Надо было начинать говорить, но я продолжала пялиться на Витю, который, в свою очередь, не сводил глаз с меня. Он замер в проходе, хотя его друзья уже сели на крайние места на последних рядах. Шестаков же так и стоял, а потом, видимо, пришел в себя и выдал мне какую-то ироничную ухмылку.
«Мистер Популярность в своем репертуаре», – подумала я.
Сглотнув ком в горле, я заставила себя перевести взгляд на Олесю Викторовну, которая стояла за кулисами и напоминала мне, что пора бы вспомнить о своей задаче. Улыбнувшись ей через силу, я все-таки опустила глаза на текст и начала его зачитывать. Мой голос из динамиков звучал просто отвратительно! Хотелось сбежать или закрыть уши, но, к моему удивлению, в зале никто не морщился. Так что уже через пять минут я немного успокоилась и перестала трястись, как лист на ветру.
Концерт прошел на удивление хорошо: сперва выступила директриса, потом танцевальная группа исполнила два ритмичных номера, а когда вышли мальчишки из восьмого класса и показали сценку в стиле стендап, я посмеялась вместе со всеми. Казалось, они родились на сцене и для нее. Потом было скучное награждение учителей за особые заслуги перед школой. Пока их награждали, я отошла в сторонку и зачем-то вновь скользнула взглядом в сторону выхода из зала.
Витя уже не стоял там – то ли ушел, то ли сидел в компании друзей и своей девушки. С моего места было трудно рассмотреть знакомое лицо в зале. Расслабившись, я с облегчением выдохнула, поправила платье и стала дожидаться окончания вечера. Хорошо еще, что отец тогда работал в ночную смену: с недавних пор он подрабатывал сторожем в санатории. Но и там ему не очень нравилось: шумно, завтрак невкусный и сменщик больно болтливый. Если бы папа был дома, ни за что не разрешил бы мне участвовать в концерте. Его и так жутко раздражало то, что я училась в школе, где учится сын его врага.
«Господи! Прошло столько лет! Почему люди не могут отпустить обиды и продолжить жить дальше?..», – не понимала я.
Когда торжественная часть подошла к концу, Олеся Викторовна объявила о начале дискотеки. Старшеклассники быстро убрали стулья из центра зала, какой-то мальчишка из десятого уселся за ноутбук, и из колонок зазвучали последние хиты. Свет погасили, оставив только диско шар, лучи которого скользили по углам большого помещения.
Я с грустью развернулась, сжав в руках папку со сценарием, и поплелась на второй этаж в учительскую. Оставаться на танцевальном вечере я не планировала: на дом задали прилично, да и маме помочь с ужином было надо. Да и с кем танцевать? Со своей серой тенью? Махнув головой, я двинулась прочь от актового зала. Лучше не думать о плохом. Зачем портить настроение?
Пока я поднималась по ступенькам, за моей спиной послышались шаги. Однако я не оглянулась, не заострила внимания: школа, людей полно.
На втором этаже, к моему удивлению, было темно, свет в коридоре не горел, двери кабинетов были закрыты. Довольно тихо, если бы не шаги, которые продолжали преследовать меня. Не выдержав, я оглянулась и чуть не выронила папку из рук, увидев приближавшегося Шестакова.
В сумрачном освещении его бежевая толстовка казалась серой, а на черных потертых джинсах едва ли можно было разглядеть хоть одно пятно. Короткие волосы были слегка растрепаны, уголки губ приподняты в какой-то до жути дьявольской ухмылке, а от блеска изумрудных глаз, которые прожигали каждую клеточку моего тела, спину осыпал табун мурашек.
Я прижала к груди папку, схватившись за нее руками, словно за спасательный круг, сглотнула и стала поворачиваться, чтобы скорее шмыгнуть в учительскую. Однако Шестаков не дал мне этого сделать: его горячие пальцы схватили меня за локоть и резко развернули в обратную сторону. В долю секунды мы оказались настолько близко, что я перестала дышать. Пульс участился, глупое девичье сердце словно билось о ребра. Смотреть на Витю снизу вверх, ощущать его тепло рядом было подобно пытке.