Я смотрю в огонь, наблюдая за языками пламени, как они поднимаются, а затем опускаются; слышится треск, и в разные стороны разлетаются искры. Я улыбаюсь, подняв голову и глядя на Дэна, который протягивает мне кружку с горячим шоколадом, поверх которого высится горка взбитых сливок.
– Спасибо.
– Слава богу, что есть Пэмми. Спасибо ей за ее посылку, – говорит Дэн.
Мы нашли коробку от моей старой лучшей подруги в саду за домом, и у меня сразу же улучшилось настроение при виде вина, пачки печенья, крекеров с креветками, растворимого шоколада и взбитых сливок. Также там лежал пакет дров, связка щепочек, к которой была прикреплена записка, объясняющая, что это «растопка», и коробок длинных спичек.
– Любой человек при виде этого набора подумал бы, что мы идиоты из города, – пошутил Дэн, но я видела, что на самом деле он рад – ведь за него сделали самую трудную работу. Я с нетерпением жду завтрашнего дня, когда покажу ему дровник и место, где хранится топор.
Чуть раньше я передвигалась по дому как слепая, прикасалась к стенам, мебели, пытаясь вывести на поверхность хоть какие-то чувства. Но здесь столько всего изменилось – и я сама изменилась. Я больше не чувствую себя одинокой, несчастной девочкой, которая сидела на пятках в спальне и молилась богу, в которого не верила. Я молилась, чтобы мать, которую я едва ли знала, открыла дверь и заключила меня в объятия. Самым странным из всех чувств было то, что я испытала, открыв дверь в комнату матери, где нам предстояло спать ночью. В детстве мне никогда не разрешалось туда заходить, хотя это не всегда меня останавливало, и у меня остались только весьма смутные воспоминания о том, как эта комната выглядела тогда. Стоило мне переступить через порог, как по телу пробежал холодок – я представила, в какую ярость пришла бы моя мать, застав меня здесь. «Это смешно, Имоджен. Ты больше не ребенок». Но я все равно там долго не задержалась. И еще я не смогла заставить себя открыть дверь в мою старую комнату.
– Ты такая тихая, – замечает Дэн, приподнимая один из моих локонов и заводя его за ухо. – Ты все еще думаешь о том, что сегодня произошло на дороге, или дело в другом?
– О сегодняшнем инциденте, – вру я. Эта тема для меня проще, чем разговор о том, как я все еще не смогла открыть дверь в комнату, где подростком жила Имоджен Тэнди, – из-за страха перед открыванием дверей, которые я потом не смогу закрыть. – Если честно, я все еще проигрываю это у себя в голове. Как они вели себя с этой девочкой. То есть я хочу спросить: она на самом деле похожа на человека, способного толкнуть кого-то на проезжую часть?
Но произнося эти слова, я знаю, что невозможно предсказать, кто способен на насилие. «А меньше всех ты сама, – напоминает мне гнусный голосок в голове. – С твоим-то послужным списком по этой части, правда?»
– У меня в кафе мурашки побежали по коже. Такая жуть! – говорит Дэн. – Сколько ты знаешь детей, способных пригрозить вырезать кому-то язык? И откуда она могла знать, что эта женщина про нее говорила? Ведь их же и близко к кафе не было, когда та сказала эти вещи.
Я взмахиваю рукой, словно отмахиваюсь от его слов.
– Она не грозила вырезать ее язык – она цитировала кого-то или услышала это в школе или еще где-то. И у меня создалось впечатление, будто миссис Эванс не впервые говорила эти вещи и уже неоднократно делилась с другими своими нелепыми теориями. Элли могла иметь в виду совсем другое вранье. Ее приемная мать выглядела подавленной, правда? Я не знаю, что ее смутило больше: слова Элли или твой хохот, когда ты их услышал.
– Согласен насчет миссис Эванс. Но по времени все совпало просто идеально, правда? Вероятно, мне не стоило смеяться. Но ведь таким образом удалось снять напряжение.
– Ее и близко не было рядом со второй девочкой, – задумчиво произношу я, не обращая внимания на улыбку на лице Дэна. Он готов обратить любую ситуацию в шутку, и поощрение ему не требуется. – Ты же все видел, правда? Они стояли по меньшей мере на расстоянии фута друг от друга. Мы бы заметили, если б она ее толкнула.
– На самом деле я этого не видел, – признается Дэн и на мгновение испуганно смотрит на меня. – Если честно, я на них даже внимания не обратил. Они стояли на тротуаре. Я это отметил про себя, но не смотрел, чем они занимаются.
– Но ты же сказал полиции…
– Знаю. – Дэн морщится. – Не злись на меня. Я просто согласился с тем, что сказала ты. Женщина вела себя так ужасно, и мне на самом деле хотелось тебя поддержать. Когда полицейский записывал мои показания, я сказал, что видел девочек и не видел, чтобы одна толкала другую. По сути это правда, – быстро добавляет он, когда я уже открываю рот. – Я не видел, чтобы кто-то кого-то толкал. Но я также не могу поклясться, что Элли ее не толкнула. Я не смотрел на них.
Пытаюсь вспомнить те секунды непосредственно перед скрипом тормозов и остановкой машины. Я была абсолютно уверена, что они стояли на расстоянии фута друг от друга, но тогда меня поддержал Дэн, сказав, что он видел то же самое. Могу я на самом деле поклясться, что ни на секунду не отводила взгляд от девочек? Готова ли я дать показания в суде, что Наоми упала сама? Пытаюсь воспроизвести те моменты у себя в сознании, словно снова и снова прокручиваю видеоролик, но никак не могу заставить себя визуализировать случившееся.
– Имоджен, забудь об этом. Никто не пострадал, и непохоже, что сумасшедшая баба будет предъявлять обвинения ребенку. Поэтому давай не будем портить наш первый вечер здесь.
Вот такой у меня Дэн, и это прекрасно. Мы сегодня чуть не раздавили ребенка, но мы же не хотим портить наш первый вечер здесь? Он прав, он всегда прав. Какой смысл снова и снова прокручивать это в голове? Никто не пострадал. Обе матери забрали детей домой, и это лучший выход из ситуации, на который мы могли надеяться. Так почему же мне так не по себе из-за всего случившегося?