Телефон звонил без остановки. Фокин Константин Викторович, бывший частный детектив и бывший полицейский, приоткрыл глаза и застонал. Такое с ним случалось редко. Плохое самочувствие по утрам не было для него в новинку, но забыть выключить звук на телефоне… Это было совсем не в его привычке.
– Который… Ох… Какого черта? – вслух выругался Константин, свалившись с кровати, потому что по-другому встать никак не получалось.
Противный телефонный звонок не переставал раздражать барабанные перепонки бывшего детектива, отзываясь резкими усилениями приступов головной боли. Медленно, словно подстреленное и уже умирающее животное, Фокин полз на четвереньках в сторону ненавистного аппарата, проклиная создателя телефона, его сотового аналога и вообще любых средств связи.
– Слушаю, – задыхаясь ответил Константин, прислонившись спиной к стене и закрыв глаза.
Женщина на другом конце провода рыдала. Константин пытался собрать все свои мысли в едином пространстве, чтобы сосредоточиться на смысле сказанного женщиной, но слова напоминали кашу, которая мало того, что была с комочками всхлипов и бесконечных вздохов, так еще и состояла из обрывков фраз, суть которых уловить было сложно в состоянии чудовищного похмелья.
– Подожди, – смог наконец вклиниться в разговор все это время молчавший Константин. – Я не понимаю НИ-ЧЕ-ГО. Позвони в другое время. Пока.
Фокин сбросил звонок и постарался как можно быстрее выключить телефон, который уже снова трезвонил вовсю. Избавившись от надоедливой машины, мужчина сполз по стенке на пол и, прижав колени к груди, застыл. Сейчас он чувствовал, как поднимается волна тошноты, смешанная с отвращением к самому себе. Купаясь в волнах самобичевания и жалости, Фокин уснул.
На этот раз его разбудил звонок в дверь. Кто-то настойчиво пытался поговорить с бывшим детективом. Константин приоткрыл глаза, ожидая ярких лучей солнечного света, выжигающих сетчатку, и с удивлением обнаружил, что комната погружена во мрак. Тем временем, дверной звонок все не унимался; к оглушительной трели звонка со временем добавился стук в дверь, явно производимый невысокими и массивными каблуками туфель.
Фокин встал с пола и, все еще пошатываясь, направился к входной двери. Посмотрев в глазок, он застонал. Надеясь, что этот стон был тише, чем шум, создаваемый непрошенной гостьей, Константин попытался отойти от двери.
– Открывай! Я знаю, что ты там! – грозно прокричал женский голос.
Константин взвесил все за и против. Она точно знала, что он внутри. А он точно знал, что ее терпения и упорства хватит на то, чтобы стоять и колотить в дверь до тех пор, пока соседи не вызовут полицию или пока не сломается дверь. В данном случае, поломка двери выглядела куда предпочтительнее даже случайной встречи с бывшими коллегами.
– Что ты хочешь, Маша? – впустив женщину и закрыв входную дверь, устало поинтересовался Фокин.
– Мне нужна твоя помощь.
Фокин вздохнул и, не поднимая головы, пошел в ванную комнату.
– Располагайся. Я сейчас.
Женщина в приглашении не нуждалась. Она уже разулась и прошла на кухню, где достала из верхнего шкафчика таблетки аспирина и налила воды из кувшина в единственную чистую кружку. Константин, немного освежившись, вошел в кухню и сел за стол. Машинальным движением выпил таблетку и, все еще не глядя на посетительницу, принялся обрисовывать пальцем на столе оставшиеся от красного вина разводы.
– Костик, мне нужна твоя помощь, – всхлипнув, сказала женщина.
– Ты это уже говорила. Что именно ты хочешь от меня?
– Чтобы ты вернулся из своего… Чтобы ты перестал пить и нашел мою дочь.
– Что? – удивленно вытаращил глаза Константин. – Ты серьезно?
– Конечно, я серьезно. Разве я когда-нибудь обращалась к тебе по пустякам?
Константин задумался. Маша действительно никогда не приходила и не доставала его своими мелкими проблемами и неприятностями. Можно считать, что это был первый случай, когда она просила помощи. Он посмотрел на ее немного опухшее от слез лицо, отметил про себя смиренную и закрытую позу с опущенными глазами и нервно теребящими его кухонное полотенце руками. По всем этим признакам он мог с уверенностью сказать, что произошло нечто ужасное.
– Ладно. Рассказывай. Но я ничего не могу обещать. Что у тебя случилось?
– Наша дочь…
– Ваша дочь. Мы вроде бы обсудили это много лет назад.
Женщина шумно вдохнула воздух, сжав челюсти так, что лицо приняло квадратные очертания, утратив привычную женственность и мягкость. Константин с интересом наблюдал за этим изменением, размышляя о природе людей. Как много у человека может быть масок и лиц, сменяемых при разных эмоциях и обстоятельствах. Только что она была милой и несчастной «дамой в беде», а теперь готова кинуться на него и выгрызть из него извинения, как самая настоящая львица.
После паузы в несколько долгих и, показавшихся Константину бесконечными, минут, лицо женщины снова расслабилось и приняло миловидные черты.
– Это не имеет никакого значения сейчас, – примирительно сказала она.
– Имеет. Если ты хотела надавить на мою жалость, то у тебя не получится сделать это таким образом. Не нужно манипулировать моими чувствами.
– Я не манипулировала. Я говорила, как есть.
– Я тоже говорю, как есть. Мы обсуждали это много лет назад.
– Да прекрати! Дело сейчас не в этом вообще! – нервно встав со стула и попутно свалив его, вскрикнула раздраженная Мария. – Она пропала. Мне все равно, что мы там когда-то обсуждали! Мне все равно, чья она дочь. Она моя дочь. МОЯ! Понимаешь? Найди ее, прошу тебя.
– Почему я? Разве ты не видишь меня?
Мария презрительным и холодным взглядом внимательно осмотрела Фокина. Зрелище было не из приятных, и детектив прекрасно это понимал. Он давно не расчесывался: прямые русые волосы лежали как попало. Шикарные густые усы, которыми он некогда так гордился, теперь жили своей жизнью, ощетинившись во все стороны и напоминая жирную гусеницу, одетую в броню из русых елочных иголок. Серая радужка глаз была почти незаметна на фоне красноты сосудов в склере. Сутулость скрадывала у него несколько сантиметров роста, а одутловатость лица – следствие частого прикладывания к бутылке – старила на несколько лет.
– Я вижу тебя. Очень хорошо вижу. Ты – алкоголик. Опустившийся человек. Не знаю, сколько тебе отмерил Господь ходить по этой земле, но, если не прекратишь, – будет в два раза меньше. И это не мое дело. Это твои личные проблемы. Мне нужно только одно: чтобы ты нашел мою дочь. А потом можешь хоть выпить сразу чан со спиртом и окочуриться.
– Ого-го. Какая грубость.
– Да, грубость. То, что ты уже два года сидишь в своей квартире и ноешь, – твои проблемы. Ты был отличным детективом, прекрасным полицейским и даже неплохим человеком. Я любила тебя. Но сейчас все это в прошлом. Сейчас мне нужны твои навыки ищейки. Пропало пятеро подростков. Полиция не может их найти и кормит родителей «завтраками». Есть предположение, что они на острове, но нам сразу неофициально было сказано, что туда они не поедут, даже если все подростки мира отправятся на остров и там исчезнут.
– Подожди, ты говоришь про тот остров, одиноко стоящий посреди реки? Окутанный тайнами и загадками? Со странным названием и психушкой?
– Да.
Фокин рассмеялся, внезапно схватившись за живот. Если бы это наблюдал посторонний человек, то решил бы, что мужчине неожиданно стало плохо и ему срочно требуется медицинская помощь. Смех сыщика был похож на первые признаки начинающегося приступа астмы. Маша же хорошо его знала. Слишком хорошо. Она неподвижно стояла и смотрела на него, ожидая, когда пройдет припадок дурацкого смеха.
– Ты действительно видишь в этом нечто смешное? Расскажи мне. Посмеемся вместе. Странно, что ты не видел ничего смешного в смерти своего ребенка.
Фокин замолчал. Кулаки его сжались, костяшки пальцев побелели.
– Вот так ты просишь о помощи? – Фокин ударил кулаком об стол. – Наступая на больные мозоли? Уходи.
– Я уже попросила. И не единожды, но ты просто посмеялся в ответ.
Гордо вскинув голову, женщина ушла из квартиры, хлопнув на прощание дверью. Этот звук перенес Фокина на несколько десятков лет назад, когда они еще были любовниками. Она никогда не уходила тихо. Всегда хлопала дверью. Сначала, он всерьез думал о том, что она таким образом пытается привлечь внимание соседей, но, понаблюдав за ней несколько раз, понял, что это было просто одной из раздражающих его привычек. Она не скрывалась, не кралась вдоль стены, уходя из его квартиры, как и не пыталась привлечь внимание. Ей просто было все равно, увидит ли ее кто-нибудь или нет.
Фокин вспомнил ее дочь. Такая же гордая, красивая и жестокая. Не исключено, правда, что в жестокости и излишней язвительности виноваты его гены. Ему хватило одного взгляда на девчушку, когда той было всего десять лет, чтобы понять, что это его дочь. Характерный длинный и острый нос тут же выдавал все тайны родства. Удивительным было то, что остальные, казалось, совсем не замечали этого. Или делали вид, что не замечают. В любом случае они с Марией решили разорвать все контакты, чтобы не вызывать лишних подозрений и не играть с огнем.
Константин посмотрел на пустой стакан на столе. Пятеро подростков на острове. Понятно, почему никто из полиции не собирается связываться с этим делом. В участок поступали неоднократные донесения о том, что там все еще бегают какие-то психи. Непонятно, как и почему это произошло, но их просто оставили там. И теперь где-то там, на территории заброшенной психушки и окружающего ее леса, бегают пятеро подростков. Или уже не бегают. Это-то как раз и требуется узнать.
Мысли бывшего сыщика внезапно заполнили пересохшее русло профессионализма и потекли в нужном направлении. Первым делом предстояло выяснить, почему их не могут найти? Если их телефоны запеленговали на острове, то полиция просто обязана была бы поехать туда, чтобы все проверить. Значит, их телефонов там нет? Тогда где они? И почему они вообще полезли туда? И как они смогли переплыть реку?
Вопросов было слишком много. Ответов же не было вообще. Он мог делать выводы только на основании скудной информации, предоставленной Марией. Насколько эта информация была объективной и достоверной – вот какой вопрос не давал Константину покоя.
Сам того не замечая, Фокин начал ходить по квартире, отпинывая в стороны все, что встречалось у него под ногами, натыкаясь на мебель, стулья и даже стены. Сейчас он напоминал лунатика, который никак не может проснуться. Остановил его звонок в дверь. Ворча тихонько себе под нос, что в последние сутки у него слишком много гостей, сыщик открыл дверь.
– Вы чего тут устраиваете? Время вообще видели? – уперев руки в свои тучные бока, возмущалась пожилая женщина.
Константин, увидев ее в розовом халате с изображениями танцующих вальс котиков, в тапочках в виде кроликов и с бигудями на волосах, глубоко втянул носом воздух, чтобы не рассмеяться. Ситуация складывалась опасная. Перед ним стояла одна из тех соседок, с которыми лучше не ссориться. Она и так его недолюбливала, но весь этот нелепый наряд, который странно смотрелся на женщине семидесяти лет, размером с громоздкий шкаф, вызывал у Фокина практически неконтролируемый приступ хохота.
– Что-то не так? – кашлянув несколько раз и сосредоточившись на глазах женщины, спросил бывший сыщик.
Соседка заглянула за плечо Фокина, недовольно осмотрела внутренности квартиры и фыркнула.
– Да, не так. Ты что, один такой шум устраиваешь? Опять напился, небось? Алкаш. Учти, если не прекратишь шуметь, я полицию вызову! Спать не даешь. Все шастаешь… У меня сверху штукатурка сыпется, будто стадо слонов в футбол играет.
– Больше не буду. Спокойной ночи, – сказал спокойно Фокин и закрыл дверь перед носом возмущенной соседки.
Дождавшись, пока ее тяжелые шаги стихнут, Константин взял в руки пальто и вышел из квартиры. Ему нужно было многое обдумать, а в движении думалось лучше всего.
Ночь встретила его прохладой. Май всегда был коварным месяцем. Предсказать погоду не могли бы даже экстрасенсы в пятом поколении. То жара, то холод, то ветер, то дожди с грозами – каждый новый день преподносил новый сюрприз.
Фокин дошел до набережной и сел на лавочку. Фонарный столб, стоящий справа от Фокина, освещал окружающее пространство противным желтым светом. На набережной, как это обычно бывало поздней ночью в будний день, никого не было. Редкие прохожие торопливо шли по своим делам. Неудивительно, что подростков никто даже не попытался остановить. Никого просто не было поблизости в тот момент, когда они принимали в корне неверное решение.
Сыщик встал и подошел ближе к реке, подальше от уже начавшего раздражать света фонаря. Вдалеке виднелся смутный силуэт острова. Вскользь отметив про себя, насколько может быть небезопасно плыть по реке ночью, Фокин снова мыслями вернулся к тайне подростков и загадочного острова. Больше всего его волновал другой вопрос, ответить на который было сложнее: справится ли он?
Неуверенность в том, что у него получится – вот что терзало изнутри бывшего детектива. Он уже несколько лет не прикасался к работе и не напрягал мозг. После всего случившегося он пообещал себе, что не будет больше спасать других. Всех все равно не спасти, так зачем пытаться? Достаточно просто существовать, ни о чем не думая. Запивать свое горе, оплакивая старые раны. Есть ли смысл кидаться снова в омут расследований? Эти подростки могут быть уже давно мертвы. Тогда он им уже ничем не поможет. Все его усилия будут напрасными.
С другой стороны, любые усилия все же были шансом. Ведь если они не мертвы, то им может понадобиться помощь. Помощь взрослого и мудрого человека, а не старого алкоголика. Насколько он сдал в работе сыщика за эти годы? Это был вызов, который пугал Фокина вместо того, чтобы вдохновлять.
Вспомнив о запасе в виде еще нескольких бутылок виски, Константин физически ощутил необходимость выпить хотя бы пару глотков. С полной уверенностью в том, что это поможет ему думать, бывший сыщик, глотая слюну, повернулся в сторону дома. Но ни единого шага сделать не смог. Перед ним стояло лицо Маши, меняющее выражение со злого на просящее. Она смогла задеть его, сбить с того пути, на который он встал несколько лет назад. Дороги назад уже не было. Каждый раз, когда он будет брать в руки бутылку, он будет видеть ее лицо. Она будет преследовать его во сне и в пьяном бреду.
Фокин снова посмотрел на едва заметный в темноте остров, вздохнул и уже хотел уйти, когда услышал тихий звон колокола. От этого звона почему-то стало жутко. Константину захотелось убежать домой, но тело будто одеревенело и не слушалось. Пришлось стоять и слушать зловещий звон, отчетливо слышимый в безмолвии ночи.
Как только звук прекратился, Фокин облизнул пересохшие губы и провел дрожащей рукой по лбу, стирая пот. Дрожание в руках… Константин смотрел на них в недоумении. Сколько бы он не пил, какая бы напряженная ни была обстановка вокруг – его руки никогда не дрожали. В этом была его основная особенность. Они не тряслись даже тогда, когда он потерял все в своей жизни…
– Так-с. Там должен кто-то быть, – прошептал он. – Должен же кто-то звонить в этот колокол. Вдруг, это просьба о помощи? Я должен во всем разобраться.
Фокин спрятал руки в карманы своего темного потрепанного пальто и отправился домой. Теперь он точно был уверен в своем выборе. Этот остров бросил ему вызов, и Константин был готов принять его. Настала пора вылезти из бутылки с виски и вспомнить каково это, быть детективом.