– С одного удара, детка!
Кэм поднимает руки над головой в знак победы.
– Уже три подряд! – кричит Брейди, обиженно надувает губы и скрещивает руки на груди. – Ты жульничаешь.
Все хохочут, и Мейсон хлопает здоровяка по плечу.
– Каждый раз одно и то же, дружище. Почему, думаешь, Кэм снова и снова выбирает мини-гольф?
Мейсон шутливо кланяется, Кэмерон задорно улыбается ему.
– Брейди, малыш, не горюй, – дразнится она. – Никто не сомневается, что в спорте ты самый лучший.
Я хихикаю и чувствую чье-то теплое дыхание на своей шее.
– Ты смеешься, значит, ты согласна, что он лучший спортсмен?
Поворачиваюсь к Чейзу, но он уже отходит. Запрокинув голову, он пьет воду из бутылки, и мои нервы на пределе.
Чейз знает, что я смотрю в его сторону, и…
– Пейтон? – медленно произносит Паркер. Он поднимается со скамейки и двигается так, будто боится спугнуть раненое животное. – Что случилось?
Мы все поворачиваемся в ее сторону, ребята бросают клюшки и быстро идут за Паркером.
Пейтон отрывает взгляд от телефона, ее лицо в слезах, она плачет тихо и безостановочно. Хоть она и смотрит на своего брата, не уверена, что она видит его.
– Пейтон.
Лолли подходит к подруге и осторожно поворачивает запястье Пейтон, чтобы увидеть экран телефона. Смотрит в экран, потом резко поворачивается к Паркеру. На лице ее гнев, она даже покраснела от злости.
– Все кончено, – пугающе бесстрастно произносит она.
– Что кончено? – мягко переспрашивает Мейсон, приближаясь.
Пейтон напряженно смотрит на него. Молча качает головой, протягивает ему телефон и поворачивается, чтобы уйти.
– Вот дерьмо!
Лолли отдает Нейту свой напиток и бежит за ней, а Мейсон наклоняется, чтобы поднять упавший телефон. Потом наклоняется к Паркеру, и они вместе заглядывают в экран.
Сунув телефон Паркеру, мой брат оборачивается в ту сторону, куда ушла Пейтон.
– Лолли правильно сказала, – качает он головой. – Вот дерьмо!
– Скажи наконец в чем дело? – сердито выкрикивает Нейт.
Паркер безвольно опускает плечи и еще раз заглядывает в телефон.
– Похороны. Они его похоронили. Им даже не пришло в голову, что это непорядочно – не позвать девушку, которая беременна от него.
О боже…
– Откуда ты знаешь, что похороны уже прошли? – Кэмерон нервно грызет ногти.
– Мейс… – говорю я.
– Эта сука прислала ей фотографию с похорон. – Мейсон поворачивает телефон Пейтон к нам экраном. – Гроб на заднем плане и все такое.
Я вскрикиваю и зажимаю рот рукой.
– Мерзость какая, – шепчет Кэмерон, поворачивается ко мне и обнимает меня.
– Что же теперь делать? – спрашиваю я Паркера.
Он качает головой:
– Не знаю. Не знаю, что мы можем сделать. Лолли нанимала кого-то, чтобы разобраться во всем этом, но мальчишка был несовершеннолетним, да и семья наверняка много заплатила, чтобы сохранить все в тайне.
– Да уж, можно не сомневаться, – хмурится Нейт. – Я бы тоже хранил тайну, если бы мой старший сын стал причиной смерти младшего. Почему она до сих пор винит в смерти Пейтон, а не старшего сына, я не понимаю. – Он выбрасывает банку с газировкой Лолли в мусорное ведро и достает из кармана ключи от своего «хаммера». – Ладно, отвезем ее домой.
Мы садимся в машину Мейсона, едем за ними и через десять минут останавливаемся.
Пейтон кажется спокойной, когда выходит из машины. Ни на кого из нас не смотрит, руки вытянуты по швам, она идет за братом в дом. Через пару минут, когда за ней закрывается дверь ее комнаты, мы все холодеем от ужаса: пронзительный крик вспарывает тишину.
Мы стоим, беспомощно глядя друг на друга.
За следующий час мало что меняется. Лолли варит нам свежий кофе, и мы вздрагиваем каждый раз, когда до нас доносятся крики Пейтон.
– Ей нельзя так убиваться, – качает головой Чейз, на его лице отражается беспокойство. Я сжимаю его руку, а мой брат нервно чешет подбородок.
Лолли извиняется и выходит на террасу. У нее не очень получается справляться с эмоциями, но она старается, и парень, научивший ее любви, следует за ней.
Прикусив нижнюю губу, я качаю ногой.
Если бы такое случилось со мной, я бы позвала маму, но у Пейтон нет никого, кто мог бы приехать и позаботиться о ней. Ей сейчас не помешало бы чье-то нежное сочувствие, и моя мама – лучший вариант. Я решаюсь позвонить ей, но не успеваю произнести и нескольких слов, как выясняется, что брат уже опередил меня.
Я смотрю на него, он догадывается, о чем я хочу сказать, и хрипло произносит:
– Они уже едут.
Я киваю, он вздыхает, подходит и обнимает меня.
– Она ведь справится, правда?
– Да, – отвечает брат, но в его голосе не слышно уверенности.
– Какая мать стала бы скрывать такое событие?
– Она не мать, – свирепо огрызается Мейс. – Она бессердечная сука. Пейтон носит в себе частичку ее сына. Она должна была боготворить эту девушку, вымаливать у нее прощение за то, что так по-свински относилась к ней все это время. Она не мать, – повторяет он.
Больше за несколько часов мы не произносим ни слова, пока в дверь не стучат наконец наши родители.
Нейт впускает их, и они по очереди со всеми обнимаются.
Паркер отвечает на все их вопросы, потом показывает маме, где комната Пейтон, и мама остается там до позднего вечера, а папа на кухне готовит на скорую руку что-то горячее.
Проходят часы, мы все ложимся спать, но спокойно проспать всю ночь ни у кого не получается, всех нас терзает беспокойство.
В четыре часа утра папа трясет меня за плечо, и я резко открываю глаза.
– Давай, милая, я отвезу вас домой.
Я начинаю отрицательно трясти головой, но папа строго кивает, поэтому поднимаюсь на ноги и обнаруживаю, что остальные тоже встали.
Папа отвозит нас всех к пляжному домику, паркуется у обочины. На прощание он сжимает мне руку.
– Поспи немного, а мы у Нейта в полдень приготовим бранч. Позвоним вам, хорошо?
– А если Пейтон захочет, чтобы мы вернулись…
– Я дам вам знать. Сейчас, мне кажется, ей хочется побыть одной.
– Мейсон так и сидит под ее дверью…
– Мейс – это Мейс. Пусть делает то, что считает нужным, не будем ему мешать.
– Ты сильно травмировал его в детстве, когда рассказал нам о смерти тети Эллы.
Папа кивает:
– Наверное, ты права, но я очень волновался за вас. Вы разъезжали на великах по окрестностям и должны были знать, насколько это опасно.
– Тебе было тяжело, когда она умерла?
Он грустно улыбается:
– Да, родная, мне было плохо. Я был мальчишкой, и она погибла на моих глазах… После этого я много лет не мог кататься на велосипеде, а когда пришло время получать права, боялся сесть за руль – думал, что собью кого-нибудь, как кто-то сбил мою сестру. Родители тогда ругали меня…
– Родители не должны были винить вас в ее смерти, – бормочет Брейди с заднего сиденья. – Вы ни в чем не виноваты, дядя Э.
Папа кивает:
– Ты прав, сынок, но это тяжело, когда умирает кто-то близкий. На самом деле никогда не знаешь, как поведешь себя в такой ситуации.
Его плечи опускаются, но он вздергивает подбородок:
– Ладно, ребята, завтра увидимся.
Мы вчетвером заходим в дом, Мейса с нами нет.
Все падают на диваны, а я бесшумно выскальзываю через заднюю дверь и иду к воде. Солнце все еще за горизонтом, но оно скоро взойдет.
Дохожу до того места, где вода омывает деревянные столбы причала, снимаю обувь и погружаю ноги в холодную воду.
Океан всегда действовал на меня умиротворяюще, он вселяет надежду, обещает новые возможности. Мне нравится, что, оставаясь неизменным, он никогда не бывает прежним. Волны каждую минуту сменяют одна другую, линии на песке изгибаются то в одну, то в другую сторону. Океан – это настоящее чудо. Сильный и властный, он в то же время мягкий и… хрупкий, как сломанные ракушки, выброшенные на берег, но и те скоро унесет обратно в воду приливом. Уязвимые места могучего океана прячутся в глубине, и лишь тот, кто готов погрузиться в нее, способен их обнаружить.
Я тихо вздыхаю и закрываю глаза. Прислушиваясь к голосу волн, пытаюсь втянуть в себя столько воздуха, сколько позволяют легкие. Просоленный воздух попадает мне в горло, и мучившее ощущение удушья исчезает.
Накануне был ужасный, трагический день. В такие дни понимаешь, что, как бы мы ни поступили, что бы ни выбрали, в любой момент может произойти все что угодно и перевернуть нашу жизнь. И самое ужасное, что невозможно предсказать беду – она всегда обрушивается внезапно.
Я вспоминаю родных и друзей, думаю о своих мечтах и планах, которые, как я надеюсь, сбудутся в моей жизни. А потом думаю о том, что могу внезапно все потерять, как это случилось с Пейтон. Как будто волны вымывают песок из-под ног – вот с чем это можно сравнить. Драматично и глупо, но глаза наполняются слезами, а когда я открываю их, вижу на востоке слабую розовую полосу.
Волны плещутся выше, холод обжигает кожу, но я не двигаюсь. И не поворачиваюсь, когда кто-то подходит ко мне. Я и так знаю, кто это.
Озябшие пальцы Чейза касаются моих, и я уже не сдерживаю слез.
– Как могла эта женщина так поступить с ней! – Я возмущенно качаю головой. – Пейтон любила его, и мы знаем, что свою мать Дитон ненавидел. Но как она могла отказать в возможности попрощаться с любимым человеком, который для ее сына был так важен! – У меня срывается голос. – Пейтон носит его ребенка. Ее внука.
– Не знаю, не могу этого понять, – едва слышно отвечает он.
– Надеюсь, Пейтон успела сказать любимому все, что хотела. Это ужасно, если нет. – Я нервно сглатываю. – Мой отец не успел. Его сестре было всего десять. Боже, жизнь такая…
– Непредсказуемая…
Он произносит это так задумчиво, что я поворачиваюсь к нему.
Легкая морщинка прорезает высокий лоб. Он медленно поднимает на меня зеленые глаза и осторожно тянется к моей щеке.
Я сдерживаю дыхание, когда кончики его пальцев погружаются в мои волосы.
Следующее, что я помню, – его красивое лицо совсем близко рядом с моим.
– Ари… – выдыхает он, и я чувствую, как трудно ему говорить, как дрожат его пальцы на моей коже. Ругательство срывается с его губ, но он не отстраняется. Наоборот. Он касается рукой моей левой щеки, его губы приоткрываются. Очевидно, что он изо всех сил старается примириться с чем-то, что мучает его, но это понятно. Как я уже сказала, день выдался долгим и тяжелым.
Я должна набраться терпения и дать ему столько времени, сколько ему нужно, чтобы произнести наконец слова, которые вертятся у него на кончике языка. Языка, который сейчас так нервно облизывает губы.
Он стоит так близко, его глаза становятся темнее, они будто всасывают меня внутрь, топят меня, и не нужно никаких слов.
Я решаюсь действовать.
Поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь губами к его губам.
Чувствую его дыхание у себя во рту и начинаю отстраняться, но Чейз зарывает руки мне в волосы.
Он притягивает меня к себе.
Он целует меня и на этот раз не останавливается.
Его язык глубоко проникает мне в рот, и я словно пластилин в его руках.
Видимо, в какой-то момент мы спустились на берег с причала, потому что следующее, что я помню, – как мои руки ласкают его обнаженный торс и на мне нет кофточки. Мы поглаживаем друг друга ладонями, это так непривычно и так приятно… Чувствую спиной холодный песок, на мне нет ничего, кроме лифчика и трусиков. Я дрожу от холода, но Чейз ложится на меня сверху, он теплый, и дрожь отступает.
У него нежная кожа, но я ощущаю его тяжесть, чувствую выпуклость под джинсами, и мои пальцы поглаживают ее.
Расстегиваю молнию на его джинсах, и Чейз не протестует.
Он продолжает целовать меня, пока я стягиваю с него джинсы.
Потом я стягиваю с себя трусики.
Не теряя ни секунды, прижимаюсь к нему бедрами, и он стонет, оторвавшись от моих губ, утыкается лицом в мою щеку, подбородок, в изгиб моего плеча.
Я вращаю бедрами, и он тихо бормочет ругательство. Неожиданно меня охватывает желание коснуться его члена, и я просовываю руку между нашими телами. Сжимаю его, изо всех сил пытаясь заставить себя не дрожать при этом.
Каждая мышца его тела напряжена, даже губы.
Он прищуривается и внимательно смотрит на меня. Зеленые глаза умоляют меня остановиться, а я молю его продолжить, молю позволить этому случиться.
Неужели он не понимает, что я мечтала об этом много лет?
– Я хочу этого, – шепчу я. Разглаживаю тревожные морщинки у него на лбу и прижимаю его к себе. Смотрю ему прямо в глаза. – Я хочу тебя.
Не знаю, что им движет, – уверенность или отчаяние в моем голосе. Он приподнимается и тянется к джинсам, отброшенным в сторону. Достает презерватив и смотрит на меня, пока разрывает упаковку, потом я наблюдаю за тем, как он натягивает резинку.
Нервы, как натянутые струны, все мои мышцы напряжены, но я глубоко вздыхаю, и тревога отпускает.
Чейз снова ложится на меня и зарывается руками мне в волосы.
Его испуганный, нерешительный взгляд снова, во второй уже раз, просит разрешения, и я в ответ приподнимаю бедра, приглашая его погрузиться в меня.
Чейз стонет, я нежно провожу руками вверх по его телу, обхватываю его щеки ладонями. Ласкаю большим пальцем его нижнюю губу.
– Пожалуйста, – хриплю я.
И Чейз сдается.
Я задерживаю дыхание, когда он медленно проникает в мое лоно.
Стискиваю зубы, сдерживаюсь, чтобы не зашипеть от боли, но, к счастью, он прячет лицо в изгибе моей шеи. Крепко зажмуриваюсь, хватаюсь за него, пока он проталкивается глубже.
Я задыхаюсь, мои бедра смыкаются, и он целует меня.
Жжется сильнее, чем болит, и нужно привыкнуть к этому незнакомому ощущению.
Чейз двигается медленно и ласково, он немного отстраняется, потом снова погружается в меня, и каждый раз как будто еще глубже. Он двигается созвучно шуму волн, разбивающихся о берег неподалеку. Я повторяю его движения, и у меня вырывается тихий стон.
Игнорируя боль, стараюсь сосредоточиться на ощущении его набухшей плоти внутри меня. Закрываю глаза и отдаюсь этому зеленоглазому шатену.
Чейз покрывает поцелуями мой подборок, его ладонь скользит по моей груди и проникает под лифчик, который я позабыла снять.
Большой палец скользит по моему соску, и я начинаю дрожать.
Его дыхание учащается, шипение вырывается из его губ, и у меня мурашки бегут по коже.
Мое естество сжимается, я чувствую, что сейчас кончу.
Чейз двигается все быстрее, стонет чаще, и когда он произносит мое имя прямо мне в ухо, я взрываюсь.
Мое тело полыхает огнем и жаром, когда он пульсирует внутри меня.
– Ари… – бормочет он, и мои губы изгибаются в улыбке.
Провожу руками по его волосам, мое тело расслабляется, и я чувствую тяжесть мужчины, в которого влюблена.
Закрываю глаза и под мелодию ночного океанского прибоя воспроизвожу в памяти каждую секунду случившегося.
Вздыхаю измученная и удовлетворенная – я никогда не забуду эту ночь.
Я и не догадывалась, как сильно мне потом захочется ее позабыть…
Ари устраивается на плетеном сиденье, натягивает одеяло на плечи и смотрит на меня снизу вверх.
Я ухмыляюсь.
– Костер почти догорел, может, подбросить дровишек?
Она качает головой и не сводит с меня глаз.
– Я могу сходить принести…
– Что за хрень?
Я стремительно вскакиваю, запутываюсь в одеяле и чуть не падаю, но в последний момент успеваю схватиться за спинку стула.
В ужасе смотрю на Мейсона.
Он свирепо сжимает челюсти, хватает одеяло и крутит его в руках.
– Ари, – говорит он сквозь зубы, – вставай!
– Мейс, да прекрати уже, – возражает Арианна.
– Не спорь, – шипит он.
– Да мы просто так тут сидим. Ничего не было.
Произношу эти слова и только потом понимаю, что сказал что-то не то.
Краем глаза я вижу, как Ари резко повернулась в мою сторону.
Я чувствую себя неуютно, когда она медленно поднимается на ноги, берет одеяло из рук Мейсона и заходит в дом через заднюю дверь.
Когда она проходит мимо, я смотрю на Мейса.
Он открывает рот, будто хочет что-то сказать, потом закрывает его и качает головой. Буря проносится мимо.
Плюхаюсь обратно на стул и хватаюсь за голову.
Дерьмо!