Если закрыть глаза, то Элли вспоминает, как впервые оказалась здесь, в этом кабинете. На ней была чужая одежда, которая висела на ней, как на вешалке, напоминая, что одежда не ее, и у нее самой больше нет дома. После пожара ее отправили в отделение неотложной помощи. Из Франции прилетела бабушка и сидела вот за этой самой дверью, на которой написано «Без вызова не входить». Элли, сидевшая спиной к ней, слышала каждое произносимое слово: «Не самое лучшее место для ребенка… не то окружение… лучше остаться в ее родной стране… дядя и тетя… у них и так уже трое детей…»
И вот она снова сидит здесь, только на этот раз она не одна. На этот раз рядом молча сидят Билли и Мэри и напрягаются, пытаясь уловить хоть что-то из разговора, который идет за дверью.
– Она только что сказала «ноги и спирт»? – спрашивает Элли.
Мэри корчит гримасу.
– «Ноги и спирт» – это какая-то бессмыслица. – Мэри хмурится и поднимает палец вверх, призывая Элли к тишине, когда голоса начинают говорить снова. – Я считаю, что сейчас сказали «судебное дело».
Элли прижимается к стене так сильно, как только может, остается только ее проломить. Они с Билли засыпали Сару и Марка бесконечными вопросами по поводу этой встречи – почему они идут в социальную службу? Это имеет отношение к Элли? Как долго она еще будет жить у них? Но Сара и Марк упорно молчали, только иногда обменивались улыбками друг с другом и говорили: «Подождите и все узнаете». Мэри не сказала ни слова.
– Хотите попить? – спрашивает женщина, появляясь из соседнего кабинета и обращаясь к ним троим. Она высокая и худая, с резкими чертами лица, но с широкой улыбкой. Похоже, она из тех женщин, которые прилагают огромные усилия, чтобы выглядеть дружелюбными, но всегда выглядят так, словно хотели бы оказаться в другом месте.
– Я хочу, – грубо говорит Билли.
– Нет, спасибо, – отвечает Элли.
– Шшш, – шипит Мэри, полностью игнорируя женщину. – Это точно было «судебное дело». И еще «полгода». Может, ты у нас останешься еще на полгода, Элли, а может… – Она качает головой. – Нет, мне не следует это говорить. Не нужно зарождать у тебя надежды, это плохо.
– Может, речь обо мне, – перебивает Билли. – Может, я останусь. Может, твоя мама меня усыновит, Мэри.
– Знаете, вы вообще-то не должны подслушивать, – замечает женщина, кивая на закрытую дверь. – Это дела взрослых. Если б они хотели, чтобы вы знали, что они обсуждают, вас бы пригласили зайти вместе с ними.
Судя по виду Мэри, она хотела бы дать женщине пощечину.
– Возможно, они просто не понимают, в какой степени их решения влияют на остальных членов семьи, – высказывает свое мнение Мэри, гневно глядя на женщину. – Может, это и взрослые разговоры, но в конце-то концов с результатом всегда приходится жить детям.
Женщина решает не спорить с ними дальше. Она кивает, разворачивается и уходит, говоря себе под нос:
– Сейчас принесу попить.
– Что ты собиралась сказать? – спрашивает Элли у Мэри, когда женщина оказывается вне пределов слышимости.
– Я собиралась сказать, что, может, они говорят о твоем удочерении.
Элли молчит.
– Ты бы хотела этого, Элли? Ты хочешь стать частью нашей семьи навсегда?
– Она? – с неверием в голосе спрашивает Билли. – Они никогда не захотят удочерить шизанутую типа нее. Вероятно, говорят обо мне.
Мэри бросает на него такой взгляд, что он мгновенно замолкает – эффект от ее взгляда, как от удара кулаком в рот.
– Элли?
Элли пожимает плечами. Она ненавидит Гонт, ненавидит школу и всех остальных детей, но кто может сказать, будет ли ей лучше в другой школе, в другом месте? Она не видит оснований, чтобы Джефферсоны ее удочерили. Она не думает, что сильно нравится Саре, а Марк кажется безразличным. Но, по крайней мере, Сара не относится к ней плохо, она не злая, не ведет себя с ней гнусно, а Марк… Пусть лучше будет безразличен, чем как приемный отец в предыдущей семье, с алчными, голодными глазами, который следовал за ней повсюду. Он шел за ней в ванную, чтобы проверить, не нужно ли принести ей еще одно полотенце, он гладил ей лицо, когда укладывал спать, и целовал, желая спокойной ночи.
Нет, есть гораздо худшие места, чем у Джефферсонов, где она могла бы оказаться. И как там в той поговорке? Лучше известное зло, чем неизвестное. Элли не совсем уверена, что это значит. Мама обычно повторяла это, когда они ссорились с отцом. Как кажется Элли, суть в том, что лучше оставаться там, где ты живешь, а не уезжать куда-то, где будет хуже. И, по крайней мере, здесь у нее есть Мэри. Если Элли отправят куда-то еще, то она вполне может оказаться совсем одна. В школе могут заставить есть личинки насекомых, если не набираешь нужное количество баллов при тестировании, или отжиматься, если опоздала, а если забудешь домашнее задание, то на час поставят в угол на одной ноге. Одна из учительниц в ее старой школе рассказывала им про такие школы, когда они пожаловались на то, что весь класс оставили в наказание после уроков. Учительница с большим удовольствием рассказала им про все ужасные вещи, которые могут с ними случиться.
– Элли, спускайся с небес на землю. – Мэри слегка толкает ее в плечо. – Я тебя спросила: ты хочешь, чтобы мои родители тебя удочерили? Ты хочешь с нами остаться навсегда или нет? – Она берет руку Элли в свою. – Мы могли бы стать настоящими сестрами.
– Наверное, – отвечает Элли.
На самом деле она не может представить, как будет расти в этом странном месте, в окружении этих людей, когда единственным ее союзником является дочь ее временных опекунов, которая на самом деле ей не сестра, но она не может представить и как растет в каком-то другом месте. Если это не сработает, если Джефферсоны не захотят оставить ее у себя, ее все-таки отправят во Францию к бабушке? Или, может, тетю Полину заставят ее взять? И ей тогда придется переехать в Дербишир и жить вместе с тремя жуткими детьми Полины – Айком, Тристаном и Вагнером, или как их там зовут. Какие дурацкие имена! Ей придется ходить на уроки игры на фортепиано, и она превратится в маленький испорченный кусок дерьма. Именно так ее папа сказал маме, когда, как они думали, Элли их не слышала: «Эти дети – маленькие испорченные куски дерьма». Все равно ни одна из этих жизней не воспринимается как ее настоящая, она должна быть другой! Они воспринимаются как временное, преходящее существование до тех пор, пока не удастся снова найти ее настоящих маму и папу. Это все временно, пока ей не вернут родителей назад, чтобы ее жизнь шла правильно, так, как и должна, с мамой, папой и маленьким братом. Элли хочет, чтобы началась снова та жизнь.
– Тебе не нужно воспринимать это с энтузиазмом, – серьезно заявляет Мэри, выпуская руку Элли, и бьет ногой по ножке стула. Ей скучно, она в нетерпении. – В любом случае я отсюда уеду через несколько лет, – добавляет она, глядя на Элли в ожидании реакции. – Как только это можно будет сделать по возрасту. Я хочу убраться из этого города, и ничто не заставит меня сюда вернуться.
– А куда ты собираешься, Мэри? – спрашивает Билли, скатывая в шарик рекламный листок с одного из соседних столов и бросая в нее. Мэри хмурится.
– Не лезь не в свое дело.
– Ты можешь взять меня с собой? – спрашивает Элли, в груди у которой зарождается надежда.
Мэри смеется.
– А что я буду с тобой делать? Тебе тогда максимум будет пятнадцать лет. Ты не сможешь найти работу и оплачивать свой переезд. Ты все еще будешь учиться в школе. Нет. – Она напряженно изучает свои ногти. – Ты не сможешь поехать со мной туда, куда я собираюсь. Но тебе осталось ждать не так долго, примерно лет семь, и тогда ты сможешь уехать сама. Даже шесть, если у тебя все будет хорошо получаться и ты сама сможешь уже о себе позаботиться в семнадцать.
– Семь лет – это целая жизнь, – объявляет Элли. – Снова почти целая моя жизнь. Я не смогу здесь столько продержаться без тебя.
Судя по виду, Мэри собирается что-то сказать, но тут скрипит и поворачивается ручка, и дверь открывается. Билли мгновенно садится прямо и притворяется хорошим мальчиком.
– Подслушивали? – спрашивает Сара, но в голосе не слышно укора. Она широко улыбается. – Ну, что вы трое услышали?
– Ничего, – признается Мэри. – Ты объяснишь нам, что происходит?
– Заходите. – Сара жестом приглашает их в кабинет, где социальный работник все еще сидит за письменным столом, а Марк на одном из стульев напротив нее.
– Это насчет Элли? – спрашивает Мэри.
– Зайдите в кабинет, и мы вам все расскажем.
Билли оказывается внутри на одном из стульев до того, как Элли и Мэри вообще начинают шевелиться. Мэри протягивает руку и сжимает плечо Элли, затем идет в кабинет, а Элли следует за ней.
– Наверное, вы гадаете, почему вы здесь, – начинает социальный работник, сложив пальцы домиком перед собой на письменном столе, и внимательно смотрит на детей, на каждого по очереди. – У нас есть хорошие новости для вашей семьи.
– Какие? – нетерпеливо спрашивает Билли.
Элли страшно хочется, чтобы Мэри велела ему заткнуться. Она задумывается, на самом ли деле Мэри надеется на ее удочерение. Неужели она так отчаянно хочет быть ее сестрой?
– Дети, мы собирались сообщить вам новость дома, но Сандра решила, что лучше сделать это здесь, пока мы все находимся у нее в кабинете, на тот случай, если у вас возникнут вопросы или вас что-то будет беспокоить.
Сандра глубокомысленно кивает.
– Мэри, ты знаешь, сколько времени мы с твоим отцом хотели завести малышку?
Элли словно отбрасывает в сторону этим вопросом. Она не уверена, к чему приведет этот разговор… Малышку? Сара беременна? Мэри кивает, но ее радостное выражение лица сменяется непониманием.
– Нам представилась возможность взять под опеку совсем маленького ребенка. Ей примерно шесть месяцев, и мы возьмем ее под опеку с перспективой удочерения. Так что в доме скоро появится малышка. Фантастика, правда?
Сара сияет, Мэри с Элли автоматически кивают, хотя у Элли такое ощущение, будто у нее из тела выбили весь воздух. Выпустили его из посаженной на стул надувной игрушки.
– О да, просто замечательно, – выступает с комментариями Билли и морщит нос. – Орущий, какающий и писающий, уродливый сморщенный ребенок, за которым нужно постоянно приглядывать.
Сара шокированно смотрит на него. «Упс, Вредный Билли показал себя», – думает Элли.
– Мне казалось, вы собирались прекратить брать детей под опеку? – тихо произносит Мэри с вопросительной интонацией. – Я думала, после Элли…
Сара сочувственно склоняет голову набок.
– Я знаю, что тебе трудно, дорогая. Но если мы удочерим этого ребенка, больше необходимости брать кого-то под опеку не будет. Ты ведь этого хочешь, да? Стабильную семью.
– А что будет с Элли? – выплевывает Мэри. – Ее куда? Как она встраивается в нашу идеальную семью?
Саре явно некомфортно, она бросает взгляд на Марка в поисках помощи.
– Ну, Элли знает, что это только временное решение. И как я предполагаю, она в любом случае не хочет у нас оставаться. – Сара смотрит на Элли в поисках подтверждения. – Я уверена, что она тоже хочет более стабильную жизнь, чтобы ее удочерила семья, которая может обеспечить ей должную… заботу и внимание, которое она заслуживает.
– О, да, – саркастически отвечает Мэри. – Я уверена, она хочет этого больше всего на свете – чтобы ее перекидывали из одного места в другое, чтобы она нигде не могла устроиться постоянно, отсылали прочь, чтобы освободить место для чертова шестимесячного младенца. Готова поспорить: именно такая жизнь ей по душе.
У Сары округляются глаза.
– Мы не отсылаем никого прочь из-за ребенка, Мэри. Я думаю, тебе нужно изменить свое отношение к делу. Мы давно обсуждали появление в доме малыша, а Элли может у нас оставаться столько, сколько нужно. Ты, по крайней мере, можешь притвориться счастливой из-за прибавления в нашей семье. Это будет твоя новая сестра.
– И где этот маленький мешок с дерьмом? – выкрикивает Мэри.
Элли слышит, как Билли ахает, а Сара, судя по виду, может взорваться, она в ярости.
– Мэри Джефферсон, я не воспитывала тебя, чтобы ты позволяла себе подобным образом разговаривать с родителями. И если ты думаешь, что тебе это сойдет с рук, потому что мы находимся в общественном месте, то ты очень сильно ошибаешься. Ребенок появится через шесть недель – требуется пройти много официальных процедур и согласований перед тем, как ее заберут у биологической матери.
Мэри смотрит на нее в неверии.
– Шесть недель? Но у нас раньше никогда не было новорожденных! Им столько всего требуется. Когда мама Лолы родила ребенка, Лола говорила, что весь дом наполнился колясками, кроватками и качелями для новорожденных. У нас ничего этого нет.
– Такие вещи иногда происходят очень быстро, иногда даже за одну ночь, – спокойно говорит социальный работник. – Это не идеальный вариант для тех, кто впервые берет под опеку новорожденных и очень маленьких детей, но больше никого подходящего нет. Боюсь, в этом случае придется поторопиться.
– В одном вы точно правы, – фыркает Мэри. – Это не идеальный вариант. Ни для кого – и меньше всего для ребенка.