Когда вышли от трактирщика, совсем стемнело. В деревне лениво перелаивались собаки, пахло пылью и конским навозом.
Нордквист и Барабан шли впереди, трое дюжих охранников чуть отставали.
– Что об этом думаешь? – спросил Нордквист.
– О чем, командир?
– Для начала об этом беспредельщике.
– Боятся его люди. И даже шерифы боятся. Городские стражники в городках покрупнее еще чего-то из себя ломают, а в местах помельче хвосты поджимают, едва где-то шум начинается.
– И что, власти совсем беззубые стали? Помнится, меня даже драгунами гоняли – не считали за лишнюю работу, а на этих что – драгунов не находится?
– Об этом пока ничего не слышал. Но, думаю, и до драгунов дойдет, однако к тому времени он тут делов натворит. А вы почему про Гонзалеса не спросили, командир?
– Сначала хотел, но ты же видел, он обмочился еще до этой темы. Ему теперь этот Ландфайтер покоя не дает.
– Ну а вы об Гонзалесе чего думаете?
– А чего там думать? Пропал и пропал. Давно это было, а видения всякие – они тоже случаются. Тем паче на такой беспокойной дороге, какой она когда-то была.
Нордквист помнил те времена, когда половины домов тут еще не было, а дорога эта была единственной и самой хлебной. И, помимо грабежей проезжих, в особенности рыбных обозов и торговцев шерстью, которые редко проходили без схваток с охраной, на дороге кипели междоусобные войны многочисленных банд – всем хотелось получить дорогу в собственное владение.
Это были кровавые войны, из которых в конце концов вышли только банды Нордквиста и Гонзалеса. Какое-то время они были равны по силе, но потом Нордквист стал одолевать и наконец заставил Гонзалеса бегать от него зайцем.
Скоро от Гонзалеса стали бежать люди и переходить к Нордквисту, принося важные сведения о всех тайных базах противника. И тогда дела Гонзалеса пошли еще хуже, а вскоре случилось то самое событие – Гонзалес с остатками банды пропал, почти что на глазах у Нордквиста и его людей.
То, как случилась эта победа, его совсем не радовало, потому что он испытал такой страх, какого не испытывал раньше.
Нордквист видел много крови, он был жесток и безжалостен, как полагалось быть вожаку стаи кровавых убийц, однако вид кипящей каши в котле, оставленной трубки, которая еще дымилась, и над всем этим – тишина…
Потом он пил две недели. Считалось, что праздновал, но на самом деле пытался заглушить навалившуюся тоску и приходящий ночами страх – а вдруг и с ним такое случится?
Когда понял, что так от тоски не излечиться, собрал банду и снова вернулся на дорогу, но больше не для грабежа, а для кровавого кутежа. Теперь резали даже тех, кто не сопротивлялся, трясли каждого встречного мужичонку, забирая последний медяк, иногда потом выбрасывая его на обочину.
Но и этого казалось мало, и Нордквист сжег одну из деревень – тогда ему эта идея показалась очень хорошей. И это стало последней каплей. От него отвернулись все подкупленные бургомистры, все сержанты городской стражи. Наместник края запросил помощи в столице, королевский прокурор дал добро, и сама тайная канцелярия начала охоту за зарвавшимся разбойником.
Тогда он узнал, что такое драгуны и чем они отличались от франтоватых шерифов.
После первого боя его банда была рассеяна, и на новом месте собралась едва половина, да и те частью были подранены. Нордквист намеревался отсидеться в лесу возле Брененвальдского озера, но тайная канцелярия нашла его логово, и снова пришли драгуны.
На этот раз все было кончено, и для ареста набралось лишь полдюжины разбойников, которых впоследствии казнили.
А Нордквист ушел. Он, как зверь, почувствовал приближение опасности и, сказав, что будет отдыхать в шалаше, проскользнул прямо в лес и отшагал пару миль к тому времени, как появились драгуны.
Припрятанные на черный день монеты и камешки давали возможность безбедно жить, но прошли годы, и Нордквиста потянуло на старое – хотелось повелевать, казнить и миловать, брать наложниц и наводить на людей страх. И он стал понемногу приглядываться, прощупывать обстановку в Пронсвилле, куда перебрался из пригородов.
Про него к тому времени почти забыли, но он отыскал тех, кто еще помнил и был готов снова встать под знамена бывшего главаря.
Его новая, пока небольшая команда стала проворачивать небольшие дела – больше для обкатки. Того, что удавалось добыть, на содержание банды не хватало, и Нордквист платил из своих сбережений. Но вот подвернулся этот гном – Дунлап, который сам искал подобного знакомства, чтобы провернуть большое дело.
На слух все выглядело заманчиво, разговор шел о десятках тысяч золотых монет. Нордквист поверил не сразу и взялся выяснять, собирать сведения о тех, на кого показывал гном. И когда все стало походить на правду, Нордквист решил взяться за это дело.
К тому времени у него уже было около двадцати старых проверенных бойцов и еще столько же призывников, готовых окунуться в романтическую жизнь дорожных разбойников. Однако пока он держал свою армию про запас – для нее еще не находилось применения.
Отмахав пешком с четверть мили, они добрались до места, где возле дороги в рощице их дожидались еще двое с лошадьми для всей команды.
– Ваша милость, обмотки с копыт снимать? – спросил один из конюхов.
– Погоди пока, еще с полмили отъедем, тогда снимем.
– Как скажете, ваша милость. Извольте сюда ногу – я подержу стремя.
Через минуту группа уже неслась по ночной дороге, почти не создавая шума, и лишь отъехав от деревни на достаточное расстояние, конюх снял с копыт лошадей обмотки, и они продолжили путь.
Им предстояло добраться до небольшого хутора у дороги, хозяин которого был из бывших и имел небольшое контрабандное дело.
Из-за этой особенности он располагал сетью наблюдателей, умевших собирать сведения, не привлекая внимания.
Этот бывший уже получил задание, и теперь Нордквист намеревался узнать, что ему удалось разнюхать.
К хутору прибыли через четыре часа.
Хозяин услышал гостей и вышел на дорогу, чтобы не беспокоить домашних. Потом зажег факел и проводил отряд в большой сарай, где хранились упряжь, телеги, борона и плуг. Но имелась там и тайная дверь, за которой находились приличные покои с побеленными стенами, отдельным выходом к отхожему месту, колодцем и черным ходом через подземную галерею.
– Ну здравствуй, Перец, – сказал Нордквист, и они обнялись.
– Командир, я уж и не чаял свидеться!
Бывший разбойник был заметно растроган.
– Но ты, я вижу, все еще в деле! – произнес Нордквист, обводя взглядом тайное убежище. – С размахом строил.
– Для себя старался. Но вы присаживайтесь, братцы, здесь у меня и жратва имеется, и выпивка. Если жена шибко донимает, я говорю, что по делам уехал, а сам тут пью в одиночестве.
– Что ж ты пьешь без собутыльников? – спросил Нордквист, садясь на мягкую кушетку.
– Работа у меня такая – как завел собутыльников, так сразу и на цугундер. Сдадут собутыльники.
– Это верно. Что там с нашим делом?
– С делом порядок. Мой человечек за ними приглядывает. Но должен сказать, что вокруг них какой-то кипиш затевается.
– Что за кипиш?
– Что-то серьезное. Повсюду шныри легавых, выспрашивают – кто видел, куда пошли, что делали.
– И все про них?
– Про них самых, командир.
Нордквист покачал головой. Такое внимание к группе, которая, как он рассчитывал, должна была привести к золоту, ему не нравилось. Портилась вся картина действий, рушился весь план.
– Ну и кто за ними гоняется?
– По виду – легавые в цивильном платье.
– Это плохо. Это хуже, чем разбойники.
– Вот и я о том.
Нордквист вздохнул. А что, если все это из-за золота? Вдруг об этом пронюхали какие-нибудь там прокуроры или того хуже – здешний королевский наместник граф Линборро? Этот своего не упустит, иные разбойники такому графу и в подметки не годились.
– Что им шьют, знаешь?
– Знаю. Мокруху шьют, да такую, что мало не покажется. Говорят, будто они в Робертове тринадцать шерифов зарезали.
– Вот это новость! – не удержался от возгласа Барабан, но тут же прикрыл рот ладонью, а остальные сделали вид, что не заметили.
– Значит, так просто от них не отвяжутся, – сказал Нордквист, пытаясь придумать, как спасти дело.
– Только я думаю, что не они шерифов порешили, – продолжил Перец.
– Почему так думаешь?
– По времени не получается. Не могли они еще и в Робертово наведаться, потому как пешие. Поклажу на мулах волокут, а сами так пехают. Вот если бы верхом – тогда бы успели.
– И кто, по-твоему, мог шерифов прибрать?
Перец вздохнул и почесал в затылке.
– Ты понимаешь, командир, там, на той стороне, сейчас большая чимара начинается, а потому вдоль границы стало попадаться много их легавых – и простых, и в цивильном платье.
– Думаешь, могли наведаться?
– Они и раньше наведывались, но редко и по-тихому. Мы, если чего замечали, просто отворачивались, и они это ценили, тоже отворачивались, если чего.
– А на что им шерифов резать и шум поднимать?
– Я так думаю, что они всю чимару в своих землях на нашего короля скидывают, что, конечно, очень даже может быть. Ну кто, если не сосед?
– Допустим.
– Вот они и решили в отместку, стало быть. Оно, конечно, пока только догадка, но если я прав, злодеи заграничные должны где-то еще проявиться. И очень заметно – либо деревню сожгут, либо на ярмарке резню устроят.
– Эвона как! – произнес Нордквист и засмеялся. – Да ты тут прямо политическим сделался!..
– А куда деваться? – улыбнулся Перец. – Если политику не просекать, в моем деле на границе толку не будет.