Свет. Две узких полоски света. Чуть шире. Кажется, видно небо. Да, небо. Боль в голове. Почему? Шея ноет… и горит огнём А руки? Распухли и не слушаются. Ноги шевелятся. Надо повернуться и встать. Память вернулась, и сразу стало страшно. В глазах потемнело. Только стук в голове и хрип в груди. Кажется, слышны голоса… чьи-то стоны, даже слова. Только непонятные. Значит, это – поле боя. Значит, жив!
Небо заслонила огромная тень. До ушей донеслись странные слова. Непонятные. Совсем чужая речь. Парфяне! От этой мысли боль ещё сильнее сковала голову. Вылили воду на лицо. Немного попало в рот. Потом подёргали верёвки и ушли. Всё стало ясно – плен…
Лаций попытался перевернуться на бок, но боль в рёбрах перехватила дыхание, и он снова откинулся на спину, стараясь не давить связанными руками на больные места. Затем медленно повернул голову в сторону и увидел ещё одно неподвижное тело. Это был Варгонт. Он не подавал признаков жизни. На нём не было живого места: голова, лицо, плечи, руки и ноги – всё было покрыто запёкшейся кровью, как будто живьём содрали кожу. Потом пришли кочевники и вылили на него несколько мешков воды. Варгонт застонал. Его перевернули на спину и стали мазать маслом. Значит, он был нужен. Наверное, хотят продать за большие деньги. Лаций почувствовал резкую боль в рёбрах и глухо застонал. К нему подошёл один из слуг и осмотрел тело.
– Воды, – попросил он пересохшими губами. Кочевник наклонился и потянул за чёрный амулет. Затем несколько раз дёрнул, стараясь порвать кожаный ремешок, но тот не поддался. Тогда парфянин схватил его за волосы и стащил амулет, больно зацепив за ухо. Он отпустил волосы, и голова Лация упала на землю. В затылке заныло, и в глазах снова поплыли тёмные пятна. Но теперь он не мог даже пошевелиться. Парфянин покрутил амулет в руках, потёр его пальцем, попробовал на зуб, и постучал ножом. По его разочарованному лицу было видно, что он надеялся на золото, но этот чёрный круг был сделан из чего-то другого. Он даже не обратил внимания, что нож не оставил на поверхности ни одной царапины. Потеряв интерес к амулету, кочевник бросил его на землю и ушёл. Лацию стоило больших трудов дотянуться до него и снова натянуть на шею. Хорошо, что руки были связаны спереди, а не сзади. Так обычно делали перед тем, как вести пленных в другое место.
Стражник ушёл. Воду пришлось просить у других слуг, которые приводили в чувство Варгонта. Но они не отвечали. В конце концов, Лацию удалось доползти до них. Он протянул руки и коснулся кожаного мешка. Парфяне покосились на него и продолжили собирать масло и тряпки. Его почему-то не трогали. Лаций вытащил зубами деревянную пробку и допил остатки тёплой воды. В других мешках уже ничего не было. Кочевники вернулись с водой ближе к вечеру, дали немного попить и тоже смазали раны маслом. Однако водой больше не поливали.
Раз в день им давали лепёшки и остатки варева из котлов. Лаций глотал всё это, не пережёвывая. Варгонта приходилось кормить. Ему ещё было очень плохо, хотя он уже мог переворачиваться со спины на бок. Вместо кожи у него по всему телу образовалась сплошная короста. При малейшем движении она трескалась и кровоточила. Лаций знал, что если в раны попадёт грязь и они опухнут, то его друг умрёт. Если нет, то встанет через пять-шесть дней. Варгонту повезло – раны не загноились и уже через пару дней он начал чесаться, стараясь избавиться от кровяной корки и грязи. Это был хороший признак. Они почти не разговаривали. Просто не было сил. Наконец, парфяне собрали всю добычу и решили тронуться в обратный путь. Всё произошло на рассвете.
– Вставай! – раздался громкий крик, и, застонав, Лаций поднялся на ноги. Перед ним стоял кочевник невысокого роста. В руках у него была длинная верёвка, которой он связывал пленных по десять человек в ряд.
Парфянских всадников было совсем мало. Они куда-то торопились и даже не связали им ноги. У города Карры к армии Сурены присоединились несколько десятков верблюдов и два десятка повозок с высоким верхом. Кто-то сказал, что это был гарем парфянского визиря. Под Каррами они три дня праздновали свою победу. Стало ясно, что Капоний Метелл и весь гарнизон погибли. Парфяне веселились, ели, пили, куда-то уезжали огромными толпами и потом возвращались, радостно шумя. Похоже, они ездили на охоту. Все ждали, когда визирь, наконец, насладится своими многочисленными наложницами, чтобы снова двинуться в путь.
Сурена праздновал победу больше недели. За римлянами никто не следил. Варгонту и Лацию это дало возможность немного прийти в себя и оправиться от ран. Есть давали мало, но всё равно больше, чем остальным пленным, которые сгрызали даже выброшенные кости. Но хуже всего было с водой. Её просто забывали приносить. Без воды умирали не только раненые, но и те, у кого не было на теле ни единой царапины.
Из лагеря под Каррами они стали выдвигаться не все вместе, а отдельными группами. Лаций с болью в душе наблюдал за поведением парфян. Они часто ссорились между собой и даже дрались. Никто никого не слушался, дисциплина отсутствовала. В лагере все делились по племенам и разводили костры вокруг своих палаток и шатров. Часовых каждое племя выставляло тоже только для себя. К утру незадачливые стражники обычно засыпали. Лаций вспомнил свою ночную вылазку из Карр с восьмёркой легионеров. Если бы тогда у него был хотя бы один легион! Хотя бы один…
Дорога на юг оказалась очень долгой. Ходили слухи, что их ведут в столицу Парфии. Ведут, как скот, не обращая внимания на раненых. Тех, кто не мог идти, убивали на месте, не жалея. Когда впереди показалась широкая полоса воды, парфяне заверещали, как дикие звери, и вскоре стало ясно, что они вышли к Евфрату. Теперь пить давали много, но вода была не такой чистой, как раньше. От недостатка еды, гнилой пищи и болей в желудке пленные болели и еле передвигались. Варгонт падал на землю на каждой остановке. Римлян было так много, что тем, кто не мог идти, сразу же отрезали верёвки и, ткнув несколько раз копьём или мечом, оставляли умирать под неподвижными взглядами терпеливых стервятников. Так они прошли мимо города Дура-Европос на другом берегу реки и через несколько дней свернули в сторону. Парфяне говорили, что дорога приведёт их к другой реке под названием Тигр, на берегу которой располагалась столица Ктесифон. Грязные, косматые, с небритыми лицами, римляне теперь отличались от них только одеждой. У пленных её практически не было. Многие шли почти голыми и сильно мёрзли по ночам. На каждом привале они оставляли по несколько десятков трупов. Казалось, что этим мукам не будет конца.