Когда начались занятия в школе, встречи с Витей сократились до одной-двух в выходные дни. То уроки, то продленка, то Шестаков оставался с мальчишками гонять мяч. Зато в субботу и воскресенье мы надышаться друг другом не могли: ночевали друг у друга, говорили без умолку и практически никогда не засыпали раньше трех часов ночи. Хорошо еще, что у меня была своя комната, как и у Вити. Родители и не знали, что мы нагло нарушали комендантский час.
– Как тебе ребята в школе? – спросила я в первую ночь. Мы лежали на одной подушке, разглядывая темный потолок. Нас до сих пор укладывали спать вместе.
– Прикольные! Но они не могут обойти меня, и когда я ускоряюсь, все остаются в хвосте, – хвастался Витя.
– Значит, тебе все нравится, – немного грустно произнесла я. Мне было завидно тем людям, которые могли быть рядом с Витей каждый день. Мне безумно не хватало его в школе.
– Ну да, там еще кормят вкусно. Хотя везде вкусно, где готовит не мама.
Вздохнув, я потянулась за одеялом и накинула его на плечи, поворачиваясь к стенке. Мне вдруг показалось, что я теряю Витю, что больше ему не нужна.
– А ты? – спросил он, ущипнув меня под лопаткой.
– Дурак, – пискнула я, толкаясь. – Будешь так делать – я все маме расскажу, и она тебя на матрас спать отправит.
– Ты не сказала, как в школе дела? Тебя никто не обижает? – серьезным тоном произнес Шестаков, словно ему было уже не семь, а все двадцать.
– Тебе какое дело?
– Если спрашиваю, значит есть дело! Рита, или ты опять там подарки от всяких принимаешь? – даже в темноте я видела, как он прищурился, хмуро сведя брови к переносице. Он выглядел очень милым, когда злился: нижняя губа чуть выходила вперед, а в глазах словно сверкали огоньки.
– Какой ты дурак, – засмеялась я, ткнув его локтем. И мы стали играть: щекотать друг друга, пинаться, кусаться, трепать по волосам. Но потом нас услышала мама и разогнала по разным кроватям.
Тот разговор с Витей я вспоминала весь год и каждый раз, когда тосковала без него или с завистью поглядывала на дружных одноклассников, улыбалась. На самом деле в первом классе я так и не смогла ни с кем подружиться. Многие уже были знакомы, гуляли группами, обсуждали общие темы, и я как-то не вписывалась в их компании. Нет, меня никто не обижал: со мной здоровались, иногда помогали, время от времени я с кем-нибудь говорила, но, видимо, была слишком скромной, и поэтому общение особо не ладилось.
На новый год, под бой курантов, я загадала желание оказаться в одном классе с Шестаковым. Сжала ладони перед собой, зажмурилась и изо всех сил поверила в чудо. Но чудеса почему-то обходили меня стороной. Летом Витю отправили в школьный лагерь, хотя мы с ним планировали гулять вместе, и он хотел познакомить меня со своими друзьями. А в июле они с мамой уехали на месяц в санаторий – родители Кристины Михайловны постарались. В итоге вместо прогулок и игр, я просидела шесть недель в одиночестве на своем балконе, зачитывая до дыр кавказские сказки, которые приносила из библиотеки мама.
В конце июля случилась первая беда – так сказать, первый звоночек, который мы с мамой не заметили. Все началось с желания отца купить машину. Он откладывал весь год, порой даже ограничивал нас в необходимых покупках вроде бытовой химии. А в один из месяцев даже запретил смотреть телевизор до шести вечера: вычитал где-то про дешевые ночные тарифы. В общем, страдали мы с мамой тайно, жалуясь только друг другу, но и радуясь за достижения отца. Ведь наши жертвы обещали великое вознаграждение – хорошую машину. Дорогую! Большую! Красивую!
Но с авторынка папа вернулся грустный. Я случайно подслушала его разговор с дядей Олегом:
– Мне не хватает, а брать развалюху не хочу!
– Слушай, ну возьми чуть похуже – потом поднакопишь, продашь и купишь лучше. Ну чего ты?
– Легко тебе говорить, Олег! У самого вон тачка какая. Мне бы твоих родителей, – с укоризной произнес папа.
– Слушай, а я ведь себе машину через интернет купил. Давай, может, и тебе подберем что-то? Там и ценник ниже, и бывают очень хорошие предложения. А насчет перегнать – не переживай, я помогу. Ты ж знаешь, чем смогу – всегда помогу!
И папа согласился. Правда, выбрал сам, без помощи знакомых. Олег Николаевич тогда был на встрече с новым спонсором и пытался договориться о взаимовыгодном партнерстве. Мой же отец практически ни с кем не общался, он был погружен только в компьютеры и разработку новых алгоритмов на их сайте по прокату дисков. В тот день подождать бы ему дядю Олега, но папа горел нетерпением, да и все было очень заманчиво: отзывы, видео, даже договор прислали. Отец, долго не думая, выслал всю сумму и ждал расписки о получении денег. Но продавец перестал выходить на связь, а переписка вдруг исчезла с сайта.
Для нашей семьи это был удар, но больше это поразило папу, конечно. Он писал на сайт, пытался взломать его, чтобы вернуть переписку, и у него даже что-то получилось, но мошенники, видимо, были хитрее и использовали отработанную схему.
– Это все ты виноват! – заладил отец, ругая Олега Николаевича. – Если бы ты не предложил эту дурацкую идею с интернетом…
– Слушай, ну… хочешь я тебе денег дам? У меня есть немного отложенных, мы в Ялту собирались поехать в сентябре с Кристинкой вдвоем, но раз такое дело! – виновато лепетал дядя Олег.
– Сколько ты мне дашь? Три копейки? Убирайся! Видеть никого не хочу!
– Пашка, мне… мне очень жаль, что так все вышло.
– Убирайся! Убирайтесь все!
Папа с Олегом Николаевичем не разговаривали почти две недели. На работе здоровались через раз, ну и, логичное дело, Витю к нам приводить перестали. Однако это не мешало нам видеться: он самостоятельно приезжал на велосипеде ко мне в оставшиеся дни лета, и мы ездили на речку. Витя усаживал меня на раму, а я болтала ногами, распевая разные песенки, которые приходили в голову. Удивительно, но наша дружба с годами только крепла, и усиливалось взаимное притяжение.
В один из последних августовских дней мама сшила мне сарафан – мятного цвета, чуть выше колена, с красивыми рукавами-фонариками. Надев его, я не могла налюбоваться собой, поэтому поскорее убежала в нем гулять на улицу.
– Как тебе? – спросила я, встретив Шестакова. Он стоял за углом нашего двора, а рядом на земле валялся его велосипед.
– Ну… – только и произнес Витя, а затем прикусил губу и отвел взгляд в сторону, словно смутился.
– Если я тебе не нравлюсь, у тебя однозначно плохой вкус! – фыркнула я, подходя к велосипеду и надувая губки.
– Хороший у меня вкус! – крикнул он, а затем замолчал. Но позже, помедлив, добавил: – И ты красивая, Рита. Но в платье ехать не очень удобно: придется пешком гулять.
– Ну, пешком – так пешком, – улыбнулась я, радуясь солнцу, птичкам, поющим на ветках, и Вите, который каждый день был рядом.
– Счастья-то сколько, – сказал Шестаков, подняв велосипед с земли. Он развернулся и неожиданно взял меня за руку, крепко сжав ладонь. – Пошли, девочка в платье.
Тогда я и подумать не могла, что настанет день, когда мы уже не сможем вот так легко гулять вместе, болтать и держаться за руки. Тогда мне казалось, что эту близость ничто не разрушит, и мы будем вместе всегда.