В ресторане все кипело и бурлило. В смысле, работа била ключом. Позаглядывав во все дыры, изучив все щели, включая документацию, погремев крышками кастрюль, судков и сковородок, я утомившаяся, но удовлетворенная текущей деятельностью Ленкиного детища, уселась за небольшой угловой столик у круглого окна, выпить чашечку кофе. Смешливые молодые девчонки-официантки, с легкостью бабочек, порхали между столами, обслуживая клиентов. В тоже время, изредка косились в мою сторону, и, поймав мой взгляд, расплывались в улыбках и начинали сновать от кухни к залу еще быстрее. Все так. Любая работа – она пригляда требует и народ дисциплинирует. Управляющая Галя, молодая, статная неторопливая женщина, подплыла каравеллой к моему столику с небольшим подносом в руках, на котором стояла точно такая же как и у меня чашечка с кофе, и красивым грудным голосом спросила:
– Людмила Алексеевна, вы позволите?
Я позволила. Мы поболтали немного «ни о чем», так как рабочие проблемы, которые были, мы уже успели обсудить в ее кабинете. Спохватилась я, когда Галя заговорила о новом рецепте булочек, подаренным ей одним из гостей ресторана. Я вдруг вспомнила, что дома меня ждет тесто, и что я обещала своей совести сегодня испечь для мужа пироги. Наскоро поблагодарила всех, кто мог меня слышать в тот момент, рванула к дому.
День подходил к концу. Солнце уже коснулось вершин деревьев, удлиняя их тени, которые словно указующие персты простерлись на восток. Я прибавила шагу, проклиная себя за собственную рассеянность и забывчивость. Совесть моя тихонько хихикала в уголке, подбадривая меня своим ехидным «ну я так и знала».
Не успела я открыть калитку и сделать пару шагов по дорожке, как на меня с диким воплем наскочил Соломон. Вид у него был весьма взъерошенным. Я от неожиданности шарахнулась от него в сторону и чуть не завалилась в кусты шиповника, нагло перебравшиеся к нам через ограду из дикого леса. Чертыхнувшись в сердцах, я набросилась на кота:
– Ты чего, чертушка лохматый!!! Перепугал-то как! Что на тебя нашло?!
Кот посмотрел на меня укоризненно своими зелеными глазищами, прищурился и издал утробное ворчание, словно я у него отобрала прямо из пасти кусок мяса. Выбравшись из колючих зарослей, я проворчала:
– Угу… Меня же еще и обругал…
Не скажу, что подобное поведение кота меня напугало, но насторожило, это уж точно. Пройдя по дорожке к дому я обнаружила, что двери в дом приоткрыты. Конечно, мы тут живем несколько, как бы это помягче сказать, вольно. Ключи прячем под ковриком, да и вообще, особо никого не опасаемся. Это, как в деревне. Народу, живущего здесь постоянно немного, и все у всех на виду. Иногда мы даже забывали на ночь запереть входную дверь. Но уж открытой-то мы ее никогда не оставляли, это точно!! Настолько далеко наша безмятежность нас не заводила. И сейчас, приоткрытая дверь (почти, как в том анекдоте про мужика, не ко времени вернувшегося домой) насторожила меня еще больше. Первой мыслью было: муж вернулся раньше меня, так торопился попасть в дом, что не прикрыл за собой дверь. Но, во-первых, подобное легкомыслие не было в характере Игоря, а во-вторых, если бы он вернулся домой, то, наверняка бы, позвонил мне. На всякий случай, я достала из кармана телефон и внимательно его изучила на предмет неотвеченных звонков. Ничего подобного. Никаких звонков, которые я бы пропустила, не было. И тут ко мне вернулись все мои страхи и переживания. Моментально вспомнился наш с Игорем последний разговор о Радетелях, которые МОГУТ гоняться за тайной профессора. Но МОГУТ, вовсе не значит, что гоняются, черт возьми!
Осторожно ступая по деревянным половицам, я вошла в дом. Кричать и звать мужа не стала, а тихонько пробралась в кладовую, где у нас стоял оружейный сейф. Там хранился мой карабин. Конечно, «сейф» – это было громко сказано. Обычный узкий металлический шкаф, закрывающийся на обычный замок, ключи от которого хранились тут же, в кладовке, под этим самым «сейфом». Стараясь не шуметь, и настороженно прислушиваясь к звукам в доме, я, присела на корточки, достала ключи и открыла шкаф. В почти звенящей тишине раздался противный металлический скрип. Я замерла, задержав дыхание, на мгновение почувствовав себя воровкой, влезшей в чужой дом, и вскрывшей чужой сейф с бриллиантами. Ничего не произошло. Не раздались шаги, никто не заголосил, никто не стукнул меня по голове. Чуть выдохнув, левой рукой сграбастала свой карабин, а правой, не глядя, наощупь, залезла в коробку с патронами. Опять же, не глядя, зарядила оружие, и передернула затвор. Сухой щелчок затвора прозвучал громом в повисшей и ставшей какой-то вязкой тишине дома. Но мне уже было не страшно. Карабин в моих руках меня успокаивал и внушал некоторый оптимизм. В конце концов, я в своем доме!
Больше не таясь, пошла по коридору заглядывая во все двери. В кухне и столовой никого не было. Наша спальня тоже была пуста. А вот на пороге кабинета мужа я увидела валяющуюся с открытыми страницами книгу. Я уставилась на эту самую книгу, словно это была гремучая змея. Игорь отличался аккуратностью и скрупулезностью почти до маниакальности, если дело касалось его документов, бумаг или даже просто книг. Я не могла припомнить ни одного случая, чтобы после прочтения книги, он не убрал бы ее на место и оставил лежать там, где он ее читал (в отличие от меня. Я книги оставляла, то под кроватью, то на кресле террасы. В общем, где меня застал сон или откуда меня позвали дела). Не говоря уже о том, что он бы бросил раскрытую книгу просто на пол! Это было почти что кощунством! И поэтому, эта, небрежно лежавшая книга на пороге его кабинета – было уже серьезно.
Тихо ступая, я подкралась к двери комнаты и осторожно заглянула внутрь. Шторы с ночи оставались задернутыми и в кабинете царил полумрак. Свет едва-едва пробивался сквозь плотную ткань, высвечивая тонкие столбики пылинок, плясавших в нем. Но даже этого света хватало, чтобы разглядеть полнейший разгром, царивший внутри.
Почти все книги из шкафа валялись на полу. Ящики письменного стола были вывернуты и вытрясены. Ковер, лежавший на полу, был завернут с одного конца, и несколько половиц пола под ним были вырваны, что называется, с «мясом». Видимо, картина этого разгрома произвела на меня настолько ошеломляющее впечатление, что я совершенно не замечала, того, что было у меня под самыми ногами. Сделав небольшой шаг внутрь, чтобы как следует осмотреть всю комнату, я чуть не упала, споткнувшись о лежавшее сразу за порогом тело мужчины. На ногах я устояла, но… Вот именно! В первый момент, у меня остановилось сердце и померкло в глазах. Знаете, есть такое выражение «свет померк перед глазами». И я так полагаю, что имелся ввиду не свет, как физическое явление. Именно это со мной и случилось, потому что я на несколько мгновений словно ослепла. Поначалу, решив, что вижу тело своего мужа, распростертого на полу, я, схватившись свободной рукой за сердце, чтобы не упасть прислонилась к косяку двери, чуть не выронив из другой руки карабин. Что я пережила в эти несколько мгновений, когда стояла и, расширенными от ужаса глазами смотрела на распростертое на полу тело, описывать не буду. Нет в моем лексиконе подобных слов. Слава Богу, длилось это не очень долго. Слегка придя в себя, я поняла, что это точно не мой муж. Мне даже не нужно было подходить ближе, чтобы понять, что в кабинете на полу лежит… Сохин Захар Зиновьевич, наш сосед и недавний знакомец, которого про себя я называла «Колобком»! В голове родилась совершенно идиотская мысль, что «от лисы-то он и не ушел». И тут же, сама себя одернула. Какая, к черту лысому, еще лиса!
Аккуратно поставив карабин к стене (врагов, от которых нужно было бы отстреливаться, в доме не обнаружилось), и сделала небольшой шажок, чтобы проверить, это еще живой человек или уже «тело», как за спиной раздались шаги, и голос Сергеича с возмущением возопил. Не закричал, не застонал, а именно, что возопил, словно он обращался с претензией к самому Господу, мол, за что, Господи!?
– Алексеевна!!! Ты чего натворила!!! За что ты его так…?!
От неожиданности у меня чуть ноги не подкосились, и я опять схватилась за сердце. Увидев нашего дорогого прораба, я в сердцах даже плюнула:
– Сергеич!!! Чтоб тебя…!!! – Уточнять что именно «тебя», по понятным причинам, не стала, хотя очень хотелось.
За спиной Сергеича я увидела Игоря. За щуплой фигурой прораба он возвышался, как бог-громовержец. Брови нахмурены, в глазах тревога и из них вот-вот полетят голубые молнии, разящие налево и направо всех без разбора. Громовым голосом, который я от него слышу крайне редко (честно говоря, всего-то и было один раз) он изрек (простите за подобный пафос и витиеватость моей речи, но именно, что изрек, а не спросил):
– Что здесь происходит, черт возьми?! – Потом увидел меня, держащуюся за сердце, и уже мягче спросил: – Люся, что случилось?!
По причине моей некоторой заторможенности, за меня ответил Сергеевич. Плаксивым тоном бабки-плакальщицы на кладбище, он запричитал:
– Вон, глянь, Олегович… Как она его… Это ж мой заказчик!!! – И уже обращаясь ко мне уже со знакомым вопросом: – За что ты его, Алексеевна??? Чего он тебе сделал-то?!
Немного отойдя от всего этого, с позволения сказать, представления, я рявкнула:
– Ты совсем сдурел?! Кто тебе сказал, что это я его…?!
В ответ, Яковлев задал самый дурацкий вопрос, который я слышала в своей жизни:
– А кто ж тогда???
Пока мы так с Сергеичем «препирались», Игорь, отодвинув легонько прораба в сторонку, быстро подошел ко мне. Окинул меня беглым взглядом, потом обвел взглядом комнату. Увидел прислоненный к стене карабин, и еще сильнее сдвинул брови, хотя на мой взгляд, сильнее уже было некуда. Затем, присел на корточки рядом с лежавшим «Колобком». Пощупал пульс на шее, перевернул на спину, и принялся тихонько хлопать его по щекам. Мы с Сергеичем моментально заткнулись, наблюдая за действиями Игоря. Первой не выдержала я, выдохнув:
– Ну…? Живой?
Не оглядываясь, муж сухо и коротко проговорил:
– Люся… Быстро! Теплую воду, чистые тряпки, бинт и перекись… Да, и нашатырь захвати…
Я знала эту особенность Игоря. В обычной, так сказать, мирной жизни, те, кто его плохо знал, мог легко принять его за рохлю, «книжного червя», или, как сейчас модно говорить у молодежи, за «ботаника». Но я-то видела его в серьезной, критической ситуации, и знала на что он способен. Никакой лишней суеты, молниеносно принимаемые решения и высокое чувство ответственности за тех, кто рядом. Вот и сейчас, он мгновенно преобразился, и отдавал указания, если не сказать, приказы, коротко, четко, сухим, совершенно бесстрастным голосом командира на войне, от решений которого зависели жизни его подчиненных. Так как, в данной конкретной ситуации, одним из «подчиненных» была я, то задавать лишних вопросов не стала, а, спотыкаясь о разбросанные на полу вещи, рванула в кухню, где у нас была аптечка, слыша за спиной, как Игорь обратился к Сергеичу:
– Помоги перенести его на диван…
Через минуту я принеслась обратно в кабинет и замерла со всеми средствами спасения рядом с Игорем, который с озабоченным видом, словно хирург у операционного стола, осматривал «Колобка». Диван был старый, кожаный, доставшийся Игорю еще от родителей. Я такие видела в кино, с деревянной спинкой, обшитой коричневой вытертой от времени кожей и такими же коричневыми кожаными валиками по бокам. «Колобок» занял все не особо широкое пространство, и выглядел просто спящим, если бы не кровавые потеки на его выдающейся лысине. Игорь, принялся осторожно промывать его рану. Действовал он очень четко и умело, словно настоящий доктор. Мы с Сергеичем замерли рядом в позе скорбящих ангелов на могиле усопшего, да и выражения наших лиц были под стать, траурно-печальные. Промыв рану, обработав ее перекисью водорода, и перевязав бинтом, Игорь поднес ватку, смоченную нашатырным спиртом под нос несчастному. Тот отчетливо застонал, сморщился и постарался отстраниться от источника неприятного запаха. Открыл глаза и щурясь, словно в лицо ему светили сильной лампой, хрипло выдохнул:
– Где я? Что случилось?
Надо признаться, что его словам, произнесенным еле слышным голосом мы обрадовались, как дети, которые увидели на пороге дома Деда Мороза с мешком подарков за плечами. Сергеич, просияв улыбкой, восторженно произнес:
– Жив…!!!! Слава, тебе…!!! – И даже истово перекрестился, хотя раньше за ним особой набожности я не замечала.
Я тоже была рада. Не могу сказать, что испытывала особо теплые чувства к Сохину, которого и видела-то в своей жизни всего один раз, но смерти я ему, точно, не желала. Да и труп в доме – это я вам скажу, удовольствие то еще. К тому же, я лелеяла в душе надежду, что, очнувшись, он сможет прояснить, что же здесь произошло, и кто его так приложил по голове. Разумеется, я не думала, что все это безобразие в нашем доме устроил Захар Зиновьевич. Здесь орудовал кто-то другой. И, возможно, «Колобок» знал, кто это был. Вот с тем гражданином я побеседовала бы с удовольствием! Причем, вопроса по поводу, «что искали?» у меня тоже не возникало. Ясно, что не деньги. Кто ж сейчас деньги хранит «под подушкой»! И особых сокровищ (если не считать меня саму), у нас в доме не было. Значит, вывод напрашивался сам собой. Искали дневник профессора, отца Игоря.
Муж присел перед диваном на корточки и спросил раненого тихим голосом:
– Вы видели, кто вас так…?
Сохин заморгал испуганно, при этом болезненно морщась. И ответил едва различимым шепотом:
– Я приехал в администрацию поселка по делам. Решил оттуда к вам зайти, узнать, как продвигается наш проект. Совсем позабыл, что вы с гидрологами сегодня. Дверь была открыта… – Игорь бросил быстрый взгляд на меня. В его голубых глазах был вопрос, не я ли позабыла запереть двери дома. Я ответила едва заметным отрицательным качанием головы. А раненый продолжал свою «исповедь» дальше: – Я постучался, вошел… Позвал хозяев. Мне никто не ответил. Потом, мне послышался какой-то звук в кабинете. Думал, может вы там… с документами… не слышите… Только перешагнул через порог… и все… Очнулся вот только сейчас… Что… Что случилось? – Он опять болезненно сморщился. Голос его стал прерывистым, и он замолчал, утомленно прикрыв глаза.
Игорь поднялся с колен, и обратился к Сергеичу:
– Дело плохо… Его надо срочно в больницу. То, что у него сотрясение – это без сомнений. Но я опасаюсь, как бы в кости не было трещины. Так что, Сергей Сергеич, поехали в район. – Потом обернулся ко мне, коротко проговорив: – Ты с нами… Одну я тебя сейчас здесь не оставлю…
Сопротивляться я даже не пыталась, понимая, как это бесполезно. В подобных ситуациях муж был непреклонен, и спорить с ним сейчас – только напрасно тратить нервы, а главное время, которое для пострадавшего исчислялось, может быть уже не часами, а минутами. Поэтому я просто кивнула и тихо проговорила очевидное:
– Дневник…
Игорь покачал головой:
– Он лежал сверху вот в этом ящике… – Он поддел носком ботинка перевернутый ящик из письменного стола. И добавил с легкой горечью: – За ним и приходили…