Хелен Зинк прибыла в Траст-тауэр чуть позже полудня. Добираясь на машине в центр, в сотый раз попыталась позвонить и отправить текстовое сообщение мужу, но без особого успеха. В 9.33 он написал ей эсэмэс – просил не волноваться, а в 10.42 прислал второе, и последнее, сообщение: «Нет, милллая. Все ок. Не биспакойся».
Хелен, оставив машину в гараже, пробежала по улице и ступила в атриум небоскреба. Через пару минут она вышла из лифта на девяносто третьем этаже. Секретарь провела ее в маленький конференц-зал, где она села ждать руководство в полном одиночестве. Несмотря на обеденное время, в «Рогане Ротберге» неодобрительно смотрели на всех, кто пытался перекусить вне здания. Хорошая пища и свежий воздух превратились практически в табу. Периодически кто-нибудь из важных партнеров устраивал клиенту показной марафон и выводил его на дорогостоящий обед, за который в конечном счете приходилось расплачиваться самому клиенту, ведь его обманывали давно испытанными способами – увеличением количества документов и раздуванием гонораров. Однако, как правило (хоть это было и неписаное правило), младшие юристы и менее важные партнеры быстро хватали сандвичи из автомата. Обычно Дэвид и завтракал, и обедал за своим столом, и не так уж редко ужинал. Однажды он похвастался Хелен, что успел выставить счета трем разным клиентам, каждому – за час работы, пока жевал копченого тунца с чипсами и запивал все диетической содовой. Она надеялась, это лишь шутка.
Хотя точность цифры вызывала у нее сомнения, ей казалось, муж набрал не меньше тридцати фунтов со дня их свадьбы. Тогда он еще занимался бегом, и лишний вес не был проблемой. Но постоянное употребление вредных продуктов вкупе с практически полным отсутствием физической нагрузки беспокоило их обоих. На девяносто восьмом этаже фирмы располагался прекрасный и неизменно пустой спортивный зал: та же идея, та же цель прививать сотрудникам умение заботиться о здоровье, то же пренебрежение всем этим. В «Рогане Ротберге» промежуток между 12.00 и 13.00 ничем не отличался от любого другого часа дня и ночи.
Это был второй визит Хелен в офис за пять лет. Супругам сотрудников не запрещали сюда приходить, но и не приглашали. У нее не было повода здесь появляться, а после всех страшных историй, которые Дэвид рассказывал дома, она вообще не испытывала желания наведываться сюда или общаться с его коллегами. Дважды в год они с Дэвидом выбирались на какое-нибудь ужасное светское мероприятие «Рогана Ротберга» – жалкую вылазку из офиса с целью ободрить измотанных юристов и их заброшенных супругов и супруг. Неизменно такие мероприятия превращались в отвратительные попойки с демонстрацией возмутительного поведения, а выходки некоторых порой было невозможно забыть. Возьмите кучку измученных юристов, напоите их, и все пойдет хуже некуда.
Год назад на вечеринке на корабле на озере Мичиган за милю от берега Рой Бартон пытался приставать к Хелен. Если бы он не был так пьян, возможно, его попытки могли бы увенчаться успехом, и это привело бы к серьезным последствиям. Целую неделю Хелен и Дэвид спорили о том, что предпринять. Дэвид хотел устроить ему очную ставку, а потом пожаловаться в особый комитет фирмы. Хелен была против, поскольку это могло навредить карьере Дэвида. Свидетелей не было, и правда крылась в том, что Бартон, вероятно, и сам не помнил, что натворил. Со временем они перестали говорить об этом инциденте. За пять лет Хелен выслушала столько историй о Рое Бартоне, что Дэвид в какой-то момент решил больше не упоминать дома имя начальника.
И вот сейчас Рой шагнул в маленький конференц-зал с недовольной гримасой и решительно спросил:
– Хелен, что происходит?
– Забавно, у меня к вам такой же вопрос, – парировала она. Мистер Бартон (именно это обращение он предпочитал) давил на людей, сначала облаивая их, а потом пытаясь смутить. Она не собиралась это терпеть.
– Где он? – рявкнул он.
– Вот вы мне и скажите, Рой, – ответила она.
Лана, секретарь, и Ал, и Перекошенная вместе вышли из лифта, как будто получили повестку от одного и того же судебного чиновника. Всех быстро представили друг другу, потом Рой закрыл дверь. Хелен много раз общалась с Ланой по телефону, но никогда не видела ее.
Посмотрев на Ала и Перекошенную, Рой произнес:
– Вы двое, сообщите нам, что случилось.
Каждый изложил собственную версию последней поездки Дэвида Зинка на лифте и без малейших преувеличений нарисовал четкий и ясный образ нервного человека, внутри которого что-то «щелкнуло». Он потел, тяжело дышал, был бледен, довольно опрометчиво заскочил обратно в лифт и приземлился на пол. А как только сдвинулись дверцы, они услышали его смех.
– С ним все было в порядке, когда сегодня утром он уходил из дома, – заверила их Хелен, словно желая подчеркнуть, что ее муж сломался именно по вине фирмы.
– Вы! – рявкнул Рой, обращаясь к Лане. – Вы говорили с ним.
У Ланы все было записано. Она говорила с ним дважды, потом он перестал отвечать на звонки.
– После второго разговора, – добавила она, – мне стало совершенно ясно, что он выпил. У него заплетался язык, и он растягивал слоги.
Рой метнул злобный взгляд на Хелен, как будто это она была во всем виновата:
– И куда он мог отправиться?
– О, как обычно, Рой, – сказала Хелен. – В то самое место, куда всегда ходит, когда падает от усталости в 7.30 утра и напивается.
В кабинете воцарилось тяжелое молчание. Хелен Зинк явно не стеснялась дерзить Рою Бартону, а остальные, разумеется, не смели.
Понизив голос, мистер Бартон спросил ее:
– Он много пьет?
– У него нет времени пить, Рой. Он приходит домой в десять или одиннадцать, иногда выпивает бокал вина, а потом засыпает на диване.
– Он обращался к психиатру?
– В связи с чем? Не с тем ли, что работает по сто часов в неделю? Я думала, здесь это норма. Тогда вам всем нужно показаться психиатру.
Повисла пауза. Рою дали достойную отповедь, и это было крайне необычно. Ал и Перекошенная уставились в стол, с трудом сдерживая улыбки. Лана выглядела, как испуганная лань, явно приготовившись к тому, что ее в любую минуту уволят.
– Значит, у вас нет информации, которая могла бы оказаться нам полезной? – заключил Рой.
– Нет, а у вас, очевидно, нет информации, которая могла бы оказаться полезной мне, верно, Рой?
Рой был сыт по горло. Его глаза сузились, желваки вздулись, лицо покраснело. Он взглянул на Хелен:
– Он объявится, ясно? Рано или поздно. Он сядет в такси и приедет домой. Он приползет к вам, а потом приползет к нам. Он получит еще один шанс, понимаете? Я хочу, чтобы он был у меня в кабинете завтра ровно в восемь утра. Трезвый и исполненный сожаления.
Глаза Хелен увлажнились. Она приложила руки к щекам и срывающимся голосом произнесла:
– Я просто хочу найти его. Хочу узнать, что он в безопасности. Вы поможете мне?
– Принимайтесь за поиски, – посоветовал Рой. – В центре Чикаго множество баров. Рано или поздно вы его найдете.
С этими словами Рой Бартон эффектно удалился из кабинета и захлопнул за собой дверь. Как только он исчез, Ал шагнул вперед, потрепал Хелен по плечу и тихо сказал:
– Послушайте, Рой – осел, но он прав вот в чем: Дэвид сейчас напивается в баре. И в конце концов он сядет в такси и отправится домой.
Перекошенная тоже приблизилась к ней со словами:
– Хелен, такое здесь уже случалось. На самом деле в этом нет ничего необычного. Завтра с ним все будет в порядке.
– И в штате фирмы есть консультант, настоящий профессионал, который работает с пострадавшими, – добавил Ал.
– С пострадавшими? – удивилась Хелен. – Вот кем считается мой муж в данный момент?
Перекошенная пожала плечами:
– Да, но вы не волнуйтесь.
Ал повторил:
– Он в баре. – И добавил: – Хотел бы я оказаться сейчас рядом с ним.
В заведении Абнера наконец собралась толпа. Все скамьи и столы в обеденное время заняли офисные работники, заливавшие гамбургеры пинтами пива. Дэвид подвинулся на один стул направо и оказался рядом с мисс Спенс. Она допивала свой третий, и последний, «Перл-Харбор», а Дэвид – второй. Когда она предложила ему первый, сначала он отказался, заявив, что не любит суетливо смешанные напитки. Она настояла, и Абнер, приготовив новую порцию, поставил стакан перед Дэвидом. На вид безобидный, как сироп от кашля, на самом деле напиток представлял собой убийственную смесь водки, дынного ликера и ананасового сока.
Их общим интересом оказался стадион «Ригли филд». Отец водил туда мисс Спенс еще маленькой девочкой, она всю жизнь следила за своими любимыми «Кабс». Она хранила свои сезонные билеты шестьдесят два года (рекордный срок, по ее твердому убеждению) и видела в игре самых великих: Роджерса Хорнсби, Эрни Бэнкса, Рона Санто, Билли Уильямса, Ферджи Дженкинса и Райана Сендберга. И очень переживала за них, наравне с другими фанатами «Кабс». Ее взгляд зажегся, когда она начала рассказывать знаменитую историю о проклятии козла Билли[9]. И она едва не всплакнула, когда в подробностях вспомнила великую осень 1969-го. Упомянув пресловутый июньский упадок 1977-го, она сделала долгий глоток, не сообщив Дэвиду о том, что ее покойный супруг однажды пытался купить команду, но его каким-то образом обошли хитрые конкуренты.
После двух коктейлей «Перл-Харбор» мисс Спенс совершенно разморило. Третий подействовал усыпляюще. Она не интересовалась историей Дэвида, предпочитая говорить сама, а Дэвид, который уже медленно соображал, с удовольствием ее слушал. Абнер периодически подходил к ним, чтобы удостовериться, все ли ее устраивает.
Ровно в 12.15, как раз до того, как в бар Абнера нахлынул поток обеденных посетителей, водитель-азиат явился забрать мисс Спенс. Она осушила стакан, попрощалась с Абнером и, даже не пытаясь оплатить счет, поблагодарила Дэвида за компанию и покинула бар. Правой рукой она уцепилась за водителя, а левой – опиралась на палку. Мисс Спенс шла медленно, но прямо и несла себя с гордостью. Она явно собиралась вернуться.
– И кто это? – спросил Дэвид у Абнера, когда тот оказался поблизости.
– Я расскажу вам позже. Обедать будете?
– Конечно. У гамбургеров отличный вид. С двойной порцией сыра и картошкой фри.
– Будет сделано.
Водителя такси звали Боуи, и он любил поговорить. Когда они уехали из третьего похоронного бюро, он уже не смог сдержать любопытства.
– Я вот хочу спросить, дружище, – пропел он, обернувшись, – а что такого интересного в этих погребальных конторах?
Уолли обложил заднее сиденье некрологами, городскими картами и крупноформатными блокнотами.
– Поехали в «Вуд энд Фергюсон» на Сто третьей улице у Беверли-парк, – заявил он, временно проигнорировав вопрос Боуи.
Они провели вместе почти два часа, и счетчик приближался к отметке в 180 долларов – неплохая сумма для гонорара таксиста. Зато появились существенные изменения в контексте суда по крейоксу. Если верить статьям, которые передал ему Лайл Марино, юристы считали, что дело о смерти, связанной с употреблением лекарств, может принести от двух до четырех миллионов долларов. Юристы заберут сорок процентов, а «Финли энд Фигг», разумеется, придется разделить гонорар с «Зелл энд Поттер» или другой фирмой, специализирующейся на гражданских исках и играющей главную роль в разбирательстве. Но даже после уменьшения гонораров дело о лекарстве оставалось золотой жилой. Сейчас срочно требовалось найти реальные дела. Пока такси возило по Чикаго, он пребывал в уверенности, что только ему одному из миллиона юристов в городе хватило проницательности броситься на улицы мегаполиса в поисках жертв крейокса.
В соответствии с другой статьей негативное побочное действие этого лекарства только что обнаружили. А в третьей, в цитате судебного юриста, отмечалось, что медицинским кругам и широкой общественности пока неизвестно о «фиаско крейокса». Но Уолли-то все знал, и теперь его не особенно волновало, сколько он потратит на такси.
– Я задал вопрос обо всех этих похоронных бюро, – напомнил Боуи. Они ведь пока не собирались расставаться, и он не хотел, чтобы его игнорировали.
– Уже час дня, – объявил Уолли. – Вы обедали?
– Обедал? Я с вами уже два часа. Вы видели, как я обедал?
– Я проголодался. Справа от нас «Тако белл». Давайте туда заедем.
– Платите вы, верно?
– Верно.
– Я люблю «Тако белл».
Боуи заказал мягкие тако себе и лучшие буррито своему пассажиру. Пока они стояли в очереди, Боуи произнес:
– Я вот все думаю: что интересует этого парня в погребальных конторах? Не мое дело, конечно, но я работаю водителем уже восемнадцать лет и никогда не возил пассажира, который посещал бы все похоронные бюро в городе. Никогда еще не возил человека, у которого столько друзей, понимаете, о чем я?
– Вы правы в одном, – ответил Уолли, оторвавшись от очередной статьи, добытой Лайлом. – Это не ваше дело.
– Ух ты! Сразили меня наповал, да? А я думал, вы славный малый.
– Я юрист.
– Все хуже и хуже. Я просто шучу, знаете ли. Мой дядя – юрист. Полный придурок.
Уолли протянул Боуи двадцатидолларовую банкноту, тот взял пакет с едой и разделил ее. Уже на улице он запихал тако себе в рот и замолчал.