Примерно раз в месяц Рошель Гибсон приезжала на работу, надеясь провести там свой обычный «час спокойствия», но офис был уже открыт, кофе сварен, собака накормлена, а взволнованный мистер Фигг суетливо ходит повсюду и обдумывает новую схему преследования пострадавших. Это неимоверно раздражало Рошель, ибо не только лишало ее редких тихих моментов в череде обычно безумных дней, но и означало увеличение объема работы.
Едва она ступила через порог, Уолли сердечно сказал:
– Ну, доброе утро, миз Гибсон! – Как будто удивился, что в четверг она приехала на работу в 7.30.
– Доброе утро, мистер Фигг, – ответила Рошель с гораздо меньшим энтузиазмом. Она едва не добавила: «Что привело вас сюда в такую рань?» – но придержала язык. Вскоре она все равно узнает о его новой схеме.
С кофе, йогуртом и газетой Рошель устроилась за столом, пытаясь сделать вид, что не замечает его.
– Вчера вечером я познакомился с женой Дэвида, – прокричал Уолли через стол с другой стороны комнаты. – Очень симпатичная и милая. Сказала, что он почти не пьет, быть может, иногда теряет над собой контроль, но не более того. Думаю, периодически на нем сказывается давление. Мне знакома эта история. Вечно это давление…
Когда Уолли пил, он не нуждался в предлогах: заливал алкоголем вечер тяжелого дня, но и в легкий день не отказывался от вина за обедом. Он выпивал, когда переживал стресс, и выпивал на поле для гольфа. Рошель видела и слышала все это раньше. Она тоже считала вместе с ним: шестьдесят один день без выпивки. Так проходила вся жизнь Уолли: он вечно что-нибудь подсчитывал. Сколько дней прожито в трезвости. Сколько дней до отмены временного запрета водить автомобиль. Сколько дней отделяют его от окончательного оформления развода. И, как ни печально, сколько дней до того, как его отпустят из центра реабилитации.
– Когда она забрала его? – поинтересовалась Рошель, не отрывая взгляда от газеты.
– После восьми. Выйдя отсюда, он даже спросил, не позволит ли она ему сесть за руль. Она отказала.
– Она была расстроена?
– Нет, вполне спокойна. Скорее испытывала облегчение, чем что-либо еще. Главный вопрос кроется в том, вспомнит ли он что-нибудь. А если вспомнит, то найдет ли нас снова. Правда ли он уйдет из крупной фирмы и откажется от больших денег? У меня есть сомнения.
У Рошель тоже были сомнения, но ей хотелось поскорее закончить разговор. Контора «Финли энд Фигг» – неподходящее место для юриста, имеющего диплом Гарварда. И, откровенно говоря, она не хотела, чтобы ее жизнь еще больше осложнилась. Она и имевшимися двумя юристами была сыта по горло.
– Хотя мне он мог бы пригодиться, – продолжал Уолли, и Рошель уже знала, что он вот-вот расскажет о новой схеме. – Вы когда-нибудь слышали о лекарстве для снижения холестерина под названием крейокс?
– Вы уже спрашивали меня об этом.
– Он вызывает сердечный приступ и инсульт, и правда выяснилась только сейчас. Как раз идет первая волна разбирательств, и в суд могут быть поданы еще десятки тысяч дел, прежде чем все утихнет. Юристы по коллективным гражданским искам уже вцепились в эту историю. Вчера я говорил с крупной фирмой в Форт-Лодердейле. Они подали коллективный иск и ищут новые дела.
Рошель перевернула страницу, будто ничего не слышала.
– Как бы там ни было, я проведу следующие пару дней в поисках дел по крейоксу, и мне пригодилась бы помощь. Вы меня слушаете, миз Гибсон?
– Разумеется.
– Сколько имен в нашей базе клиентов, как активных, так и тех, что в архиве?
Положив в рот ложку йогурта, она приняла сердитый вид.
– У нас около двухсот активных дел, – ответила она.
Однако в «Финли энд Фигг» дело, считавшееся активным, не обязательно удостаивалось внимания. Чаще оно представляло собой лишь забытое дело, которое никто не позаботился отправить в архив. За неделю Уолли обычно обрабатывал около тридцати дел: разводы, завещания, недвижимость, травмы, вождение в пьяном виде, мелкие споры по контрактам, а еще пятидесяти дел он всеми силами избегал. Оскар, который всегда был готов взять нового клиента и мог похвастаться большей организованностью, чем его младший партнер, вел около ста дел. Если добавить немногочисленные дела, которые пропали, потерялись или не получили должного обоснования, цифра всегда крутилась в районе двухсот.
– А в архиве?
Рошель отхлебнула кофе и опять заворчала:
– В последний раз, когда я проверяла, компьютер показал, что в 2001 году в архиве значилось три тысячи дел. Не знаю, что там наверху.
«Наверху» находило пристанище все, что угодно: старые книги по юриспруденции, древние компьютеры и текстовые процессоры, неиспользуемые офисные принадлежности и дюжины коробок с делами, которые Оскар отправил в архив до того, как принял Уолли в фирму в качестве партнера.
– Три тысячи, – повторил Уолли со счастливой ухмылкой, как будто столь внушительная цифра свидетельствовала о долгой и успешной карьере. – Вот каков наш план, миз Гибсон. Я составил проект письма, который вы должны напечатать на нашем бланке. Его нужно разослать всем клиентам, текущим и бывшим, активным и архивным. Каждому человеку из нашей базы данных.
Рошель подумала обо всех недовольных клиентах, которые вышли из дверей «Финли энд Фигг». Неоплаченные счета, отвратительные письма, угрозы засудить фирму за некомпетентность. Она даже завела папку под названием «Угрозы». За долгие годы примерно полдюжины рассерженных клиентов пришли в такую ярость, что излили свои чувства на бумагу. Пара из них обещала устроить засаду или пустить в ход кулаки. Один упомянул снайперскую винтовку.
Почему бы не оставить этих бедных людей в покое? Они и так достаточно настрадались, когда впервые переступили порог этого офиса.
Уолли вскочил и подошел к ней с письмом. Рошели оставалось только одно: взять и прочитать его.
Уважаемый _____!
Будьте осторожны при приеме крейокса! Было доказано, что этот препарат для снижения уровня холестерина производства «Веррик лабз» может вызвать сердечный приступ и инсульт. Хотя в аптеках он продается уже шесть лет, ученые лишь сейчас обнаружили смертельные побочные эффекты этого лекарства. Если Вы принимаете крейокс, немедленно откажитесь от него.
Юридическая фирма «Финли энд Фигг» выступает на передовой в судебном разбирательстве по крейоксу. Вскоре мы присоединимся к национальному коллективному иску, который ставит перед собой весьма непростую цель – привлечь «Веррик» к ответственности.
Нам нужна Ваша помощь! Если Вы или кто-либо из Ваших знакомых сталкивался с крейоксом, можете подать в суд. Еще лучше, если Вы знаете кого-то, кто принимал крейокс и заработал сердечный приступ или инсульт, тогда немедленно позвоните нам. Юрист из «Финли энд Фигг» в считаные часы приедет к Вам домой.
Не сомневайтесь. Звоните сейчас. Мы рассчитываем отсудить внушительную компенсацию.
С уважением,
Уоллис Т. Фигг.
– А Оскар это видел? – спросила Рошель.
– Пока нет. Отлично, правда?
– Это все так и есть?
– О да, миз Гибсон. Это величайший момент для нас.
– Очередная золотая жила?
– Больше, чем золотая жила.
– И вы хотите, чтобы я разослала три тысячи писем?
– Да, вы их напечатаете, я подпишу, мы разложим их по конвертам, и они уйдут с сегодняшней почтой.
– Почтовые расходы обойдутся не меньше чем в тысячу долларов.
– Миз Гибсон, в среднем дело о крейоксе может принести около двухсот тысяч долларов гонорара, и это при наихудшем исходе. А можно заработать даже четыреста тысяч на каждом деле. Если мы найдем десять пострадавших, несложно подсчитать прибыль.
Рошель подсчитала, и ее нежелание участвовать в этом исчезло. Она задумалась. Во всех адвокатских журналах и информационных материалах, которые попадали к ней на стол, она видела тысячи историй о больших вердиктах и больших компенсациях. Юристы получали миллионные гонорары.
Уж конечно, ей тоже выпишут неплохую премию.
– Хорошо, – сказала Рошель, отбросив газету.
Прошло немного времени, прежде чем Оскар и Уолли поссорились из-за крейокса второй раз. Приехав в 9.00, Оскар не мог не заметить суету вокруг стола в приемной. Рошель сидела за компьютером. Принтер работал на полную мощность. Уолли подписывал письма. Даже Эй-Си проснулся и наблюдал за происходящим.
– Что случилось? – осведомился Оскар.
– Это шум механизмов работающего капитализма, – весело ответил Уолли.
– Что, черт возьми, это значит?
– Защита прав пострадавших. Обслуживание наших клиентов. Очистка рынка от опасных продуктов. Привлечение корпоративных нарушителей к ответственности.
– Беготня за машинами «скорой помощи», – добавила Рошель.
На лице Оскара отразилось презрение, он пошел к себе в кабинет, а потом с силой захлопнул дверь. Прежде чем он успел снять пальто и поставить зонт, у его стола возник Уолли, уплетающий кекс и размахивающий письмом.
– Ты должен прочитать, Оскар. Это великолепно.
Оскар начал читать, и морщины на его лбу становились все глубже и глубже с каждым новым абзацем. Закончив, он спросил:
– Да ладно, Уолли, неужели опять? Сколько таких писем вы рассылаете?
– Три тысячи. Всем, кто в нашей клиентской базе.
– Что? Подумай о почтовых расходах. Подумай о потраченном времени. Опять мы пришли к тому же самому. Ты весь следующий месяц будешь бегать вокруг и щебетать: «Крейокс – то, крейокс – это!» – и потратишь сотню часов на поиск бесполезных дел и тому подобную чушь. Мы уже проходили это, Уолли. Перестань. Сделай что-нибудь продуктивное.
– Что, например?
– Например, погуляй рядом с кабинетом неотложной помощи в какой-нибудь больнице и подожди, пока не появится реальное дело. Мне не нужно объяснять тебе, как найти хорошее дело.
– Я устал от этого дерьма, Оскар. Я хочу заработать немного денег. Давай сыграем по-крупному ради разнообразия.
– Моя жена принимает это лекарство уже два года. И ей оно нравится.
– Ты сказал ей, чтобы она перестала его пить, поскольку оно убивает людей?
– Разумеется, нет.
Едва они заговорили на повышенных тонах, Рошель неслышно подошла к двери кабинета Оскара и тихо закрыла ее. Она возвращалась к столу, когда входная дверь внезапно открылась. На пороге стоял Дэвид Зинк, радостный и трезвый, с широкой улыбкой, в строгом костюме, кашемировом пальто и двумя портфелями, разбухшими от документов.
– Ну-ну, неужели это мистер Гарвард пожаловал? – проговорила Рошель.
– Я вернулся.
– Удивительно, как вам удалось найти нас.
– Это было нелегко. Где мой кабинет?
– Что ж, давайте посмотрим. Не уверена, что он у нас есть. Наверное, нужно спросить об этом двух наших боссов. – Она кивнула на дверь Оскара, за которой слышались голоса.
– Так они там? – спросил Дэвид.
– Да, у них рабочий день, как правило, начинается с ссоры.
– Понятно.
– Послушайте, Гарвард, вы вполне уверены в том, что делаете? Это другой мир. Вы ведь идете на понижение, отказываясь от шикарной жизни корпоративного юриста ради низшей лиги. Здесь вы можете пострадать и уж точно не заработаете много денег.
– Я уже имею опыт работы в крупной фирме, миз Гибсон, и скорее спрыгну с моста, чем вернусь туда. Дайте мне где-то разместиться, и я со всем разберусь.
Дверь открылась. И появились Уолли с Оскаром. Они застыли на месте, увидев Дэвида у стола Рошель. Уолли улыбнулся и сказал:
– Ну, доброе утро, Дэвид. У вас удивительно здоровый вид.
– Спасибо. И я хочу извиниться за мое вчерашнее поведение. – Кивнув всем троим, он заговорил: – Вы застали меня в конце весьма необычного эпизода, тем не менее это был очень важный день в моей жизни. Я ушел из крупной фирмы, и вот я здесь и готов к работе.
– Как вы себе эту работу представляете? – поинтересовался Оскар.
Дэвид пожал плечами:
– Последние пять лет я трудился на поприще андеррайтинга облигаций и специализировался на втором и третьем уровнях выпуска на вторичный рынок. Главным образом для многонациональных иностранных корпораций, которые избегают уплаты налогов где бы то ни было. Если вы понятия не имеете, что это такое, не волнуйтесь. Этого никто не знает. Это означает только то, что небольшая команда из нас, идиотов, работала по пятнадцать часов в кабинете без окон, производя документы, огромное количество документов. Я никогда не был внутри зала суда и не видел здания суда, если уж на то пошло, никогда не встречал судью в черной мантии, никогда не пожимал руку человеку, которому нужен настоящий юрист. А на ваш вопрос, мистер Финли, отвечу так: я здесь затем, чтобы заниматься чем угодно. Относитесь ко мне как к новичку, который только что окончил юридический факультет и не может отличить собственную задницу от норы в земле. Зато я быстро учусь.
Далее следовало обсудить вопрос заработной платы, но партнеры не желали обсуждать финансы в присутствии Рошель. Она, разумеется, заняла бы такую позицию: любой, кого бы они ни наняли, юрист или другой специалист, должен получать меньше ее.
– Есть место наверху, – сказал Уолли.
– Я его займу.
– Там хранилище мусора, – заметил Оскар.
– Я его займу, – повторил Дэвид и поднял два портфеля, приготовившись заезжать.
– Я сто лет туда не поднималась, – вставила Рошель, закатив глаза, явно недовольная внезапным расширением фирмы.
Узкая дверь рядом с кухней выходила на лестницу. Дэвид последовал за Уолли, Оскар замыкал шествие. Уолли пришел в восторг от того, что появился человек, который поможет ему быстрее найти дела по крейоксу. Оскар думал лишь о том, сколько они потратят на его зарплату, удержание налогов, отчисления в фонд занятости и, Боже упаси, медицинскую страховку. «Финли энд Фигг» не могли предложить особых преимуществ: ни зарплаты в размере четырехсот одной тысячи, ни индивидуального пенсионного счета, ни личной пенсионной программы, а также никакой программы по медицинскому и стоматологическому обслуживанию. Рошель досадовала по этому поводу уже много лет, потому что ей приходилось покупать полис самой, как и обоим партнерам. Что, если молодой Дэвид рассчитывает на медицинскую страховку?
Поднимаясь по лестнице, Оскар ощутил, как растет бремя накладных расходов. Потратить больше на офис значило унести меньше домой. Перспектива выхода на пенсию отодвинулась еще дальше.
Хранилище мусора полностью соответствовало своему названию: это была темная пыльная свалка, заросшая паутиной и заваленная старой мебелью и коробками с делами.
– Мне здесь нравится, – заявил Дэвид, когда Уолли включил свет.
Должно быть, он сумасшедший, подумал Оскар.
Зато там нашелся маленький рабочий стол и пара стульев. Дэвид обращал внимание только на потенциал. А в помещении было еще и два окна. Солнечный свет станет прекрасным дополнением к его новой жизни. А когда снаружи стемнеет, он уже будет дома с Хелен работать над пополнением семьи.
Оскар смахнул рукой паутину и сказал:
– Послушайте, Дэвид, мы можем предложить небольшое жалованье, но вам придется самому зарабатывать гонорар. А это будет нелегко, по крайней мере поначалу.
Поначалу? Оскар уже тридцать лет с неимоверным трудом урывал даже самые жалкие гонорары.
– И каково ваше предложение? – поинтересовался Дэвид.
Оскар взглянул на Уолли, а Уолли уставился в стену. За пятнадцать лет им обоим не приходилось нанимать юриста, да они об этом и не думали. Так что Дэвид застал их врасплох.
Как старший партнер, Оскар ощутил необходимость взять инициативу в свои руки.
– Мы можем платить вам по тысяче долларов в месяц, и вы будете оставлять себе половину денег, заработанных вами лично. Через полгода мы можем пересмотреть условия.
Уолли поспешил вставить:
– Сначала будет нелегко, у нас много конкурентов на этой улице.
– Но кое-какие дела мы можем вам подбросить, – добавил Оскар.
– Мы позволим вам участвовать в судебном разбирательстве по крейоксу, – сообщил Уолли так, будто на их банковские счета уже пришли огромные суммы.
– В чем? – не понял Дэвид.
– Не обращайте внимания, – нахмурился Оскар.
– Послушайте, ребята, – улыбнулся Дэвид, чувствуя себя гораздо комфортнее, чем они, – за последние пять лет я неплохо заработал. Я много потратил, но в банке еще осталась внушительная сумма. Не беспокойтесь обо мне. Я принимаю ваше предложение. И лучше на ты. – С этими словами он пожал руку сначала Оскару, потом Уолли.