Пулей выскочив из кабинета, я помчалась к лестнице. Мимо меня с шумом проходили ученики, их голоса звучали настолько громко, что вызывали раздражение. Мне хотелось закрыть ладонями уши или попросить всех вокруг помолчать. Я не смотрела под ноги, в какой-то момент оступилась и чуть не полетела кубарем. Сердце прыгало, как мячик, ребра будто сжимались от нахлынувших чувств.
Я тосковала.
И только когда мы столкнулись лицом к лицу, я отчетливо поняла, насколько сильно. Но в то же время, смотря на то, каким стал Шестаков, как его любят здесь, и на девчонку, что бежала к нему, мысль сама упала на язык: «мы разные». Наши дороги не должны пересекаться. Такие, как Шестаков, созданы для кого-то вроде его Алены, чьи глаза переливались, подобно алмазам.
В детстве было проще. В детстве мне казалось, что тепло и свет, исходившие от Вити, принадлежат только мне. Однако в то время, как мой свет успел погаснуть, его стал светить еще ярче.
Домой я вернулась без настроения. Но мама с Мотей играли на полу, и их заливистый смех заставил меня улыбнуться. Поэтому, забросив рюкзак в комнату, я вернулась в зал, уселась с ними и тоже стала веселить годовалого брата. Мне так хотелось, чтобы Матвей вырос в любви и никогда не узнал второй личности нашего отца. Наверное, поэтому теперь я еще более тщательно скрывала свои синяки и боль от матери. В конце концов, скоро закончится школа, и у меня будет отличный повод сбежать из дома.
Вечером позвонила Ната.
– Ну, колись! – с любопытством произнесла она.
– Мне нельзя вслух говорить такие вещи, – шепнула я в трубку, косясь на закрытую дверь. Я знала, что если отец услышит знакомое имя, он будет злиться.
– Ладно, давай тогда придумаем твоему Ромео обозначение. Как насчет «дерево»?
– Ты серьезно? – тихо засмеялась я, вспоминая улыбку Шестакова. А потом в мыслях возник образ Алены, и я ощутила укол ревности в груди.
– Конечно, а как мы его обсуждать будем? – возмутилась Краснова.
– У дерева есть свое дерево, смекаешь?
– Ой, ну, Ритусь, это вполне ожидаемо. Он же смазливый. Было бы странно, не будь рядом с ним девчонки, – деловито заявила Наташа.
– Она в жизни еще красивее, чем на фотках, – грустно вздохнув, призналась я. Мне в моих кофтах на три размера больше даже рядом не встать.
– Он тебя хоть узнал?
– Угу, притом сразу, видимо. И… – протянула я, вспоминая нашу встречу.
– И?.. – повторила за мной Ната.
– Нас посадили вместе, на первую парту.
– Да ну? – она так крикнула, что мне пришлось отвести телефон от уха.
– Я не глухая, не обязательно так кричать.
– Это же судьба, Марго! Вы должны быть вместе, для этого нужно только переодеть тебя.
– Не бывать этому, иначе отец мне такое устроит… У него на В… то есть на «дерево» красные сигналы, – я усмехнулась. Называть парня «деревом» смахивало на сумасшествие. Но лучше было так, чем получать удары от отца. Порой мне казалось, что это никогда не закончится, и я никогда не освобожусь от него. Но еще больше я боялась, что если отец перестанет бить меня, то переключится на мать, а этого я никак не могла допустить.
– Да пошел он, – фыркнула Краснова. – Вместе с моим на три веселых буквы. Ладно, у меня свиданка намечается. А ты сиди и фантазируй о своем смазливом мальчике.
– Какая ты добрая, – иронично подчеркнула я.
– Какая уж есть.
На этом мы распрощались с Наташей, и я стала готовиться к следующему дню в новой школе. Даже откопала рубашку которую носила несколько лет назад. Сейчас она идеально сидела на мне: обтягивала талию и подчеркивала грудь. Оказывается, у меня было что подчеркнуть. Однако когда следующим утром я вышла в ней к завтраку, отец чуть не подавился кофе.
– Это что за внешний вид? – крикнул он, ударив ладонью по столу. На звук тут же прибежала мама, испуганно осмотрела меня, поджав губы и теребя свою длинную, до пола юбку. Папа и ее заставил ходить монашкой.
– Я запачкала вчерашнюю… – тихо пролепетала, побоявшись посмотреть в глаза отцу. Казалось, в них сверкали молнии.
– У тебя больше нет вещей? – стальным и бескомпромиссным тоном произнес папа. Я понимала, спорить было бесполезно. Он вбил себе в голову, что одежда не должна обтягивать, что мы должны носить на себе мешок. Сопротивляться было бесполезно, поэтому я развернулась и поплелась к себе. Подойдя к шкафу, вытащила первую попавшуюся рубашку, нацепила ее на себя и со вздохом взглянула в зеркало. Юбка ниже колен, которая скрывала мои худые ноги и синяки на бедрах, белые носки и эта отвратительная рубаха, которую мне пришлось заправить под пояс. Очки на переносице как нельзя кстати дополняли образ ботанички, мечтающей стать невидимкой.
– Риточка, – мать вошла в комнату, прикрыв за собой дверь. – Ты не обижайся на отца, он у нас…
– Да, – с готовностью кивнула я, фальшиво улыбнувшись. – Он у нас и так многое пережил. Понимаю.
– Хорошо, – мать кивнула и вернулась к своим делам. Как легко было ей врать! Порой я даже задумывалась, дело в моем актерском таланте или в равнодушии матери. Но эти мысли не задерживались в моей голове: и без них жилось не сладко.
Надев на плечи рюкзак, я закрыла за собой входную дверь и пошла в школу. В этот раз специально вышла пораньше, чтобы пройтись пешком. В автобусах было душно в это время года, плюс вечная давка, будто весь город ехал в одном направлении. Лучше уж осенний ветерок и пение птиц вокруг, чем поездка на общественном транспорте утром.
До школы я дошла на удивление быстро, но почувствовала, что оделась совсем не по погоде: ткань рубашки была слишком плотной для начала сентября. Последний раз мы покупали одежду в прошлом году. Денег не хватало, а я не росла с некоторых пор, и могла продолжать носить прежний размер, соответственно не было нужды в покупке новых вещей. Да и отец решил, что тратиться на меня нет смысла, тем более появился Мотя: ему нужней.
Когда я подошла к воротам элитного учебного заведения, заметила школьников. Они были такие разные, не похожие друг на друга: кто-то с розовыми волосами, кто-то с пирсингом на губе, у кого-то на плечах висел чехол с гитарой, несколько мальчишек были подстрижены под нуль. Однако эти люди сходились в одном: яркие, улыбчивые. Словом, моя полная противоположность.
К школе подъезжали дорогие автомобили, из окон выглядывали отцы или матери, улыбались своим деткам и желали им хорошего дня. Мечта. Несбыточная для меня. Хотя я никогда не строила воздушных замков, но с тех пор, как отец изменился, прекрасные мечты больше не лезли в голову. Одна сплошная серая реальность. Хорошо, не бьет каждый день, и на том спасибо.
Свернув во двор, я замедлила шаг – скорее по какому-то предчувствию, чем осознанно. Я скользнула взглядом по спортивной площадке, посмотрела в сторону баскетбольного щита и замерла, не в силах отвести глаз. Витя вел пас, обходя то одного, то другого. Он вел мяч уверенно и совсем не глядя, продолжая отбивать ритмы об асфальт. Прыжок, подача – и крики девчонок, толпившихся рядом. Шестаков прошел вальяжным шагом мимо парней, раскинув руки, подобно щедрому и милостивому божеству, и горделиво задрав подбородок. На нем была свободная майка, не скрывавшая абсолютно ничего – наверное, поэтому я и смутилась.
Загорелая бронзовая кожа, рельефные плечи и лопатки, которые он отводил назад, подчеркивая идеальную спортивную осанку. И улыбка победителя. Влажные от пота волосы прилипли ко лбу Шестакова, он провел по ним ладонью, и в этот момент мы встретились взглядами. Улыбка сползла с его лица, =он вдруг сделался серьезным.
Сердце в груди словно разрывалось от стука, который заглушал даже шум улицы. Я слишком громко дышала, но никак не могла насытиться кислородом. А он продолжал смотреть. Прожигать взглядом каждую клеточку моего тела. Мои губы обдало теплом словно их коснулись чьи-то пальцы. Со мной никогда такого не было, и даже захотелось улыбнуться Вите, поднять ладонь вверх и поздороваться.
Однако в этот момент перед Шестаковым возникла Алена. Она повисла на нем, словно на спасательном круге, а Витя… он притянул ее к себе и чмокнул в щеку.
Глупость, конечно. Алена – его девушка, они в отношениях, и даже считаются самой популярной парочкой этой школы. Но почему мне вдруг показалось, будто в грудь вонзили кол?..
Силой я заставила себя отвернуться, ускорить шаг и продолжить свою роль невидимки. В конце концов, у меня отлично выходило уживаться с обликом серой Риты. Сейчас ничего не изменилось, да и не изменится.
Первым уроком у нас стояла математика. Вела ее Татьяна Николаевна – женщина довольно молодая, лет тридцати пяти с виду. Волосы ее были завязаны в пучок, на глазах тонкие прямоугольные очки, а одета она была в довольно скучное черное платье, облегавшее ее худое тело. Татьяна Николаевна напоминала меня.
Шестаков на урок не спешил, и не он один. Несколько ребят опоздали минут на пять, а кое-кто и на все двадцать. Скромная учительница лишь кивнула, натянуто улыбнулась и продолжила объяснять тему урока. Не знаю, любила ли она свой предмет, но искры и радости от самого процесса преподавания я в ней не заметила.
После математики в расписании шла физкультура, и тут меня поджидал сюрприз. Как выяснилось, спортивную форму выдавала школа, и на урок можно было идти только в ней, или – прогул. Форму мне, конечно, выдали, но попросили в следующем месяце за нее заплатить. Я знала, что это взбесит отца. А его плохое настроение всегда сказывалось на мне, в прямом смысле этого слова.
Переодевалась я последней, так что на урок пришла с опозданием. Даже скромно извинилась, но почему-то привлекла к себе особенное внимание одноклассников. Хотя и было понятно почему: в обтягивающих лосинах, которые подчеркивали каждый изгиб моих худых ног, я выглядела, видимо, странно.
– Опоздавшие у нас делают двадцать приседаний, госпожа… как вас зовут, кстати? – уточнил учитель, чьего имени я не знала.
– Маргарита Романова, – произнесла я, поправляя очки. За спиной послышался скрип, чьи-то шаги, и я словно почувствовала тепло, коснувшееся моей спины. Кинув взгляд через плечо, я замерла, заметив Витю. Теперь на нем была нормальная майка, которая прикрывала большую часть спортивного торса. Но от воспоминаний меня бросило в жар, и я поспешила отвернуться.
– Шестаков, в конец зала! – раздраженно крикнул мужчина. – Вместе с новенькой. Разгуливаете, словно сейчас не уроки, а перемена.
– От слова «вместе» бывают и дети, Олег Алексеевич, – с усмешкой сказал Шестаков. Одноклассники прыснули со смеху, а мне захотелось провалиться сквозь землю. Ну и юмор.
– Шестаков! – в очередной раз повысил голос физрук. Витя подошел ко мне вплотную, и неожиданно я почувствовала, как его пальцы коснулись моей спины. Он медленно провел от лопаток к пояснице. Мурашки побежали по телу; казалось, каждая клетка во мне ожила и затрепетала от этого простого прикосновения. Однако я быстро пришла в себя и сделала шаг вперед, бросив на Шестакова взгляд, полный раздражения.
– Пойдем, – ироничным тоном произнес Витя, его губы растянулись в надменной улыбке. – Поприседаем?