный шепот:
– Люська… Проснись… Что ты знаешь о добыче жемчуга?
Я подумала, что сам вопрос, мягко говоря, дикий, очень уж гармонично вплетается в мой, с позволения сказать, сон. Почему бы до кучи к русалкам, Колобку, Сергеичу и Соломону, еще и добычу жемчуга не присовокупить? Но, легкое касание к моему плечу ясно дали мне понять, что это уже не сон. Я открыла один глаз, и увидела рядом с собой встревоженное лицо мужа. Глаз я закрыла обратно и простонала:
– Какой, к чертям собачим, жемчуг посреди ночи, Игорь?
Муж на «собачьих чертей» нисколько не обиделся, и все так же возбужденно, только чуть громче, проговорил:
– Люська… Я дневник до конца прочитал!
Сонную одурь с меня, как ветром сдуло. Я села на кровати и взволнованно выдохнула:
– Ну…? И что там?
Игорь усмехнулся:
– Там много всего… Отец прочитал в старой книге этого самого Евпатия о «слезах русалки». Половина дневника посвящена этому историческому факту, добыче этих самых «слез». По-видимому, отец считал эту информацию очень важной. В дневнике также говориться, что в той старой книге содержится какой-то древний секретный рецепт, за которым гонялись Радетели. И этот рецепт как-то связан с этими самыми «слезами». По-видимому, отец опасался, что его дневник может попасть не в те руки, и поэтому конкретно ничего не написал про этот рецепт. Но одно то, что к нему проявляли интерес Радетели меня настораживает.
То ли я спросонья, все еще пребывая на берегу реки в которой резвились Сергеич с русалками, то ли я вообще, от природы была несколько туповата, но из слов мужа я мало что поняла. Потрясла головой, пытаясь утрясти кучу малу внутри мозга, и решительно проговорила:
– Так… Идем-ка на кухню, заварим кофе. А то, что-то у меня в голове ничего не складывается.
Муж мою идею поддержал. Виновато глядя, как я пытаюсь выпутаться из одеяла, пробормотал:
– Люська, прости, что разбудил… Но мне срочно нужно было все это обсудить… Ты же понимаешь?
Я понимала. Чертыхнувшись про себя, поминая недобрым словом и русалок, и их «слезы» в придачу, нашарила ногами тапочки, и пошлепала за мужем в столовую хмурая до невозможности. По пути мельком глянула на часы и чуть не застонала. Пять часов утра, твою ж дивизию!!! Что называется, «ни сна, ни отдыха измученной душе», вспомнилась мне слова из знаменитой оперы Бородина. Муж, словно не видя моей кислой физиономии, кинулся к плите и загремел джезвой, ставя кофе на огонь, а я, кутаясь в клетчатый шерстяной плед, который подобрала на ходу со стоящего в углу кресла, приступила к расспросам, пытаясь хоть как-нибудь систематизировать сбивчивую и разрозненную информацию, полученную от мужа.
– Так, давай по порядку… Твой отец в своем дневнике пишет, что в старинной книге, которая находится у этого Евпатия, содержится какой-то секретный рецепт, за которым гоняются Радетели. Я правильно поняла? – Муж ответил утвердительным кивком. А я продолжила: – Ладно, с этим, вроде бы пока все ясно. Едем дальше. А что такое «слезы русалки» и при чем тут добыча жемчуга? Мы ведь не на Индийском океане живем, где этот самый жемчуг добывают, а в Сибири. Тебя такой разброс в географических данных не смущает?
Игорь через плечо глянул на меня с улыбкой, и как психиатр больному, начал терпеливо пояснять:
– «Слезами русалки» на Руси издревле называли речной жемчуг. А что касается Индийского океана… Ты, наверняка слышала, или, точнее, читала в старых былинах и в исторической литературе про скатный жемчуг? – Я кивнула головой, хотя понимала, что муж, занятый приготовлением кофе, моего кивка не увидит. Приняв молчаливую паузу за знак согласия, он продолжил. – Так вот этот самый «скатный жемчуг» добывался когда-то по всей территории нашей необъятной Родины. И здесь, в Сибири, тоже. В летописях существует упоминание о трехстах пятидесяти реках, на который существовал этот промысел. В каждом поселении, стоящем близь реки существовали свои добытчики жемчуга. И это был обычный и повсеместный промысел тогда. Но вот способ добычи до сих пор остается загадкой. Было предположение, что раковины жемчуга добывались с плотов, в которых просверливалась дыра, в нее вставлялась специальная деревянная трубка, через которую, якобы, и осматривалось дно. Но это все просто гипотезы. Мало кто из ученых занимался этим вопросом всерьез. Хочу заметить, что жемчуг в раковинах моллюсков может расти только при температуре воды не меньше восемнадцати градусов. Значит, в то время, когда эта добыча была распространена, климат на севере России и здесь, в Сибири, был намного теплее, чем сейчас.
Информация, конечно, была довольно занимательной, но никак не объясняла того интереса, который Радетели проявляли к какому-то там рецепту. И у меня до сих пор в голове никак не слепливалась эта связь между Радетелями и добычей жемчуга. Я опять потрясла головой, но понятнее от этого мне не стало. По кухне поплыл запах свежесваренного кофе. Игорь быстро разлил ароматный напиток по чашечкам, одну протянул мне, а другую, поставил на стол, и, усевшись напротив меня, обхватил ее ладонью, грея пальцы о горячий фарфор. Отхлебнув маленький глоточек, я удовлетворенно выдохнула, и попыталась все разложить по полочкам, для чего начала говорить вслух:
– Насколько я понимаю, сейчас в наших реках никакого жемчуга нет и в помине. Климат не тот. Плюс восемнадцать в воде у нас бывает крайне редко и только не более нескольких недель в середине лета. А за это время вряд ли несчастный моллюск может сформировать из песчинки жемчужину. Значит, речь идет о глубокой древности, так?
Игорь пожал плечами.
– Не такой уж и глубокой… Всего, каких-то триста-четыреста лет назад.
Я несколько раздраженно отмахнулась:
– Не суть важно! Главное – не сейчас! Так какой интерес у Радетелей может быть СЕЙЧАС к добыче жемчуга, которой уже не ведется, пусть, «каких-то» там триста или четыреста лет?! – Некоторое раздражение, прорывающееся в моем голосе, заставило мужа состроить мне покаянную рожицу, что, если честно, не прибавило мне хорошего настроения. Наверное, поэтому, я чуть резче, чем следовало, проговорила: – Игорь, или я дурак, или лыжи не едут. Объясни мне бестолковой! А то я, чего-то совсем запуталась!
Муж тяжело вздохнул, покрутил свою чашечку с кофе в руке, даже не пригубив, отставил ее в сторону, и проговорил задумчиво:
– Понимаешь, ведь это же только дневник отца, а не сам первоисточник. И пока мы не прочтем ту самую книгу, о которой рассказывает отец, думаю, до конца мало что поймем. Но я могу тебе высказать собственные соображения. Так сказать, самую суть из послания отца. Дело в том, что жемчужным ловом исстари занимались в основном женщины. Это было еще до того, как христианство пришло на нашу землю. Там был какой-то сложный обряд, который назывался «водоположение». Женщин, непосредственно к самой добычи жемчуга готовили не один день. То есть, сам обряд занимал довольно продолжительное время. В итоге, к окончанию этого ритуала, женщина могла оставаться свободно под водой до часа времени.
Я вытаращила глаза.
– Целый час без каких-либо приспособлений под водой?! Да как же она там дышала-то? У нас ведь нет жабр! Ей что, несчастной, жабры наращивали что ли?!
Игорь сдержанно улыбнулся:
– Нет, конечно… Наши предки очень трепетно относились к женской красоте и вообще к человеческому телу, как созданию Творца. И вряд ли бы они стали уродовать женщин. Нет. Вот теперь мы с тобой и подходим к самой сути. Таинством обряда водоположения владели только волхвы. И он держался в строжайшем секрете. Думаю, Радетелей интересует именно он, этот самый обряд. Или, если говорить современным языком, им нужна главная составляющая этого превращения обычной женщины в, так называемую, русалку. Только представь, человек, который в течение часа может находиться под водой, безо всяких приспособлений и разных приборов, причем, на любой глубине! Это же фантастика!!! Это будет почище Ихтиандра из фантастической повести Беляева «Человек-амфибия»! В общем, я думаю, что проблема именно в этом. – И добавил чуть грустно: – Отец не описал сути этого обряда в своем дневнике. Возможно, хозяин книги не позволил этого сделать, а возможно, отец просто не захотел подвергать эту информацию риску, опасаясь, что его дневник может оказаться у тех же Радетелей. Только просил позаботиться, чтобы этот древний фолиант, что хранится в семье Евпатия, не попал не в те руки. Так что, думаю, нам с тобой придется этого старца навестить, и выяснить судьбу этой удивительной книги. – Он вопросительно глянул на меня, и видя мою сосредоточенную, если не сказать, хмурую мордаху, нерешительно добавил: – Но я могу и один к нему съездить, если ты…
Я не дала ему договорить:
– Глупости! Я тебя одного никуда не отпущу! И потом, мне жутко интересно, что это за обряд такой, водоположение. Неужели твой отец даже не намекнул, что же это такое. И почему этот обряд проводили только над женщинами?
Игорь пожал плечами, и запустил пятерню в бороду. Потеребив ее немного, что означало у него усиленный мыслительный процесс, проговорил:
– Не знаю… Но наши предки просто так ничего не делали. Значит, пол тех, кто добывал жемчуг имел какой-то глубокий смысл. И потом, жемчуг использовали не только для украшения. Хотя, в те далекие времена каждая крестьянская женщина могла себе позволить расшитые жемчугом наряды. Такой жемчуг называли «скатным», а те жемчужины, которые были неправильной формы или имели какие-либо изъяны, пережигались, толклись в порошок и употреблялись в пищу, вместо соли. Хотя соль тоже использовалась, например, для заготовок продуктов долгого хранения или при выделке шкур. Даже в древних летописях приезжих из дальних стран купцов отмечалось, что у русских красавиц зубы были белые и чистые, словно жемчуг. Когда как в остальной Европе, скажем, зубы в то время даже еще не чистили, и улыбки местных красавиц вряд ли могли тогда обворожить мужчину в отличие от наших женщин. Думаю, немаловажную роль в этом играл тот самый толченый жемчуг. Помимо всего прочего, именно толченый жемчуг давал крепкое здоровье и даже долголетие тем, кто его употреблял в пищу. Кстати, одаривать этим чудо-порошком чужаков было строжайше запрещено. И только с приходом к власти Петра первого добыча жемчуга в нашей стране сильно сократилась, а потом и вовсе угасла. Кстати, в архивных документах сохранилось множество указов царя по ограничению добычи жемчуга. Ну а позже, климат поменялся и моллюски, в раковинах которых образовывался этот драгоценный минерал, просто исчезли.
Разговор с мужем настолько меня увлек, что я не замечала хода времени. Только когда солнечный свет, проникающий в дом сквозь полупрозрачные шторы, залил всю комнату, я глянула на часы, и тут же, заполошно рванула в комнату одеваться. Сегодня у меня по плану было устроить ревизию в Ленкином ресторане. Пока заправляла постель и приводила себя в порядок, Игорь успел соорудить завтрак. Не муж – чистое золото!!! Моя совесть мне укоризненно закивала, мол, что же ты, жена называется! И я клятвенно пообещала себе, что напеку сегодня пирогов.
Мы уже заканчивали завтракать, когда раздался осторожный стук в дверь. Соломон нехотя мяукнул (подозреваю, что ему уже поднадоела роль собаки), намекая нам на то, что пришел «свой». Я поспешно открыла дверь, давая мужу время доесть его яичницу. И точно. На пороге стоял Сергей Сергеевич, и смущенно мне улыбался. Игорь, торопливо запивая еду большими глотками чая из своей любимой кружки, расписанной ягодами земляники, выскочил из-за стола и кинулся к прорабу, бормоча на ходу:
– Прости, Сергеич, совсем с Люськой заболтались, не заметили, как время пробежало!
Я, соблюдая законы гостеприимства, вежливо предложила Сергеичу выпить чая. Ну знаете, как это: «будете-не будете, а почему не будете?» Прораб все понял правильно, и отмахнулся:
– Некогда, Алексеевна… И так уже опаздываем. Сегодня на участок гидрологи приезжают, нужно с ними кое-что согласовать.
Муж, торопливо чмокнув меня в щеку, проговорил уже стоя в дверях:
– Когда вернусь, мы все обсудим…
Я только улыбнулась в ответ и махнув рукой прокричала ему вслед:
– Удачного дня!!
Убрав со стола, засобиралась в ресторан. Хватит бить баклуши. Пора, как говорится, и честь знать. А то Ленка позвонит, а мне ей и сказать-то нечего. Но чуть ли не в самых дверях вдруг вспомнила, что пообещала не так давно собственной совести. Конечно же! Поставить тесто на пироги! Пришлось немного притормозить и заняться обещанным. Укрыв заботливо глубокую глиняную миску с тестом чистым кухонным полотенцем и пристроив его в теплое место возле печи, с чувством выполненного долга, отправилась на работу. Мысленно я то и дело возвращалась к нашему разговору с мужем, и выкинуть его из головы совсем у меня никак не получалось. И в течении всего дня, несмотря на хлопоты, перед моим внутренним взором то и дело возникали, то груда жемчуга, то тетка в платочке с рыбьим хвостом. Я про себя чертыхалась, и усилием воли, заставляла переключиться на дела насущные, то есть, находящиеся прямо перед моим носом. Приструнить собственное воображение у меня получалось, а вот прогнать все возрастающую тревогу – увы, нет. По всему выходило, что мы опять с ним влезаем в какую-то историю. Правда, на этот раз, утешением служило то, что не я его втягиваю, а он меня. Хотя, особой радости и это мне не приносило.