Глава IV. Рожденный в воскресенье
Всего через несколько дней в Серебряной роще поднялось какое-то беспокойство. Появлялись и исчезали таинственные бледные люди. Пришла тетя Барбара в новом белом переднике, как будто на работу, а не в гости. Джуди сновала туда-сюда, бормоча себе под нос. Папа бродил по дому как потерянный, звонил куда-то, запершись в столовой. Потом пришла тетя Френсис с Залива и зачем-то забрала Винни и Джо на выходные.
Пэт сидела у могилы Плаксы Уилли. Она возмущалась, что ее словно исключили из происходящего, не пускали к маме, которая весь день не выходила из комнаты. Поэтому Пэт сидела на кладбище с семейными призраками. Вскоре туда пришла Джуди Плам – такая торжественная и зловещая, какой смертная женщина быть не может.
– Пэт, золотко, ночевать пойдешь к дяде Тому. И Сид с тобой.
– Это еще почему? – спросила Пэт.
– У твоей мамы голова болит. В доме должно быть тихо. Доктор скоро придет…
– Маме так плохо, что ей нужен доктор? – испугалась Пэт. Неделю назад к маме Мэри Мэй вызывали доктора, и после этого она умерла.
– Не полошись, детка. К утру все у нее пройдет, но в доме должно быть тихо. Будь хорошей девочкой, беги в Ласточкино гнездо. Луна сегодня полная, самое время для капусты. Посмотрим, кто вас завтра дома встретит.
– Младенец, наверное, – небрежно сказала Пэт. – Если у мамы болит голова, зачем ей подсовывать новых младенцев?
– Она его долго ждала, возьмет на руки – сразу выздоровеет, – ответила Джуди. – Сегодня самое время, ты погляди на луну! В такую же ночь я тебя в капусте нашла.
Пэт неодобрительно покосилась на луну: та висела в небе огромная и красная, порядочные луны так не выглядят.
– Давай, беги скорее. Вот тебе ночная рубашка.
– Я подожду Сида.
– Сид ищет моего индюка, потом придет. Ты не боишься одна? Тут всего два шага, да и луна светит.
– Ты прекрасно знаешь, Джуди Плам, что я ничего не боюсь. Просто сегодня все какое-то странное.
Джуди ухмыльнулась.
– Известное дело, чары. В лесу сегодня уйма ведьм, но они тебя не тронут. Поднимайся, вот тебе изюм, ступай и не забивай себе голову.
Пэт неохотно отправилась в Ласточкино гнездо, хотя считала соседнюю ферму, где жили дядя Том, тетя Эдит и тетя Барбара, вторым домом. Джуди Плам к тете Барбаре относилась благосклонно, с тетей Эдит враждовала, а дядю Тома игнорировала. Он был старый холостяк, а Джуди Плам не одобряла холостяков. Если мужчина не женат, значит, из-за него какая-то бедная женщина осталась без мужа.
Огромный веселый дядя Том говорил рокочущим голосом и носил длинную кудрявую черную бороду, единственный из всех мужчин Северной долины. Тетя Барбара была кругленькая, розовая и веселая, а вот тетю Эдит, худую и вечно недовольную, Пэт всегда побаивалась, особенно из-за вражды с Джуди.
– Такие сразу рождаются старыми девами, – бурчала Джуди Плам.
Пэт шла в Ласточкино гнездо по Шепчущей дорожке. Вдоль нее давным-давно чья-то невеста высадила березы. Вдоль обочины лежали побеленные большие камни. До ворот их белила Джуди Плам, а за воротами – тетя Эдит, которая ни за что не позволила бы Джуди Плам взять над ней верх. За воротами берез не было, зато вдоль забора росли папоротники, дикие фиалки и тмин. Когда Пэт было четыре года, она считала Шепчущую дорожку «жизненным путем», про который священник говорил в церкви. Ей и сейчас казалось, что в шепоте берез и шелесте тмина можно услышать какой-то чудесный секрет.
Она бежала по дорожке, жевала изюм и радовалась. Вокруг танцевали тени, приглашая ее поиграть. Один раз серенький кролик прыгнул от одного куста папоротника к другому. В сумерках за дорожкой волновались луга. В воздухе приятно пахло. Все деревья хотели с ней дружить. Травинки наклонялись к ней под легким ветерком. На лугах дяди Тома паслись кудрявые овечки. Три джерсейские телочки[7] смотрели на девочку большими грустными глазами. Джерсейских коров в Северной долине держал только дядя Том.
Его усадьба походила на небольшой городок. Свинарники, курятники, овчарни, котельные, гусятни, сарай для репы и даже отдельный амбар для яблок. В Северной долине говорили, что Том Гардинер каждый год строит что-нибудь новое. Все эти сарайчики теснились вокруг большого амбара, как цыплята возле курицы. Дом дяди Тома был очень старый и похожий на человеческое лицо – между глазницами низких окон балкон висел широким, сплюснутым носом. Всю чопорность и степенность дома портила красная входная дверь, напоминавшая высунутый язык. Дом как будто смеялся над шуткой, которая известна ему одному, он определенно владел каким-то секретом. Хорошо, что у Серебряной рощи секретов от Пэт не было.
Раньше ей не приходилось ночевать в Ласточкином гнезде, потому что дома стояли совсем близко. В этом было свое очарование – выглядывать из мансарды[8] и видеть оттуда Серебряную рощу, крышу над деревьями и освещенные окна. Пэт было немного одиноко. Сид еще не пришел, а дядя Том разглагольствовал о докторах и черных саквояжах, пока Пэт его не прервала.
– Если ты имеешь в виду, что доктор Бентли принесет нам в саквояже младенца, – гордо заявила Пэт, – ты сильно ошибаешься. Мы своих детей сами выращиваем. Джуди ищет младенца в капусте в эту самую минуту.
– Что ж, я сражен, – обескураженно признал дядя Том.
Тетя Эдит дала Пэт печенье и погнала ее в спальню. Занавески и чехлы на креслах были там из кремового ситца с фиалками, а на кровати лежало розовое покрывало. Комната была роскошная, но слишком большая и одинокая.
Тетя Эдит расстелила кровать и подождала, пока Пэт ляжет. Она не поцеловала девочку, как сделала бы тетя Барбара. В эту комнату не придет Джуди Плам, чтобы благословить ее на ночь. Сегодня Джуди ищет ребенка в капусте. Найдет – и не будет ей больше дела до «золотка». У Пэт задрожали губы. Она едва не разрыдалась, но вовремя вспомнила о Плаксе Уилли. Хватит им позора в семье – плаксой Пэт не станет.
Она лежала без сна, смотрела на трубы Серебряной рощи и жалела, что комната Сида так далеко. Вдруг на чердаке Серебряной рощи вспыхнул и погас огонек. Как будто подмигнул ей, как будто позвал ее к себе. Пэт тут же вскочила и подбежала к окну. Потом устроилась в огромном кресле с подголовниками, оборками и рюшами. Она не могла заснуть, поэтому сидела и смотрела на милую Серебряную рощу. В просвете между деревьев молочно-белый дом на фоне темного холма казался нарисованным. Кто знает? Может быть, права была Эллен Прайс, может быть, детей приносят аисты? Этот способ ей нравился больше других. Нельзя спать! Вдруг она увидит красивую птицу, летящую из дальних краев прямиком на крышу Серебряной рощи?
По крыше стучала еловая ветка. По всей Северной долине лаяли собаки. Большой майский жук грянул в стекло. Вода на поле с Прудом таинственно поблескивала. На вершине холма мерцали в лунном свете окна Одинокого домика – мгновениями казалось, что кто-то зажег там свет. Пэт вздрогнула. Верхушка дерева за домом походила на ведьму, которая только что спрыгнула с метлы и припала к крыше. Интересно, ведьмы бывают? Тогда они по ночам, наверное, летают на метлах над гаванью. Вдруг это они приносят детей? Да нет, не может быть! В Серебряной роще не станут ничего брать у ведьм. Лучше уж капуста. Что это, огромная белая птица плывет над деревьями? Нет, просто облако. Снова загудел майский жук, завыл ветер в яблочном сарае дяди Тома, елка постучала по крыше. Пэт незаметно заснула в огромном кресле. Там ее и нашел Сид – он проскользнул к сестре до рассвета, пока Ласточкино гнездо еще не проснулось.
– Сид! – Пэт обняла брата и притянула к себе. – Представляешь, я всю ночь тут провела. В кровати было так одиноко. Думаешь, Джуди его уже нашла?
– Кого?
– Да ребенка же! – Настал момент все рассказать брату, чтобы избавиться от обременительного секрета. – Ночью Джуди искала в капусте ребенка для мамы.
Сид, умный мальчик с круглыми карими глазами и золотистой кудрявой головой, был на год старше Пэт. Он ходил в школу и знал, что означают байки про капусту, но не стал разочаровывать Пэт.
– Пойдем домой, посмотрим, – предложил он.
Пэт быстро оделась, они бесшумно спустились вниз и выскочили на улицу. В слабом утреннем свете мир казался выцветшим. Сладко пахла влажная от росы земля. Пэт раньше никогда не вставала до рассвета. Так приятно было держать Сида за руку и идти по Шепчущей дорожке, пока день еще не начался по-настоящему.
– Надеюсь, этот новый младенец будет девочкой, – сказал Сид, – двух мальчиков на семью вполне хватит, а девочек пусть будет сколько угодно. И надеюсь, что она будет хорошенькая.
Впервые в жизни Пэт ощутила укол ревности.
– Конечно, будет. Но ты же не хочешь, чтобы она была лучше меня, правда, Сид?
– Глупость какая. Конечно, я такого не хочу. Я вообще не буду ее любить, – уверенно сказал Сид.
– Тебе придется, ради мамы. Только, пожалуйста, пообещай, что ты не будешь любить другую девочку больше меня.
– Разумеется, нет. – Сид очень любил Пэт, так что без стеснения обнял ее и поцеловал у ворот.
– А ты не женишься, Сид?
– Нет, я останусь холостяком, как дядя Том. Он говорит, что любит жить в тишине. Я тоже.
– Мы всегда будем жить в Серебряной роще, и я буду вести для тебя хозяйство, – обрадовалась Пэт.
– Конечно. Если только я не уеду на Запад. Многие парни уезжают.
Всю радость Пэт словно сдуло ледяным ветром.
– Сид, не уезжай на Запад, не уезжай из Серебряной рощи. Разве где-то будет лучше, чем здесь?
– Когда мы вырастем, мы не сможем все остаться здесь, – разумно сказал Сид.
– Почему? – Пэт снова чуть не плакала. Утро было испорчено.
– До этого еще далеко, – успокоил ее Сид, – пойдем. Джуди поит молоком Пятницу и Понедельника.
– Джуди, – закричала Пэт, – ты его нашла?
– А ты что ж, думала, я не справлюсь? Отличный младенец, хорошенький – страсть. Когда работу закончу, надену кобеднишнее платье.
– Ой, я так рада, что он красивый, он же наш, – сказала Пэт, – а можно на него посмотреть?
– Нет уж, золотко. Он у мамы в комнате, а мама спит, не ходи к ней. Она всю ночь не спала, очень уж трудно было найти этого ребенка. Глаза у меня уже не те, что прежде. Думаю, я уж больше в капусте ни одного ребеночка не сумею увидеть.
Джуди накормила Пэт и Сида завтраком в кухне. Никто еще не встал. Она поливала кашу молоком из «сливочной коровы», то есть старого коричневого кувшинчика в форме коровы с загнутым хвостом-ручкой и открытой пастью. Джуди привезла сливочную корову из Ирландии и дорожила ей больше всего на свете. Она обещала завещать ее Пэт. Пэт ненавидела разговоры о смерти, но поскольку Джуди твердо обещала, что проживет сотню лет, Пэт пока ни о чем не беспокоилась.
Кухня сияла безукоризненной чистотой и свежевыбеленными стенами. Блестела плита, в натертом буфете выстроились рядами бело-голубые кувшины Джуди. На окнах цвела герань. Между плитой и столом лежал большой темно-красный коврик с тремя вытканными на нем черными котами. Глаза из желтой шерсти оставались яркими и хитрыми, хотя по ним ходили много лет. Мистер Том сидел на скамье, а два толстеньких котенка спали в пятне солнечного света на полу. Еще три котенка смотрели с картинки на стене, будто живых кошек было мало. Картинка тоже принадлежала Джуди – она ее тоже привезла из Ирландии. Живые котята появлялись и исчезали в Серебряной роще, а нарисованные все так же игриво запутывали клубок с нитками. Пэт беспокоилась, что в один прекрасный день они изменятся, вырастут. Она всегда тяжело переносила, когда пушистый котенок в одну ночь превращался в неуклюжего кота-подростка.
На стенах были и другие картинки. Коронация королевы Виктории. Король Вильгельм верхом на белой лошади у реки Бойн. Мраморный крест с цветочным венчиком стоял на голой скале посреди бушующего океана, у его подножия лежала открытая Библия на пурпурной подушке. Похороны домашней птички. Вышитые шерстью фразы «Дом, милый дом» и «Вперед и вверх». Все эти достопримечательности были признаны негодными для других комнат, но Джуди отказалась их сжигать, и они нашли свое место на стенах кухни.
Пэт ела тост и радовалась, что ничего не меняется. Втайне она боялась, что сегодня все окажется другим. Это разбило бы ей сердце. Когда почти все закончили завтракать, в кухню зашел папа. Пэт бросилась к нему. Он казался уставшим, но с улыбкой обнял ее.
– Джуди сказала, что у вас появилась новая сестричка?
– Да. Я рада. Полагаю, это пойдет нам на пользу, – серьезно и сдержанно сказала Пэт.
Папа рассмеялся.
– А кое-кто думал, что ты повесишь нос.
– Все в порядке с моим носом, – возразила Пэт, – сам потрогай.
– Не забивай ей голову, Длинный Алек Гардинер, – велела Джуди, которая привыкла командовать маленьким Алеком с самого детства и не отказалась от этой привычки, когда он стал Длинным Алеком и обзавелся собственной семьей. – Она и вовсе ревновать не умеет, милочка моя.
Серо-зеленые глаза Джуди воинственно сверкнули. Пэт важнее всех, а кто получится из нового ребенка, это еще вопрос.
Ближе к полудню Джуди повела детей к матери. В синем шелковом платье, сшитом в те времена, когда шелк считался лучшей в мире материей, она выглядела очень величественной. Платьем этим она обзавелась пятнадцать лет назад, когда Длинный Алек привел в Серебряную рощу невесту, и с тех пор надевала его по особым случаям. Оно извлекалось на белый свет при появлении детей, а последний раз она надевала его шесть лет назад, на похороны Бабушки Гардинер. Мода менялась, но Джуди не было дела до моды. В этом платье у нее был такой внушительный вид, что дети даже оробели. В повседневном платье они любили ее куда больше, но Джуди наслаждалась великим днем.
В комнате мамы распоряжалась сиделка в белом чепчике и переднике. Мама лежала в постели, бледная и вымотанная ужасной головной болью. Темные волосы крыльями обрамляли ее лицо, а мечтательные золотисто-карие глаза светились от счастья. Тетя Барбара качала старинную колыбель, снесенную вниз с чердака. Прапрапрадед Неемия сделал ее своими руками. Все младенцы в Серебряной роще спали в ней. Сиделка не одобряла ни колыбель, ни укачивание детей, но против тети Барбары и Джуди она была бессильна.
– Убрать колыбель? Да что ты говоришь? – возмущалась Джуди. – Слыханное ли дело! Ты что, хочешь положить дитя в корзинку? Это тебе не котенок! Я колыбель сама натирала! Клади ребенка сюда!
Пэт радостно поцеловала маму и на цыпочках подкралась к колыбели, дрожа от волнения. Джуди подняла ребенка так, чтобы его увидели все.
– Какая она хорошенькая, Джуди, – восхищенно прошептала Пэт, – можно я ее возьму на одну секундочку?
– Конечно, милая, – и Джуди протянула младенца Пэт, прежде чем сиделка или тетя Барбара успели возразить. Господи, каким взглядом ее окинула сиделка!
Пэт держала маленький, сладко пахнущий сверток так ловко, будто делала это всю жизнь. Какие у девочки были крошечные ножки! Какие пухлые ручки! Какие очаровательные маленькие ноготки!
– А какого цвета у нее глаза, Джуди?
– Синие. Большие и синие, как васильки в росе, прямо как у Винни. И у нее будут ямочки на щеках, попомните мое слово.
– А рожденным в воскресенье – радость, счастье и веселье, – продекламировала тетя Барбара.
– Само собой, – сказала Пэт, – в какой бы день она ни родилась. Это же наша девочка.
– Вот и ладно, – сказала Джуди.
– Немедленно положите ребенка, – сиделка попыталась восстановить свой авторитет.
Пэт неохотно повиновалась. Всего несколько минут назад она считала девочку непрошеным гостем, которого придется терпеть ради мамы. Но теперь малышка стала членом семьи и, кажется, всегда была в Серебряной роще. Неважно, как она появилась. Принес ее аист, доктор или ее нашли в капусте – теперь она была частью дома.
