Ваню Акулича сослали в командировку на Каспий.
– У тебя вполне морская фамилия, – сказал ему главный конструктор завода. – И голова варит. Недельки за две проведешь испытания новых рукавов для рыбонасосов и вернешься с загаром. У нас сейчас загорать еще рановато. Так что девушкам ты очень будешь нравиться.
Ваня собрал техническую документацию по рыбонасосным рукавам и личные вещи. Все поместилось в плоский чемоданчик-дипломат. Отдельно, в полиэтиленовый расписной пакет с ручками, мама положила Ване еду на дорогу и на первый случай. В последний момент Ваня положил в мамин пакет литровую банку эпоксидной смолы ЭД-5 и аптекарскую бутылочку полиэтиленполиамина – отвердителя.
Поезд на Астрахань загнали чуть ли не на последний путь вокзала. Он стоял там пустой, холодный и темный. До отправления оставалось пятнадцать минут, но двери вагонов были заперты, и немногочисленные пассажиры начали волноваться. За десять минут до отхода двери Ваниного тринадцатого вагона открыл сонный усатый дядька в форме проводника. Он с грохотом откинул площадку и удалился. В тринадцатый вагон зашли три или четыре пассажира. Никто не проверил у них билеты. В вагоне пахло сыростью и немытым туалетом. Шторы в коридоре были задернуты, свет в вагоне не горел, и пассажиры, сплошь мужики, матерно ругаясь, начали искать свои купе. У кого-то нашлась зажигалка. Благодаря доброте ее владельца, пассажирам удалось разместиться.
Было двадцать три с хвостиком. Ване хотелось спать, но проводника не было, постель никто не предлагал. Поезд, повизгивая на стрелках, выбирался из Воронежа в открытую степь. Коротая ожидание, Ваня уложил голову на руки и слегка вздремнул на столике. В районе часа ночи Ваня встряхнулся и пошел добывать себе постель, так как вспомнил цитату из «Золотого теленка»: «Дело спасения утопающих – дело рук самих утопающих». Он постучал в купе проводников. На стук дверь слегка раздвинулась, оттуда высунулась рука с упаковкой постельного белья, и послышался хриплый голос с кавказским акцентом:
– Сто рублей.
Ваня подал деньги в щель, и дверь поехала на место. Раздался щелчок замка. Ваня оглянулся: в коридоре тускло тлели лампочки. Шевелились коричневые занавески на окнах. Кроме стука колес на стыках и скрипа вагонных перегородок – никаких звуков.
«Дом на колесах, с приведениями», – подумал Ваня и понес белье в свое пустое купе.
В Астрахани добросовестно светило солнце. Ваня торопливо доел две последние мамины котлеты, стряхнул хлебные крошки с брюк и запил все остатками компота. Сверив маршрут с бумажкой, он двинулся в управление порта, до которого, оказывается, было рукой подать. Там, потолкавшись в людных коридорах, Ваня нашел нужный кабинет, предъявил свои бумаги и был направлен в порт, на корабль «Самур». «Самур» стоял у пристани бок о бок со своим близнецом – «Днепром». Для того, чтобы попасть на «Самур», нужно было подняться на борт «Днепра», обойти ходовую рубку и по деревянным сходням перебраться на «Самур». Ване все было в диковинку. Корабли по-особому пахли краской, деревом, машинной гарью и водорослями. Может быть, это и не корабли пахли, а была обычная стихия речного порта, но Ваня впитывал эти запахи в себя, как запахи новых земель, как Робинзон, высадившийся на необитаемый остров. Перепрыгнув стальной трос, который мешал проходу, Ваня оказался на «Самуре». Здесь ему предстояло прожить более, чем полмесяца. Ваня обратил внимание на то, что у «Днепра» палуба деревянная, пахнущая сосной, а на «Самуре» палуба железная и окрашена красно-коричневым суриком.
«Самур» показался Ване безлюдным. У трапа на мостик в пляжном раскладном шезлонге дремал вахтенный матрос. На появление нового человека на борту он отреагировал слегка приоткрыв один глаз, но тут же его закрыв.
– Как мне найти капитана? – робко спросил Ваня.
– Нет капитана, – не поднимая век, категорически, с заметным акцентом ответил вахтенный.
– Я прибыл на испытание рыбонасосных рукавов, – попытался узаконить свое присутствие Ваня.
– Тогда иди, – налегая на согласные, отозвался матрос. При этом он лениво взглянул на Ваню одним глазом.
– Куда? – недоуменно уставился обоими глазами на вахтенного командированный. – Я уже прибыл…
– Э, надоел, – пробудился от дремы матрос, – вон туда иди. Видишь, открыто? Там на двери будет написано: «Старпом». Тебе туда надо.
– Спасибо, – вежливо ответил Ваня и направился к открытой металлической двери.
В узком коридорчике было жарко. Отчетливо слышался гул работающего на малых оборотах двигателя. Ваня нашел дверь с табличкой «Старпом» и неуверенно постучался. На стук никто не отозвался, поэтому Иван после некоторого колебания попытался открыть дверь. Дверь оказалась заперта, и инженер-испытатель, подхватив с пола дипломат и пакет, поплелся к выходу на палубу. Снаружи над выходом нависла тень от следующего этажа надстройки. Оттуда через какую-то дырку с журчанием полилась грязная вода.
– Эй, скажи этому Корову, чтоб не выливал вода на мостик! – закричал проснувшийся вахтенный матрос. – Шпигаты засориш, кто чистит будет?
Вода перестала течь, и Ваня ступил на солнечный свет.
– Нету старпома, – сказал он стоящему матросу.
– На мостик иди, – ответил вахтенный, мешком упав в шезлонг.
– Коровин, – загудел низкий голос сверху, – кто тебе разрешил брать пожарное ведро?
– Так оно лежало … – послышался другой голос, повыше.
– Я тебе покажу «лежало»! Что там за посторонний человек ошивается? Вахтенный!
Матрос резво соскочил с шезлонга и, подняв голову, ответил:
– Рыбонасоса это. Ему старпома надо.
– Пусть сюда поднимается, – прогудело сверху.
– Я же тебе говорил, на мостик иди, – с упреком обратился вахтенный к Ване. – Вот трап, видишь? Наверх иди. Там твоя старпома.
Солнце слепило глаза, и Ваня почти на ощупь начал карабкаться по крутой железной лесенке-трапу. Когда ступеньки трапа закончились, Ваня обнаружил перед собой толстый живот, обтянутый грязной тельняшкой. Обладатель живота и тельняшки оказался краснолицым мужиком. На голове его лихо сидела мятая фуражка с якорем.
– Я главный механик, Петр Степаныч, – представился он, сунув Ване ладонь с въевшимся в нее мазутом. – А вы кто будете?
– Акулич я, Иван, – скромно представился Ваня. – Я на испытания командирован. Из Воронежа. А вы не знаете, где старпом?
– Старпома нет. Съехал на берег. Я в курсах, ты у него в каюте будешь жить. Погоди, сейчас вот одну штуку закончу и дверь тебе открою, чтоб устроился.
Примерно через час прибыл старпом, но это уже не имело значения. К этому времени Ваня облазил почти весь корабль, наобщался со словоохотливым «дедом» – механиком, и пребывал в состоянии непереходящего восторга.
– Вообще-то я не механик, – рассказывал ему «дед». – Должность называется «главный энергетик». Корабль-то у нас самый что ни есть современный. Из фрегата переделан. Серия эта не пошла, так ее пустили на гражданку, под рыбонасосы. А «дед» – это с прежних времен кличка такая у всех механиков. У нас не паровой котел и не дизель – турбина. Видал когда такое? Два ходовых винта и еще два по бокам – подруливающие. Те, правда, электрические. Захотим – боком пойдем. К любому пирсу причалим. Ты на море был?
– Был, – отвечал Ваня. – На Черном. С родителями, когда в школе учился. Потом как-то не до того было.
– А я на северах ходил. На сухогрузах. В Швецию, в Норвегию. А сейчас вот, видишь, по Волге-матушке чапаю. Но пароход наш – чистое золото! Пойдем на Каспий, мы ему копоти-то дадим. Есть такое задание, заодно и на максимальный ход его проверить. По бумагам должон тридцать три узла давать! Ты представляешь?
– Нет, не представляю, – искренне ответил Ваня.
– То-то, – миролюбиво заметил «дед». – Тридцать три узла это, братишка, не кильку насосом качать, а флаг страны демонстрировать. Это не корабль – ветер!
Старпом, который уступил Ване часть своей каюты, вернее, диванчик у переборки, практически не существовал. Забегая вперед, скажу, что потом Ваня видел его всего три-четыре раза за все плавание. Старпом – смуглый горбоносый дядька, несмотря на жару, в чем-то наглухо синем, витал где-то рядом, но на глаза упорно не попадался. Зато капитан, у которого лицо было на треть краснее, чем у «деда», а голос на октаву ниже, царил на «Самуре» властителем и самодержцем.
– Боцман, на бак! – ревел он из ходовой рубки белугой или севрюгой, игнорируя громкоговорящую корабельную связь. – Отдать носовые!
И уже отдельно матросу-рулевому, но в той же тональности:
– Отводи корму, идолище, ты же мне весь подзор погнешь!
Ваня через короткое время настрополился в морской терминологии. Но на тот момент значения слова «подзор» он не знал и ужаснулся, представив себе что-то вроде огромной подзорной трубы, которую зачем-то собирался погнуть нерадивый матрос. Капитан, перевесившись через ограждение мостика, пытался разглядеть что-то внизу и сзади. Из чего догадливый Ваня сделал правильный вывод, что «подзор» – это часть кормы корабля, плавно переходящая в днище.
«Самур» с достоинством вырулил на середину Волги. Турбина гудела с легким посвистом. Металл корабля мелко и почти незаметно вибрировал. Ваня метался с носа на корму, с кормы на мостик и оттуда снова на нос. С носа открывался бесподобный вид на красавицу Волгу. За кормой бурлила вода, вспененная мощными винтами. На мостике же, понятное дело, Ваня чувствовал себя одновременно и Христофором Колумбом, и Магелланом, и адмиралом Нельсоном.
Капитан благосклонно взирал на Ванины метания и даже разрешил порулить судном. Это был верх блаженства! На «Самуре» не было никакого штурвала со спицами, как это должно быть хотя бы по традиции. Вместо него из пульта, похожего на рабочее место диспетчера электростанции, торчали два хромированных поручня. С внутренней стороны каждого находилась большая клавиша. Матрос-рулевой сидел на вращающемся кресле и изредка слегка нажимал пальцами на одну или другую клавишу. Прямо перед рулевым находилась большая картушка путевого компаса, испещренного мелкими делениями. По ней даже самое легкое отклонение корабля было отчетливо видно. Матрос без команды, с легкой небрежностью восстанавливал курс.
Ваня положил руки на поручни и ощутил сложенными пальцами шероховатость клавиш, нагретых рулевым. Удивительно, как чутко реагировал «Самур» на самое легкое движение. Махина водоизмещением в четыре с половиной тысячи тонн была послушной, как велосипед. Другого сравнения Ваня просто не придумал.
Два с лишним часа продолжалось это упоительное скольжение по реке. Потом капитан начал отдавать команды, главную из которых Ваня уже знал:
– Боцман, на бак. Приготовиться к швартовке!
Рулевой занял свое место. Снизу, из машинного отделения, поднялся Петр Степаныч. Посмотрел на берег, приложив руку ладошкой ко лбу от солнца:
– Это база морлова. Заправляться будем, – сказал он, обращаясь к Ване. – Раньше завтрашнего дня не уйдем. Ты что собираешься делать?
– Как что? – не понял вопроса Ваня.
– А то, что вся команда на берег сойдет. Ты тут просто с голоду опухнешь.
– А повар, то есть кок, тоже уйдет?
– Куда ж ему деться? Все уходят, и он уйдет. Я же тебе сказал: здесь база морлова!
Совершенно сбитый с толку Ваня начал наблюдать за процессом швартовки. На берегу виднелись серебристые емкости, наподобие тех, что стоят на нефтебазах. От них к дощатым причалам тянулись мостки, по которым были проложены трубы. «Самур» развернулся носом против течения и пришвартовался к одному из таких причалов. Матросы, надев промасленные рукавицы, затащили на борт толстый резиновый шланг и присоединили к нужной горловине на палубе корабля. Толстая женщина в комбинезоне помахала рукой от синей будки в конце причала.
– Начинай! – басом прогудел «дед».
Женщина вперевалку ушла в будку, а шланг зашевелился, как живой питон, наполнившись топливом, которое пошло в танки корабля. На борту стало заметно оживленнее. Перед отходом из Астрахани Ваня насчитал десятка два членов экипажа. Это были в основном молодые люди. На их фоне капитан, старпом и механик выглядели настоящими дедами. Без кавычек. Одеты все корабельщики были кто во что горазд, что Ваню слегка расстроило, так как не стыковалось в сознании с понятием «команда». Только на штурмане было некое подобие кителя с блестящими пуговицами и нашивками на рукавах. Зато на голове поверх шевелюры вздымалась старая соломенная шляпа.
Члены команды по одному или мелкими группами сходили с корабля по спущенному трапу и удалялись по зыбким мосткам в совершенно пустое пространство на берегу. Ваня ничего не понимал: на берегу не было заметно никаких строений, хотя бы отдаленно напоминавших хоть самую захудалую деревню. Метрах в ста от берега криво пристроилось кирпичное одноэтажное здание казенной архитектуры с облупившейся побелкой. Вдаль уплывали песчаные барханы, поросшие клочками выгоревшей травы. Еще реже наблюдались хилые деревца без собственной тени. И более ничего!
Кто-то тронул Ваню за локоть. Он обернулся и увидел страпома. Это был единственный в своем роде случай, когда Ване удалось не только пообщаться со старпомом, а даже некоторое время просуществовать с ним бок о бок.
– Пойдешь со мной на берег? – спросил старпом. – А то ведь тебя здесь даже покормить некому будет.
– Пойду, – сразу согласился Ваня, так как понял, что выбора у него нет.
Старпом ушел в их совместную с Ваней каюту и возвратился оттуда со вздувшимся старым портфелем.
– Айда, – кинул он Ване через плечо.
И стал спускаться на причал по качающемуся трапу.
Спотыкаясь на кочках и черпая туфлями песок, Ваня плелся за старпомом по слабо натоптанной тропе, проложенной среди барханов. Пейзаж странно изменился: бугры продолжали торчать, как и торчали до сих пор, но впадины между ними оказались сплошь перекрыты старым шифером, ржавым кровельным железом, лохматым рубероидом и почерневшей дранкой. То тут то там виднелись жестяный трубы, из которых струился синий дымок. Пахло костром и жареной рыбой. В торцах этих загадочных сооружений наблюдались какие-то подобия окон и дверей. Иногда двери заменялись цветастой тряпкой или грязной марлей.
Старпом уверенно вел Ваню по лабиринту полуподземных трущоб, легко взбираясь на очередной бугор и лихо сбегая в очередную впадину. С гребня особенно высокого бархана Ваня убедился, что поселение-призрак не имеет четко очерченной внешней границы, как не было им замечено и его начало. Старпом исчез, буквально провалившись сквозь землю. Одинокому Ване стало неуютно на солнцепеке. Из тени на дне впадины, прямо у Вани под ногами, раздался приветливый женский голос:
– Заходите, пожалуйста, гостем будете!
Ваня сбежал по короткому косогору и очутился в межбарханной перемычке, в торце которой белела крашенная застекленная дверь. На пороге стояла молодая женщина с распущенными черными волосами и приглашающе смотрела на Ваню. Робея, Ваня переступил порог землянки и увидел старпома, восседающего за длинным столом, покрытым розовой цветастой клеенкой. Дальний конец помещения был завешен чем-то полосатым, и там угадывалось шевеление.
Женщина представилась Валей и захлопотала, выставляя на стол посуду.
Старпом тоже не бездействовал. Он раскрыл на коленях свой портфель, глубоко запустил в него руку и стал один за другим доставать многие предметы: две бутылки водки, бутылку красного вина, что-то тяжелое, завернутое в газету «Труд», батон копченой колбасы, две баночки латвийских шпротов, пачку черного чая «Майский». «Что-то» оказалось увесистым фрагментом головки пошехонского сыра.
На стук предметов по столу из-за занавески появилось еще одно лицо женского пола, более похожее на старшеклассницу. Она помахала Ване ручкой, как хорошая знакомая:
– Я Алена, а тебя как зовут?
– Иван, – ответил сопровождающий старпома, стараясь окончательно не упасть духом, так как начал смутно догадываться о назначении места прибытия.
– Ты садись, Ванечка, – защебетала Алена, подтаскивая слегка упирающегося Ваню к столу. – В ногах правды нет, еще накачаешься!
– Чем накачаешься? – непритворно испугался Ваня, воззрившись на бутылки.
– В море накачаешься, на волне, – развеяла его сомнения Валентина. – На Каспии волна короткая, злая. Всех укачивает.
Ваня умостился на длинной скамейке, как кочет на насесте, и стал ждать развития событий. События развивались стремительно. Валя и Алена достали откуда-то эмалированные щербатые миски с кусками красной рыбы, черной икрой и квашеной капустой. В хлебнице, накрытой вышитой салфеткой, оказался тонко нарезанный, пахучий до умиления белый хлеб. В углу около двери засипел на закопченном примусе огромный чайник. Последним украшением стола стали чистенькие граненые стаканчики ёмкостью по сто граммов.
– Ну, девочки, за встречу на земле обетованной! – провозгласил старпом и опрокинул стаканчик в рот четким движением тренированной руки.
Девушки уверенно поддержали моряка и потянулись вилками за капусткой. Ваня чуточку замешкался, но, не желая выглядеть новичком-салагой, постарался осушить стаканчик одним глотком, едва не удавившись от неожиданной крепости напитка. Аленушка сочувственно похлопала Ваню по спине и сунула ему в панически открытый рот спасительную капусту. Ваня утер слезы, благодарно посмотрел на Алену и поспешил заполнить рот колбасой.
– Да ты красной рыбки, икорки попробуй, – радушно предложила Валентина. – Нашей рыбки лучше нету.
Ваня послушно взял рукой кусок рыбы из миски, куснул его и расстроился. Рыба показалась пересоленной и жесткой. Прикрыв недоеденный кусок рыбы свободной ладонью, Ваня поддел на вилку еще порцию вкусной капусты и стал ее методично пережевывать, отбивая в организме впечатления от водки и рыбы.
Сидящие напротив Вани с Аленой старпом и Валентина подозрительно сблизились и невесть что энергично отвоевывали друг у друга под столом. Потом слегка вспотевший старпом налил по второй. Потом и по третьей, для чего была распечатана вторая бутылка. Ваня выдержал и эту экзекуцию. Спасла капуста. Изнутри, в стеклянную ячейку двери отчаянно колотилась ошалевшая муха. Правым боком Ваня ощутил упругую грудь Алены и тоже вспотел. Старпом и Валентина бочком ускользнули за занавеску. Оттуда раздались звуки шлепков и повизгивание. Справа близко-близко Ваня обнаружил большие глаза Алены. Чтобы сбросить наваждение, командированный из Воронежа начал панически обгладывать кусок несъедобной рыбы, хранившийся до этой поры под мокрой от волнения ладошкой. Из-за занавески, усиливаясь, понеслось кряхтенье старпома и стоны Валентины.
– Давай еще выпьем, – неожиданно для самого себя предложил Алене Ваня.
– Давай, – спокойно согласилась Алена и взяла на себя роль виночерпия.
Четвертый стаканчик Ваня осилил с огромным трудом. Капуста закончилась, а икра не принесла облегчения. Банки шпротов стояли не открытыми, чай в запечатанной пачке не сулил благ. Оставались колбаса, хлеб и сыр, в него-то Ваня и вгрызся, закупоривая пищевод, из которого наружу так и рвалась проклятая водка. В отчаянной суете Ваня и не заметил, что ловкие ручки Аленушки расстегнули его брюки и добрались до того, что числилось исключительно в индивидуальном пользовании. К стыду хозяина, оно проявило готовность к действиям, о смысле которых Ваня догадывался, но возможности проверить на практике не имел.
Как на грех, из-за занавески высунулась рожа старпома.
– Давай, кадет, наяривай! Не посрами императорский флот! За все заплачено! – рявкнул он, ухватил со стола кусок сыра и исчез.
Алена, к удивлению Вани, держалась за него прямо-таки на правах собственника. Нужно было что-то делать, но что именно – Ваня понятия не имел. Алена стала теснить Ваню бедром к занавеске, не отпуская, однако, в свободный полет. Так в полуобъятиях они добрались до зазанавесочного пространства, где обнаружилась еще одна, продольная занавеска. За ней Ваня узрел подобие простыни. Напротив, из-за подобной же занавески, торчала волосатая нога старпома пяткой вверх.
Путаясь в тенетах недоснятой одежды, Ваня то порывался обхватить Алену покрепче руками, то рвануться к выходу. Все закончилось неожиданно, ошеломляюще и совсем не так, как планировалось. Потрясенный таким исходом, Ваня сидел на простыне, попирая на полу собственные брюки и не решаясь поднять глаза на Алену.
Алена, слава богу, не выглядела потрясенной. Устранив недоразумение с помощью вафельного полотенца, она уложила покорного Ваню на ложе и уже через короткое время каким-то волшебством сумела восстановить его утраченное достоинство. Все, что было потом, вылетело из Ваниной головы, как пороховой дым после выстрела. На закате, придерживаемый за локоть старпомом, Ваня шел по барханам на корабль, витая между тем и этим светом, не замечая кочек, песка, и ям. Старпом вполголоса напевал космополитическую песню, куплет из которой Ваня против воли запомнил на всю жизнь:
Я по русским женщинам в Алжире
Тосковал, хотел уже запить,
Хорошо, когда в подлунном мире
Можно белокожую любить!
На «Самуре» все было тихо и спокойно. Вахтенный отсутствовал. Старпом снова испарился, пояснив перед этим Ване, что «сон – мощный лечебный фактор», по словам академика Павлова.
Ваня находился в таком состоянии, что спать не мог. Он поднялся на пустой мостик, вошел в рубку, посидел на месте рулевого, посмотрел на реку. Волга, как по учебнику, безостановочно стремилась к Каспийскому морю. Приветливо подудел пассажирский пароход, который шел к Астрахани. Зажегся бакен на фарватере.
Ведь что-то значительное произошло в жизни. Не так, как грезилось. Совсем по-другому. Но произошло. Ване вдруг стало ужасно грустно. Ему захотелось побежать опять к Алене, уговорить ее уехать с ним. Остаться с ним. Может быть, попросить ее выйти за него замуж? Ваня с трудом стряхнул с себя дурман базы морлова и с горечью подумал, что все вокруг неправда: Алена и Валентина с их короткой, оплаченной старпомом любовью. Красное закатное солнце, которое светило, но не грело. Волга, по грязной воде которой плыла солома. И красная несъедобная рыба.
Старпома в каюте не было. Ваня улегся на отведенный ему диванчик и провалился в тартарары беспробудного сна.
На следующее утро Ваня пробудился от женского крика. Кто-то звал его по имени. Он выскочил из каюты, на ходу напяливая футболку. Внизу, на серых досках причала, стояла Валентина во вчерашней цветастой юбке.
– А Николай где? – спросила она, задрав голову.
Ваня понял, что речь идет о старпоме. Он помотал головой и бросился обратно в каюту. Подушка на койке старпома лежала непримятой. Ваня снова выскочил наружу:
– Не знаю. Нет на месте.
– Спускайся, – распорядилась Валентина. – Поедешь со мной.
Плохо соображающий «кадет» сошел на причал по раскачивающемуся трапу и покорно последовал за Валентиной, которая целеустремленно пошла впереди него вдоль причала. Ниже досок причала Ваня обнаружил длинную некрашеную лодку, привязанную к ржавой опоре. Валентина решительно ступила в лодку и повернулась к Ване:
– Влезай!
Почти по центру лодки, чуть ближе к корме, размещался какой-то дореволюционный движок, который Валентина завела, дернув за шнур. Движок застучал, зачадил синим дымом. Валентина отвязала веревку, и лодка валко пошла вверх по течению. Ваня сидел на носу. У него под ногами, между деревянных реек сланей, плескалась грязная вода. Валентина сидела на корме и правила, зажав подмышкой длинный румпель. Смотреть в ее сторону Ваня опасался, так как юбка у Валентины задралась выше колен.
Через минут пятнадцать Валентина ловко подвела лодку к низкому свайному настилу, с которого, видимо, полоскали белье. Движок чихнул и заглох. Лодка по инерции ткнулась в причал.
– Прыгай! – закричала Валентина с кормы. – Веревку прихвати! Привязывай!
Ваня прыгнул на скользкие доски, едва удержался на ногах, но веревку захватить не забыл и основательно привязал лодку к старой деревянной свае.
Валентина вышла из лодки и застучала каблуками по гулким мосткам, вдоль неказистых хатенок, отгороженных друг от друга корявыми заборами. Лаяли собаки и рвались с привязей. С внутренней стороны заборов свисали незрелые помидоры. Гоготали гуси, и вода плескалась прямо под ногами.
Валентина толкнула калитку нужного ей дома и пошла по дворику, не обращая внимания на беснующуюся дворнягу. Навстречу ей вышла полная тетка, украшенная холщевым передником. На животе передник был мокрым. Не обращая внимания на Валентину, она поманила Ваню пальцем, потом ухватила собачью цепь и поволокла дворнягу в сторону будки. Запихнула собаку в конуру, подперла дверцу поленом и тонким добрым голоском позвала Ивана в дом. Ваня поздоровался, но с подозрением покосился на дверцу конуры и прыгающее полено, которое собачка определенно старалась порушить изнутри. В дверях хибарки появилась Валентина и обратилась прямо к Ване:
– Иди, поможешь.
В сумраке сеней Ваня увидел деревянный запечатанный бочонок, на который указала Валентина.
– Неси в лодку, – распорядилась она.
Сама взяла хозяйку за локоть и удалилась с ней внутрь избушки. Ваня подхватил тяжелый и неудобный бочонок, прижал его к животу и направился к калитке. Он вовремя успел пересечь суверенную территорию пса, так как тот все-таки победил полено и вырвался наружу, намереваясь ухватить Ваню за штанину. За забором Ваня передохнул от стресса и от бочонка, приставив его к изгороди. Потом снова обнял ношу за талию и поволок к лодке. Погрузив бочонок в лодку, Ваня с огорчением заметил, что испачкал футболку ржавыми обручами.
Пришла Валентина. Завела движок, по плавной дуге развернула лодку и взяла курс к «Самуру».
– Икра, – перекрикивая выхлопы, закричала она Ване. – В Махачкале у Николая постоянный покупатель. Понял?
– Понял, – прокричал в ответ Ваня.
– Что, понравилась Аленка? – снова прокричала Валентина.
– Понравилась, – честно признался Ваня.
– Так приходи еще!
– Мы же сегодня отплываем.
– А ты потом приходи. Она ждать будет, – засмеялась Валентина.
От этого смеха Ване вдруг полегчало. Не все так уж плохо, оказывается. И солнце светит. И по Волге ходит космами почти прозрачный утренний туман. И у Валентины волосы вьются на ветру. Но ниже плеч все равно смотреть боязно!
– В каюту не ставь, – посоветовала она Ване. – Неси в колпит. Там холодно. Николаю только скажи. Ну, до встречи!
Она пошла в сторону своей лодки по гулким доскам в развевающейся юбке и с развевающимися волосами. Ваня смотрел ей вслед и впервые в жизни задумался о загадочности женской души.
На корабле было все так же тихо и безлюдно. Спросить, что такое «колпит» было не у кого. Поэтому Ваня, презрев совет Валентины, приволок бочонок в каюту. Потом он поднялся на мостик, посмотрел оттуда, как за лодкой Валентины тянется серебристый, раздвоенный, как ласточкин хвост, след. Потрогал запотевшие холодные поручни и почти собрался вновь вернуться в каюту, когда услышал тележный грохот приближающегося электрокара. Тележка в три этажа была нагружена звякающими ящиками. Она подкатила к трапу и остановилась в десяти сантиметрах от края причала. Откуда-то из-за штабеля ящиков проявились две дюжие фигуры и начали резво разгружать электрокар. Опустошенное транспортное средство застучало колесами в сторону барханов. А бравые молодцы стали таскать ящики на корабль. Как заметил с мостика Ваня, все ящики были заполнены однотипными бутылками.
На мостик тяжело поднялся небритый капитан с взъерошенной седой щетиной на голове. Он вяло ответил на Ванино приветствие, осмотрелся вокруг, будто бы искал пропавшую вещь, и снова удалился. То по одному, то мелкими группами от барханов потянулись к кораблю матросы. Походка у всех без исключения была не совсем ровной, а некоторых вели заботливые товарищи.
Заработал двигатель. «Самур» ожил. Вновь появился побритый, краснолицый, как индеец, капитан, толкая перед собой облако из паров одеколона.
– Боцман, на бак! – захрипел он в микрофон, не доверяя собственному басу.
На носу появился уже знакомый Ване рыжий боцман. Он открыл лючок на борту, достал оттуда свой микрофон и прокричал:
– Никифоров, стань на кормовой! Приготовиться!
– Отдать носовой, – дунул в микрофон капитан. Боцман засуетился у кнехтов.
– Стой! – раздался истошный крик с причала. – Куда тебя, зараза, несет? Шланг заправочный порвешь, недотепа пьяная!
От облупленной синей будки к кораблю тяжело бежала женщина в комбинезоне и махала снятой рукавицей.
– Закрепи назад носовой! – загудел капитан во всю радиомощь «Самура». – Коровин, отцепи этот шланг растреклятый! Где «дед»? Кто заправку проспал? Боцман, потом ко мне моториста притащишь, я ему ухи оборву под самый корень!
Ваня с изумлением наблюдал за суетой на борту. Шланг отцепили и сбросили на причал. Когда боцман снова стал сматывать с кнехта носовой швартовый канат, с кормы раздался вопль:
– Штурмана нет! Штурмана потеряли!
– Боцман, крепи носовой! – в ярости распорядился капитан.
И обращаясь к невидимому Ване собеседнику на корме, попытался в нехороших выражениях выяснить, кто последним видел штурмана?
– Вон он, штурман! – снова закричали с кормы.
Над барханами Ваня рассмотрел лихую соломенную шляпу. Штурмана приняли на борт, для чего снова пришлось спускать трап. Женщина в комбинезоне сбросила петли швартов с тумб на причале, и «Самур» медленно начал разворачиваться носом вниз по течению Волги.
Капитан сам стоял на руле, то есть на клавишах. Незаметно на борту вновь все вымерло.
– Видишь, – доверительно обратился капитан к Ване, – с одного боку нас вешки белые, а с другого – красные. Ограждение судового хода. Если поворот будет, смотри на берег, там створные знаки стоят. Их надо совместить и на них править, чтобы с фарватера не сойти. Ну-ка, стань к штурвалу.
Ваня с удовольствием уселся на вращающийся стульчик и положил ладони на поручни.
– Два градуса к осту, – скомандовал капитан.
Ваня наклонился над компасом, щелкнул левой клавишей и проследил за тем, как стрелка плавно пошла влево.
– Много, – подсказал капитан. – У парохода инерция большая. Не старайся сразу править туда, куда я сказал. Не добирай чуточку, чтобы не пришлось снова на курс выправлять. Ну-ка, осади чуток. Хорошо. Главное, не спеши. Правь себе тут потихоньку. Я пойду еще часок подремлю. Запомни, всё, что тебе навстречу плывёт, должно проходить по левому борту. Ну, сам понимаешь, движение и по воде у нас правостороннее.
Капитан отвернулся от Вани и пошел с мостика. Только через минуту Ваня осознал весь ужас своего положения: плывущий корабль в четыре с половиной тысячи тонн оказался в его неумелых руках! Позвать на помощь было некого. В институте Ваню научили многим бесполезным предметам, а о судовой навигации не сообщили ни слова! Урчал двигатель на малых оборотах, ладони вспотели на поручнях. Река стала вдруг неимоверно узкой, а красные и белые вешки прямо-таки устремились под корабль!
Через час Ваня устал так, будто бы разгрузил вагон с кирпичами. Теперь легкость, с какой «Самур» слушался его команд, не восторгала, а пугала. Корабль казался ему необъезженным конем, мустангом из прерии. Хорошо, что он плыл не ускоряясь, помаленьку, предусмотрительно поставленный капитаном на «малый вперед». Еще через час Ване захотелось сходить кой-куда, но смены не было, и где ее, эту смену, искать на корабле-призраке – неясно. За все время добровольной вахты никто не попался Ване на глаза. Отчаявшись найти сострадание, Ваня боязливо выпустил поручни из рук. Корабль невозмутимо плыл вниз по реке. Ваня пристроился на самом крыле мостика и справил малую нужду в воду с высоты трехэтажного дома. Ваня подозревал, что совершает страшный грех. А куда было деваться? Вместе с физическим облегчением пришло облегчение моральное. Ваня уверенно взгромоздился на стульчик рулевого и даже пожалел, что не знает, как заставить «Самур» плыть быстрее.
Вверх по Волге, мимо Вани прошел большой грузовой корабль «Кулунда». Он приветствовал «Самур» гулкой сиреной. Но Ваня не знал, где находится управление сигналом, поэтому ограничился тем, что вышел на крыло мостика и помахал «Кулунде» рукой.
Совершенно случайно Ваня оглянулся и ахнул: в кильватерной струе «Самура», покачивая горлышками, десятками плыли полупогруженные пустые однотипные бутылки!
К часам к пяти вечера на мостик вскарабкался капитан. Он многозначительно посмотрел на совершенно изнемогшего Акулича и указал пальцем вперед:
– Смотри, это дельта Волги. Райское место для охоты и рыбалки. Раз ты сам сюда дошел, пароход не утопил вместе с командой, значит, настоящий мужик! Флотской закалки! По отцовой линии у тебя никто на флоте не служил?
– Не знаю, – ответил Ваня, окидывая взором мореплавателя неохватные просторы дельты.
Сбоку подошел матрос, сел на Ванино место и стал править кораблем.
– Сходи на камбуз, – посоветовал капитан. – Там в холодильнике жаркое в синей кастрюльке. Хлеб в верхнем рундуке.
Ваня пошел искать камбуз, жаркое и рундук. Но больше всего ему хотелось пить. На корабельной кухне – камбузе, прямо на металлическом разделочном столе, спал кухонный работник. Этот вывод напросился сам собой, так как на спящем и похрапывающем был надет когда-то белый халат.
В холодильнике нашлась синяя кастрюлька с остатками жаркого, впаянного в застывший оранжевый соус. Хлеб нашелся в деревянной хлебнице прямо на обеденном столе. Пока Ваня тоскливо озирался в поисках подходящей для питья жидкости, на камбуз ввалился один из матросов, открыл кран, припал к нему и стал жадно вбирать в себя воду. Не закрыв до конца кран, матрос ушел, даже не взглянув на Ваню, который удивился столь простому решению проблемы. Выросший в большом городе, Ваня строго следовал правилу, вдолбленному мамой: категорически не пить водопроводную воду! Так как матрос ушел своим ходом, а не рухнул в страшных корчах на пол, Ваня решился. Ополоснул кран снаружи, подставил под струю подвернувшуюся поварешку и налил ее до краев. Какой же вкусной показалась Ване вода! Попала ли она в кран прямехонько из Волги или из какого-то бака, Ваня не знал. Да и знать не хотел. Он выскреб до дна синюю кастрюльку, съел весь хлеб из хлебницы (или из рундука?) и пошел спать с чувством хорошо выполненного долга.
Среди ночи Ваня проснулся. Главный двигатель молчал, «Самур» тихонько покачивался. За иллюминатором было темно. Старпом по-прежнему отсутствовал. Ваня оделся и вышел на палубу. Со стороны кормы были видны далекие огни стоящих на якорях кораблей. «Самур» тоже стоял на якоре, развернувшись носом вверх по течению.
– Канал занят, – сказал кто-то, плохо различимый в темноте. – На море шторм, и суда проходят канал по очереди.
– Какой канал? – спросил Ваня.
– Каспийский судоходный, – услышал он в ответ.
Чиркнула спичка, и в ее желтом свете Ваня узнал штурмана. На голове штурмана белела все та же шляпа. Ваня подумал, что эта шляпа штурману нужна вовсе не для защиты головы, а служит дополнением к образу, как у актера Боярского.
Штурман понял, что Ваня не знает о существовании Каспийского канала, поэтому пояснил между двумя затяжками:
– Волга несет в Каспий много ила, и корабли просто так войти туда не могут. Все время приходится земснарядами размывать ил и далеко в море иметь прорытый канал для судов. Вон, перед нами пять пароходов стоят. Только к утру, может быть, при хорошем раскладе, нас в канал пустят. А пока иди спать, что тут на ветру делать?
После второй порции сна Ваня почувствовал себя молодым огурцом на весенней грядке. «Самур», гудя машиной, плыл по вздыбленному зеленому морю. Волны становились перед ним на дыбы, а он сходу таранил их острым носом. Рассеченные валы врывались на палубу тяжелыми стеклянными струями и кружевной пеной. Иногда Ване казалось, что корабль превращается в подводную лодку или вообще идет ко дну. Изредка «Самур» погружался вровень с бортами, и волны гуляли по палубе, как в бассейне. Поеживаясь от ветра и от жутковатой картины штормового плавания, Ваня вглядывался с мостика в это великолепие, не веря своему счастью. Это ж надо: в простой командировке проплыть по штормовому морю на настоящем фрегате!
В ходовой рубке стояли штурман в шляпе и кроме рулевого еще один матрос по другому борту. У рулевого лицо было зеленоватого цвета, а глаза излучали красный свет. Через определенные промежутки времени рулевой бросал свои поручни, бросался на крыло мостика и некоторое время висел там, перегнувшись через борт. Потом возвращался, утирая рот рукавом и, как ни в чем не бывало, продолжал свое дело.
Корабль шел с сильной килевой качкой, как по крутым горкам. Ване очень нравилось, когда на очередном спуске у него все внутри опускалось как бы на больших качелях. Но через некоторое время ликование сменилось у Вани настороженностью, потом озабоченностью. Что-то с животом было не так. Крутые спуски с горки уже не радовали, а напрягали. К горлу подкатывало, ноги слабели. Он успел все-таки добраться до старпомовской каюты, больно ударился о перекатывающийся по полу бочонок, но достиг раковины умывальника.
Выворачивало и трясло Ваню столь основательно, что у него закралось подозрение: не полезут ли наружу с остатками гуляша и внутренности? Совершенно ослабевший, цепляясь за привинченную к полу мебель, Ваня буквально дополз до диванчика и рухнул на него бесчувственной колодой. Что после этого началось, не пересказать ни в какой страшной сказке! Спать Ваня не мог, его крючила острая боль в желудке, голова раскалывалась и кружилась, приступы рвоты убивали. Стоя на трясущихся ногах на ускользающем полу, хватаясь дрожащими руками за раковину, Ваня пытался освободиться, кажется, даже от того, что съел месяц назад. Перед выпученными глазами Вани на белый фаянс за неимением ничего другого капал желтый желудочный сок. Страдания Вани были так сильны, что он решил для себя, что лучше уж умереть, чем мучиться. Для совершения суицида сил, однако, тоже не было.
Вечер и ночь прошли в сплошном кошмаре. В те секунды облегчения, которые редко даровал ему Каспий, Ваня давал себе страшные клятвы никогда в жизни даже близко не подходить к берегам океанов, морей и озер! Ваня божился, что в первом же порту сойдет на берег, купит билет на поезд и уедет в родной Воронеж. Там он вернет государству деньги за командировку и даже, если главный конструктор будет наезжать, уволится к чертовой бабушке! Он отчаянно взывал к богу морей Посейдону, умоляя его утопить «Самур» и вместе с ним его, Ванины, нечеловеческие страдания! Когда в иллюминаторе забрезжил серый рассвет, Ваня не то уснул, не то потерял сознание.
Очнулся Ваня, когда на часах, что висели на переборке прямо напротив диванчика, стрелки показывали без четверти три. Из раскрытого иллюминатора веял свежий теплый ветерок. «Самур» почти не качало. Шторм утих. Не веря в счастье вновь обретенной жизни, Ваня прислушался к себе. Ни одна из частей организма не посылала тревожных сигналов. Есть хотелось неимоверно. Вместе с ветерком в каюту вплыл упоительный аромат жареной свежей рыбы. Ваня привстал с диванчика, по-волчьи принюхался. Ноги сами собой вынесли его в коридор и понесли к камбузу. То, что предстало перед очами еще недавно полумертвого «кадета», было достойно кисти великого художника. Посреди обеденного стола стоял большой эмалированный таз, в котором золотой горой возвышалась свежеподжаренная каспийская килька!
Глотая голодную слюну, подвывая от страсти ко всему роду тюлек, к которому когда-то принадлежала стоящая на столе килька, Ваня ринулся на камбуз. Кто там был и что ел, Ваня не видел. Чьи-то добрые руки подавали ему куски восхитительного черного хлеба, кто-то заботливо подвинул к нему тазик поближе… С самозабвенным хрустом сотню за сотней Ваня поглощал добычу под одобрительный гогот присутствующих членов экипажа.
Обильно запив кильку крепким ароматным чаем и сильно увеличив собственное поперечное сечение, Ваня вышел на палубу, твердо ступая по окрашенному металлу. Он прошел на бак, по-хозяйски обозрел слабо волнующееся море и зажмурился от наслаждения жизнью. От морской болезни не осталось и следа. Вопли отчаяния, богохульства и ужасные клятвы прошедшей ночи были надежно погребены под килькой, без надежды когда-либо вновь выбраться наружу.
В каюте по косвенным признакам Ваня обнаружил посещение старпома: исчез бочонок с икрой и был закрыт иллюминатор. С этого часа для Вани началась эпоха возрождения. Он активно начал изучать устройство сложной рыбонасосной установки и оборудования цеха переработки будущего улова в рыбную муку. Осваивал теорию ночного лова на свет и живо интересовался у «деда» Степаныча принципом действия легендарной турбины. Штурман бескорыстно ознакомил Ваню с эхолотом, а вечный уборщик Коровин научил орудовать морской шваброй.
Море успокоилось совершенно. Эхолот показывал глубину сорок метров. Сквозь почти прозрачную зелень просвечивало песчаное дно. Ветра не было. «Самур» застыл посреди Каспия при нулевом дрейфе. После наступления темноты было решено начать пробный лов. За это время почти весь экипаж успел искупаться в море. Ваня не позволил себе остаться в некупаном меньшинстве. Он прыгал в воду со спущенного трапа, с борта, с мостика, откуда отваживались прыгнуть немногие. В разгар веселья появился тощий и жилистый старпом в длинных трусах. Он зажал нос пальцами, молча сиганул с мостика, вынырнул и поплыл классическим кролем в открытое море.
– Во дает! – одобрительно заметил кто-то из экипажа.
Когда основательно стемнело, матросы вывалили за борт толстую черную змею, поперечником с человека – рыбонасосный рукав. На конце рукава красовалась конструкция, похожая на воронку, снабженная по четырем сторонам мощными лампами. Рукав ушел на глубину, свет зажегся, и Ваня с изумлением начал рассматривать подводный мир. Белым пятном светился песок на дне, мелькали всевозможные рыбы. Когда они попадали в освещенную область, то вспыхивали серебром, потом ныряли в тень и сами превращались в серые тени. Ближе к носу корабля, прямо перед рубкой, взревел рыбонасос. В специальный бак с решеткой на дне хлынула мощная струя воды. Вода по стальному желобу возвращалась в море, а на сетчатом дне начал на глазах вырастать шевелящийся ворох пойманной и отфильтрованной кильки.
– Ох, ты, беда какая! – услышал Ваня за спиной знакомый бас «деда». – Еще парочку таких пароходов, как «Самур» и «Днепр», так в Каспии за три года ни одной рыбешки не останется!
– Почему? – удивился Ваня.
– А ты сам посмотри, – указал рукой Степаныч в бак, – кого мы ловим! И килька в насос идет и всякая рыбная молодь! И здоровенную рыбину наш насос захватит. Видишь, вон селедка пошла? У трала – у того ячея не позволяет малька захватить! А мы гребем всех без разбору! Без чинов и без званий! Так хоть бы людям эту рыбу продали, а то – в муку!
До Вани стал доходить смысл сказанного механиком. Выходило, что «Самур», по сути, – браконьерское судно! И его, Ванины, рыбонасосные рукава прямо участвуют в грязном лове! Новый феномен – государство-браконьер – не укладывался в голове.
– Не все так мрачно, – попытался добавить медку в бочку с дегтем подошедший капитан. – Рыбная мука пойдет на корм скоту. Ценная витаминная добавка. А коровы – это молоко, масло и мясо. Да и сыры всякие. А то, что мы рыбную молодь губим, так это правда, но не такая уж страшная. В косяке кильки молоди мало. И взрослой другой рыбы тоже. Вот засосали сотню-другую сельди, так не тонну же! Селедку экипаж съест. Опять же, экономия колпита.
– А что такое «колпит»? – вспомнил вдруг Ваня наказ Валентины.
– Колпит? Коллективное питание, – буркнул капитан и удалился в сторону мостика.
– Не страшная правда, – угрюмо подтвердил «дед», заглядывая в бак. – У Каспия, как у океана, – берегов нет! И рыбы не меряно! Какую рыбную муку коровы в колхозах не сожрут, на складах сгноят. Не впервой! Сегодня за каспийскую селедочку на базаре в Астрахани платят как за золотую рыбку!
Механик сплюнул в бак и тоже ушел. Расстроенный Ваня остался у бака, который почти доверху наполнился живой килькой. Верхние рыбешки подпрыгивали, вертелись змейками в воздухе и снова шлепались в общую груду. Рыбонасос остановился. Дно бака откинулось на петлях, и добытая рыба ссыпалась на транспортер перерабатывающего цеха.
Ваня уже знал, что цех высоко механизирован. Обслуживает его всего восемь человек. Не пройдет и двадцати минут, как две тонны трепыхающейся кильки будут расфасованы в бумажные мешки в виде желтоватого жирного порошка – рыбной муки.
Собственно, работа Вани заключалась в том, чтобы проследить, насколько надежно скреплены между собой четырехметровые секции, из которых состоял весь рыбонасосный рукав. При лове с глубины сорок метров проблем не было.
На сегодня пробный лов был закончен. Корабль поплыл в сторону Махачкалы, где намеревался найти глубины до ста двадцати метров. С большей глубины рыбонасос качать воду был не в состоянии, да и рукав бы не выдержал собственной тяжести. Ваня ушел в каюту старпома в дурном настроении.
Утром обнаружилось, что «Самур» стоит на рейде Махачкалы, но в порт его не пускают потому, что в Дагестане произошло землетрясение. Капитан предложил желающим на пару часов съехать на берег, на это якобы разрешение было. Ваня, конечно же, выразил желание посетить Махачкалу одним из первых.
С левого борта спустили моторный баркас, в него попрыгали те, кто имел какие-то интересы на берегу. Дизель на баркасе зафыркал, и Ваня приготовился к высадке на незнакомую землю.
Причалили почему-то не к берегу, а к ржавой конструкции, которая когда-то была кораблем, а сейчас, лишившись надстройки, служила дебаркадером. Капитан многозначительно показал Ване на часы, три раза потряс в воздухе растопыренной пятерней и один раз – кулаком. Это должно было означать «отчаливаем в пятнадцать». Опоздаешь – останешься на берегу.
Ваня пешком добрался до городского пляжа, так как из порта в центр города пройти было невозможно: повсюду стояла милиция. На пляже Махачкалы преобладали ребристые ракушки, песка почти не было. С моря дул холодный ветер, и Ванин план искупаться отпал сам собой. Зато от пляжа, вверх по улице, оказался не охраняемый проход, куда Ваня устремился, заинтригованный словом «землетрясение».
Разгуливая по улицам сотрясенного города, Ваня ничего особенного не заметил. Редко в каких домах наблюдались незначительные трещины в стенах. Но в скверах рядами стояли большие армейские палатки, в которых разместились напуганные жители. По задам палаток шастали резвые дети. Обычно по трое. Два разбойника поднимали тыльный полог палатки, а третий чумазой мышью нырял внутрь. Через секунду он появлялся наружу с какой-нибудь добычей: эмалированным тазом, подушкой, парой башмаков. Наружные стражи резко опускали полог, и погоня с негодующими воплями начинала путаться в складках брезента, потеряв законную возможность преследования.
К трем часам Ваня спустился в порт, взобрался на ржавый дебаркадер и стал вглядываться в горизонт в поисках желанного баркаса. Подтянулись остальные члены десанта и, не теряя времени даром, принялись выпивать и закусывать.
Приплыл баркас, постукивая дизелем, на котором прибыл штурман в соломенной шляпе. Штурман сообщил, что сильное землетрясение было не в Махачкале, а где-то далеко в горах, в районе аула Сулак. Поэтому город пострадал мало. Еще поведал, что капитан, который уже на борту, приказал купить пива. И он отбывает по капитанскому поручению и вернется не раньше, чем через час. Десантники к концу монолога уже все свое выпили и загалдели, что им тоже нужно отполировать внутренности пивом. Дружной стаей «самурайцы» двинулись в порт. Ваня перебрался на баркас и стал от нечего делать изучать дизель. Дизель оказался японским, фирмы «Isuzu», но инструкции на табличках-шильдиках были на русском. Ване очень понравилась надпись: «кнопка запука».
По крылу мостика «Самура» нервно расхаживал капитан, томящийся без пива. Матрос Коровин елозил шваброй на хвосте корабля, то есть на юте. «Дед» сидел в тени мостика в полосатом шезлонге и дымил трубкой. Баркас приткнулся к борту, сплющив плетеные веревочные пузыри транцев. Пиво передали вахтенному, баркас подцепили к тросам шлюпбалок и закрепили на старом месте. Капитан помягчел и отдал команду сниматься с якоря. На мостике Ваня узнал, что «Самур» держит курс через все море, по диагонали, в Красноводск. Там капитан срочно должен купить домой холодильник. В Махачкале нужного холодильника не оказалось. Глубинный лов откладывался.
Море было спокойным, день солнечным. «Самуру» понадобилось двенадцать часов, чтобы пересечь Каспий и оказаться у мелкого, замкнутого Красноводского залива. Капитан решил войти в залив и швартоваться, когда взойдет солнце.
Утром штурман указал Ване на высокое здание без окон и мрачные емкости атомного опреснителя, возвышающиеся в некотором отдалении от города. Потом показал огромное пятно копоти на высокой скальной стене, опоясывающей город с севера.
– Там наверху – плато. А на плато военный аэродром, – рассказал штурман. – Один истребитель пару лет назад при заходе с моря врезался в скалу.
– На эхолот лучше смотри, – прервал пояснения штурмана капитан, – того и гляди, винтами за дно начнем цепляться.
Ваня побежал на корму и увидел коричневые клубы взмученного песка, которые вспучивались и разбегались во все стороны по относительно чистой воде залива.
– Стоп! – сам себе скомандовал капитан и перевел рычаг управления двигателем в положение «малый назад». – Не войдем мы в эту лужу, нам осадка не позволяет. Будем пятиться!
«Самур» отошел от входа в залив и бросил якорь в море.
– Баркас на воду! – распорядился капитан. – Поеду искать этот хренов холодильник. В Красноводске вроде бы всего два магазина бытовой техники.
Ваня вознесся на мостик и спросил разрешения капитана вместе с ним сойти на берег.
– Сходи, сходи, – милостиво разрешил капитан. – Но смотри, в обед уйдем. Возьми паспорт и деньги. Если опоздаешь к отходу баркаса, улетишь в свой Воронеж самолетом.
Вахтенный матрос, оценив тонкий юмор капитана, угодливо захохотал под трапом мостика. Ваня прошел мимо вахтенного, высокомерно задрав подбородок. Но паспорт и деньги на всякий случай взял.
По узким и зеленым улицам Красноводска гулять было очень приятно. Листва поглощала жару. Но везде было много песка, который, видимо, заносил сюда вездесущий ветер из недалекой пустыни. Ваня постоял на берегу около опреснителя, многократно искупался в совершенно прозрачной воде коротких каналов неизвестного назначения, которые врезались рядами в берег. Около киоска с мороженым, когда Ваня осторожно разворачивал купленное эскимо, он увидел неровный строй негритят, которых вели двое военных. Военные остановили строй и стали покупать негритятам и себе мороженое. Увидев недоумевающий взгляд Акулича, один из военных пояснил:
– Туркменчата. По всей пустыне собирали. В армию пойдут. В танковые войска.
Баркас вернулся на «Самур» задолго до обеда. Оказалось, что в Красноводске довольно скучно и смотреть особо не на что. Капитан был очень недоволен и ругал и Красноводск, и торговлю, и продавцов за то, что и тут не оказалось желанного капитанской жене холодильника. Капитан решил отоспаться, а завтра нанять грузовик и съездить в Небит-Даг, куда, говорят, недавно завезли эти холодильники.
– Будь они трижды прокляты! – бушевал капитан на мостике, где было прохладнее. – Ехать через пустыню, полторы сотни верст, да по жаре! А вдруг и там этого электрического сундука не будет?
Ване очень захотелось увидеть настоящую пустыню. Оставалось только уговорить капитана взять его с собой. Вечером Ваня постучал в каюту капитана. Капитан сосредоточенно сопел над третьей по счету бутылкой пива и к просьбе Вани отнесся вполне благосклонно. Но заметил, что в кабине места нет и, если Ване так уж приспичило, то ехать придется на кузове.
Утром Ваня был готов к покорению пустыни. Из штурманского атласа он с сожалением узнал, что настоящие пески Чильмамед-кум расположены несколько в стороне от дороги. Но на всякий случай он приготовил фотоаппарат и даже выпросил у штурмана напрокат его знаменитую шляпу.
Как только грузовик вскарабкался на плато, преодолев крутой подъем, проложенный по той самой закопченной скале, в лицо Ване подул настоящий пустынный ветер. Ване показалось, что он стоит у открытой печной топки. Он поскорее присел на пол кузова, укрывшись за кабиной. Иногда он высовывался из своего убежища, ожидая увидеть настоящую пустыню. Но справа по ходу все тянулись плоские солончаки с редко торчащей сине-зеленой осокой. Слева изредка выступали блеклые, желтоватые скалы, пересыпанные серым, невзрачным песком. Ваня уже пожалел, что напросился в эту поездку, но ничего не оставалось, как терпеть. Часа через три неимоверного пекла и тряски Ваня обнаружил, что справа тянется уже сплошной песок, а слева – настоящие барханы и светлые скалы. Вдруг на дугообразной вершине одного из барханов Ваня заметил варана. Ваня застучал кулаком по кабине. Машина резко затормозила, на подножку вывалился рассерженный капитан:
– Ты чего грохочешь? Укачало, что ли? Или чего другого?
– Там варан, – почему-то зашептал Ваня, – настоящий варан!
– И черт с ним, с твоим вараном, – заключил капитан и полез в кабину.
– Можно, я его сфотографирую? – взмолился Ваня.
– Валяй, фотографируй, только недолго, – прорычал капитан из кабины.
Ваня спрыгнул на землю и упал, от долгого сидения в кузове затекли ноги. Поднявшись и отряхнув брюки, Ваня побежал к варану. Но чем ближе он подбегал, тем больше становился варан и тем недружелюбнее он смотрел на Ваню. Увязая в мелком песке, Ваня сбавил темп и начал подбираться к варану, изготовив фотоаппарат. Но варан вдруг приподнялся на неожиданно высоких ногах и сразу стал похож на большую злую собаку. Только вместо шерсти на этой «собаке» было подобие темно-серой матовой чешуи. Варан повернул в сторону Вани длинную шею, высунул устрашающий фиолетовый язык и зашипел так, что у Вани душа мигом ушла в пятки. Он навскидку сделал несколько кадров, попятился, не сводя глаз с жуткого зверя, потом повернулся и со всех ног бросился к машине. Узкоглазый шофер, который со своей стороны мог видеть все Ванины маневры, ехидно осведомился:
– Что, испугался наша крокодила?
В Небит-Даге капитан купил итальянский холодильник. Ваня изо всех сил старался помогать при погрузке громоздкого ящика. Этим он пытался смягчить возможное негативное мнение у капитана за свое бегство от местного звероящера. На корабль прибыли поздно вечером. Матросы быстро сгрузили холодильник. Грузовик уехал. Капитан откупорил бутылку пива, изъятую из отечественного холодильника в собственной каюте. Ваня, в который уже раз подивившись отсутствию старпома, поворочался на горячем диванчике и заснул сном праведника. Конечно же, ему приснилась Алена. И во сне все было не так, как в трущобном поселке. Куда лучше!
Когда самым малым ходом «Самур» выбрался с Красноводского рейда, вся команда была поднята по авралу. Матросы разошлись по всему кораблю с кистями и краской. Подкрашивали ржавые потеки, чем-то стучали, что-то передвигали. Всей суетой заправлял рыжий боцман. Из обрывков разговоров Ваня уловил, что «Самур» готовится к ходовым испытаниям на предельных режимах. Так было запланировано еще на заводе.
Перед острым носом корабля расстилался спокойный Каспий, добродушно относясь к тому, что по нему скользит большой и хищный корабль. «Дед» Степаныч поднялся на мостик, почесал живот под тельняшкой и сказал капитану:
– Давай, Васильич, начинай!
– Курс? – уточнил капитан у рулевого.
– Шестьдесят, – последовал четкий ответ.
– Штурман, что на локаторе по курсу?
– Чисто, капитан, – доложил штурман.
– Начнем, пожалуй, – сказал капитан, обращаясь ко всем сразу. И к Ване, который стоял тут же в рубке.
Капитан плавно сдвинул регулятор хода на «полный вперед». Турбина, которая до сих пор тихонько гудела в недрах машинного отделения, начала набирать обороты. Гул постепенно перешел в тугой рев, потом в свист. Корабль присел на корму, за которой вырос зеленый монолитный бурун. От носа в обе стороны разлетелись пенные усы. «Самур» несся по морю, как гоночный катер, рассекая воду и воздух. Ваня представил себе, что «Самур» – военный корабль и что он вот так, распластавшись ястребом, мчится в бой. Его охватил восторг, как у участника гонки. Жаль только, что рядом не было соперника, которому «Самур» утер бы сопли!
Петр Степаныч стоял на мостике довольный. Капитан вышел на правое крыло и смотрел в бинокль назад, на кильватерную струю, как врач на кардиограмму.
Внезапно какой-то посторонний звук вкрался в гладкий свист турбины. Сухой шорох быстро перешел в громкий стук, потом в лязг и скрежет. «Дед» тигром метнулся в рубку и рванул рукоятку на «стоп». Турбина оскорблено взвыла и умолкла. В рубку ворвался капитан.
– Кто остановил машину? – заревел он хриплой турбиной.
– Я, – ответил «дед». – Беда у нас! Бегу в машину!
– Старпома в машину! – прокричал капитан страшным голосом в микрофон и, опередив «деда», ринулся вниз по трапу.
«Самур», скособочившись, медленно сбавлял ход, слегка проседая на корму.
– Аврал! – раздался голос боцмана по громкой связи. – Водяная тревога!
Загрохотали сапоги по трапам и коридорам. Экипаж занимал установленные тревогой места. Сначала Ваня не понимал ничего из происходящего. Ему показалось, что продолжаются испытания и все идет по плану. Но внезапно вспомнился странный звук турбины, и Ваня встревожился. Как инженер он понял, что такой звук не мог быть нормой. Что-то произошло. Что-то сломалось. Но что? Турбина? Почему же корабль волочит корму, как будто ему перебили хребет? Почему на лицах матросов появилась решительность и озлобление? Штурман, который остался один с Ваней на мостике, негромко сказал:
– Поплавали. Теперь нырять будем.
Ваня непонимающе уставился на штурмана. Тот показал Ване рукой на корму. Теперь стало заметно, что корма погрузилась больше положенного, и «Самур» к тому же наклонился на правый борт. В подтверждение наблюдения, по металлической палубе со стеклянным стуком перекатилась к борту пустая пивная бутылка.
Из машинного отделения поднялся капитан. Вид его свидетельствовал о больших неприятностях. Он толкнул ногой дверь радиорубки и начал щелкать выключателями радиостанции.
– Я «Самур», я «Самур», – размеренно заговорил он в микрофон. Было понятно, что капитан сдерживается.
– Слышу вас, «Самур», – ответил голос с металлическим оттенком. – Почему на аварийной частоте?
– Даю место, – сказал капитан.
Высунулся из двери и махнул рукой штурману. Штурман подхватил со своего столика карту и побежал к радиорубке. Капитан захлопнул дверь, и Ваня перестал слышать его голос.
На мостик тяжело взобрался «дед». Брюки до колен у него были мокрыми.
– Турбина сошла с фундамента, – тихо сказал он Ване. – Не понимаю, ведь ее на заводе на ходовых испытаниях гоняли на «полном». Да еще и на валах пошли перекосы… Шов на тридцать восьмом шпангоуте разошелся. Течь у нас, братишка. Помпы работают во всю силу. Если вода до генератора дойдет, то и помпы станут. Старпом с ребятами внизу пытаются дырку законопатить.
– Мы можем утонуть? – спросил Ваня, удивляясь своей выдержке.
– Мы-то не утонем, – вздохнул «дед». – Шлюпки есть у нас, плоты. Море тихое, солнышко светит. Кто при такой благодати тонет? Корабль жалко. На полгода, не меньше, на ремонт станем. Только из колыбели и чуть ли не в гроб!
Открылась дверь радиорубки. Капитан, с лицом краснее свеклы, быстро прошел в ходовую рубку. Снизу поднимался совершенно мокрый старпом, вытирая на ходу руки промасленной тряпкой.
– Ну, как там? – нервно спросил капитан.
– Вроде бы, держит, – ответил запыхавшийся старпом. – Клинья забили. Течи почти нет. Сейчас помпы воду выгонят. Но вся штука в том, что от шва две трещины в обшивке пошли. Слава богу, наверх от ватерлинии.
– Это значит, своего хода у нас не будет?
– Так точно. Даже если бы удалось турбину на место воткнуть. От вибрации у нас просто корма отвалится.
– Замеча-ательно, – протянул капитан. – Хоть позора не натерпимся. SOS давать не придется.
– Но ты буксир вызывай, – посоветовал старпом. – Смотри, погода портится. А в шторм, кто его знает, как трещины себя поведут? Я сейчас дал команду засверлить обшивку и стяжки на болты или на заклепки поставить. Но это, сам понимаешь, для блезиру.
Старпом засунул тряпку в карман мокрых брюк и ушел, унося запах солярки.
Капитан крикнул пришедшему радисту:
– Переключи громкую связь на рубку!
В динамике над штурманским столиком послышался треск радиопомех.
– «Самур», – прорезался металлический голос, – «Самур», на связь.
– «Самур» на связи, – ответил капитан в микрофон.
– Буксир «Самара» выйдет к вам через час-полтора. Рандеву часов через семь-восемь. Васильич, ты в курсе, что погода портится? Что собираешься делать?
– Я «Самур». Да в курсе я, в курсе. Пластыри мой боцман забыл в Астрахани. Сейчас медицинские носилки реквизирую у фельдшера, заведу на тросах, пришлепну дырку снаружи. Но у меня по металлу трещины, как бы корма не отвалилась!
– Что, так хреново?
– Да хуже не бывает! Фрегат в бога душу мать! Еще и трех месяцев ему нет от рождения, а рушится в хлам! Я уже просчитываю, что, может быть, надувные плоты развернуть в машинном отделении, чтоб свободный объем сократить и корму не потерять, если отрываться начнет.
– Не спеши с плотами. До вас около часа ходу «Марине Расковой». У нее, правда, буровые трубы на палубе. Но людей, в случае чего, она принять сможет. Ей тоже команда прошла к тебе двигать. Наблюдай с норда. Еще пару пароходов к тебе завернем, как только уясним всю обстановку. Держись, в общем!
– Принято. Конец связи.
Капитан положил микрофон и спросил у «деда»:
– А что там с рулевой машинкой?
– Вывалился кусок чугунины из корпуса. Гидравлика вытекла. Ремонту не подлежит. Сам знаешь, чугун не варится.
– Значит, и руля у нас нет? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил капитан.
– А если ее эпоксидной смолой заклеить? – робко вмешался в разговор Ваня. – Я для ремонта стыков на рукавах на всякий случай эпоксидку с собой захватил и отвердитель. Кусок большой?
– А что, дельное предложение! – оживился капитан. – Степаныч, большой кусок отвалился?
– Миллиметров двести на двести пятьдесят при толщине корпуса – десять.
– Только обработать шов нужно будет тщательно. Спиртом или бензином, – уточнил Ваня.
– Ну, бензина у нас на борту нет. А вот спирта в достатке. Радист, тащи спирт из медпункта! Скажи фельдшеру, я приказал. Сколько твоя эпоксидка будет сохнуть?
– Я думаю, до полной твердости нужно будет сушить сутки. Но если это не очень ответственное место, то трех-четырех часов вполне достаточно.
– Положим, часа четыре нам погода подарит. А то без руля и без двигателя штормовать будет не комфортно.
Радист принес литровую банку со спиртом, закрытую пластмассовой крышкой. Капитан взял у него из рук банку, посмотрел на свет и передал «деду»:
– Если этот эскулап спирт отпивал, а доливал туда воду, я его своими руками утоплю, как котенка, в первом же затоне! Бери, Петр Степаныч, зеленого змия, протирай свою рулевую машинку. Раз уж хода нет, то хоть выруливать по ветру сможем. Подруливающим винтам одним не справиться! Студент вроде бы дело знает.
Ободренный такой речью, Ваня рысью помчался в каюту старпома за эпоксидной смолой.
Рулевая машинка представляла собой большой, окрашенный в светло-желтый цвет чугунный ящик с закругленными краями. К ней и от нее тянулись трубопроводы и шланги. В рулевом отсеке на полу еще хлюпала вода: помпы не закончили осушение. Ваня осмотрел кусок отвалившегося чугуна и осмотром остался доволен. На его взгляд, ремонт был возможен. Степаныч отлил спирт в стакан, брезгливо понюхал и протянул стакан Ване:
– Начинай, студент!
Небо из синего постепенно становилось серо-желтым, под цвет пустыни. На море появились маленькие свирепые волны. С гребней волн срывались белые веера пены. «Самур» выбросил два носовых якоря и развернулся носом к ветру. Продолжала жужжать электродрель, высверливая очередное отверстие в обшивке. Потом визг дрели сменялся шипением автогена, разогревающего заклепку, и стуком молотка, приклепывающего стяжку.
– Ну как, готово? – спросил Ваню «дед», спустившись в очередной раз в рулевой отсек.
Ваня осторожно постучал по вклеенному обломку маленьким гаечным ключом. Звук был не дребезжащим, а вполне «чугунным».
– Не знаю точно, – неуверенно ответил Ваня. – Я бы еще посушил часика два-три.
– Ладно, пока большой волны нет, мы на якорях удержимся. Дно под нами песчаное. Якоря держат неважно. Если море разгуляется, поползем мы, куда Нептун прикажет.
– А подруливающие винты не помогут?
– Слабенькие они. Для портовых маневров. От руля без хода тоже мало толку, но без него еще хуже!
Протяжно загудел сиреной подошедший буксир. Аврал отменили, хотя помпы продолжали урчать в трюме. Команда высыпала на палубу встречать БП-17 «Самара». Коренастый буксир не стал тратить время попусту. Всем своим видом он демонстрировал решительность и деловитость. Обошел вокруг «Самура», словно прицеливаясь. Потом с борта буксира бросили «легкость» – тонкую веревку с грузом. «Легкость» поймали на «Самуре». Буксир перешел к носу «Самура», выпуская за собой тонкую паутину троса. Рыжий боцман закрепил трос на шпиле – вертикальной палубной лебедке, и начал наматывать его на барабан. За тонким тросом с буксира потянулся могучий, в руку толщиной, стальной буксирный трос с петлей. С помощью матросов петлю закрепили на носовом кнехте «Самура» и из громкоговорителей буксира подали команду сниматься с якорей.
Загудели якорные лебедки. Якорные цепи наклонно поползли из моря, омываемые струями воды от специальных насосов. «Самур» продвинулся немного вперед, и цепи заняли почти вертикальное положение. Наконец на поверхности показались черные якоря «Самура», прихватившие с глубины в качестве сувениров бледные водоросли.
Буксир дал малый ход, одновременно удлиняя буксирный трос, отошел от «Самура» метров на пятьдесят и остановился.
– На «Самуре» – прокаркали динамики буксира. – Даю ход. Если что не так – давай три гудка!
Провисший буксирный трос вынырнул из воды, орошая Каспий стекающей с него водой, и натянулся. Из-под кормы буксира вывернулись тугие валы. Было понятно, что буксир – тот еще мужичок, и силища у него еще та!
Ваня пошел посмотреть на свою рулевую машинку. После ответственного ремонта Ваня стал относиться к ней с большой симпатией. Машинка успокоительно чикала и поквакивала в такт командам рулевого из рубки. Ваня провел пальцем по клееному шву: палец остался чистым и сухим.
Несмотря на разгулявшиеся волны, буксир уверенно тянул раненого «Самура» на север.
– Три балла, – подытожил штурман, откладывая в сторону линейку. – А при выходе из канала были все девять!
– Девять баллов! – весело ужаснулся Ваня. – Я пережил девятибалльный шторм! Теперь понятно, почему меня так скрутило. Но сейчас чихать мне на эту волну!
Сойти на твердую сушу Ване пришлось уже на судоремонтном заводе, в затон, куда раненого «Самура» втащили, а потом и затолкали юркие чумазые буксиры. Места в доке для «Самура» не оказалось, и его на неопределенное время пришвартовали к унылой бетонной стенке. Во время швартовки на мостике каменной глыбой стоял капитан без фуражки, а из двери правого крыла торчала бессмертная соломенная шляпа штурмана. С берега корабль показался Ване бесприютным сиротой, а не гордым когда-то фрегатом. Ваня уже попрощался со всей командой, особенно тепло с «дедом» – механиком. Уходить от корабля не хотелось. Короткая командировка вдруг показалась Ване одновременно длинной, столько он успел увидеть, узнать и прочувствовать. Солнце пекло, на улицах Астрахани было совсем мало прохожих и машин, а то, что попадало в поле зрения, было плоским и медленным, как будто всех расплавила и расплющила жара. Ваня потихоньку побрел в направлении высоченной колокольни, чтобы напоследок получить хоть какое-то впечатление от города. Колокольня и впрямь оказалась замечательной, а дальше, за большим пустырем, Ваня заметил ряды деревянных частных домов, огороженных высокими бревенчатыми заборами с прямо-таки средневековыми массивными воротами. Ворота сплошь были украшены затейливой резьбой, прикрыты кровельками из гонта и имели разнообразные кованые ручки. Ваня достал фотоаппарат, выбирая, с чего начать съемку. Как вдруг откуда-то с конца улицы появилась женщина, обряженная, несмотря на жару, в шерстяную кофту, и с головой, укутанной в платок. Она уже издали начала махать руками и громко кричать на всю округу:
– Шпион! Задержите шпиона! Отберите у него аппарат!
Ваня быстро сообразил, что еще через минуту ему придется кому-то доказывать, что он не шпион. С возможной приличной скоростью, чтобы это не было похоже на бегство, он направился к выходу из узкой улицы. Но женщина неожиданно побежала, неразборчиво крича еще что-то страшное, чего уже Ваня старался не слушать, переключившись на полноценный бег. Через два квартала, убедившись, что погоня отстала, Ваня попытался отдышаться, что в астраханском пекле оказалось несколько затруднительно. На всякий случай, прикрываясь с тылу колокольней, Ваня переместился в цивильную часть города, где выпил подряд три стакана лимонада в ларьке, примостившемся в тени большого здания. После того, как холодный лимонад шипящими змейками разбежался по организму, Ваня сообразил, что стоит перед тем самым управлением порта, от которого начинался его путь в головокружительные каспийские дали. Как же ему захотелось снова оказаться на пахнущем краской мостике, увидеть белые барашки на гребнях волн! И черт с ней, с качкой!
Поезд на Воронеж из Астрахани уходил тоже почти в полночь. Ваня купил билет и ожидал посадки в зале ожидания, читая купленный тут же на вокзале детектив Яна Флемминга «Из России с любовью». Агент 007 вытворял чудеса в Стамбуле, куда временно перенеслась Ванина душа, когда его вернуло на астраханскую землю легкое похлопывание по плечу. Ваня обернулся и увидел старпома, как всегда появившегося ниоткуда с чем-то круглым в руках, завернутым в газету.
– Икра, – сказал старпом. – Наша родная внутренняя контрабанда. На вокзале не обыскивают, не бойся. Если в поезде не укачает, и ты доберешься до места, то одолеешь эту банку дома месяца за два!
Старпом сунул тяжелый сверток Ване в руки, снова потрепал его по плечу и удалился в вокзальные двери, не оглянувшись.