Существуют безудержные оптимисты. Есть отчаявшиеся пессимисты. Возьмём, к примеру, Владимира Маяковского, который начал свою поэтическую деятельность с тоски и печали («Скрипка и немножечко нервно», «Все мы немножко лошади» и т. д.). А закончил, отбросив свой индивидуализм и крепко полюбив советскую власть, и всё ждал ответной любви. Воспевал власть. Молился на неё. Громогласно объявлял, что «Жизнь хороша! И жить хорошо!» Что, мол, жизнь прекрасна и удивительна. И восхищённо: «Радость прёт!» Так и написал: прёт! А у многих почему-то не пёрло. И никакой радости от жизни, да и сам Владимир Владимирович иногда проговаривался, что «для веселья планета наша мало оборудована…».
Но это так, иногда. Изредка. А так, наслаждение властью и жизнью. А почитаешь других поэтов и современников Маяковского, то там совсем другие чувства, оценки и интонации.
Марина Цветаева: «Жизнь – это ев-рей-ский квартал!..»
А Саша Чёрный, этот вечный пессимист, ироник и брюзга:
Каждый день по ложке керосина
Пьём отраву тусклых мелочей…
Под разврат бессмысленных речей
Человек тупеет, как скотина…
Есть парламент, нет? Бог весть.
Я не знаю. Черти знают.
Вот тоска – я знаю – есть…
Люди ноют, разлагаются, дичают.
А постылых дней не счесть…
И Саша Чёрный спрашивал своих читателей, а не хочется ли вам брякнуть о мостовую шалой головой. «Ведь правда хочется?»
Это уже апофеоз!
Вот и я – человек, склонный к тоске и меланхолии. Особенно в ранние годы писал мрачные стихи, полные тоски и горечи. Вот только малая подборка. Рыдайте с юным автором или отложите просто книгу в сторону. У вас, как у Маяковского, радость прёт, а вот у других – непруха. Всяко бывает в этой жизни, удивительно прекрасной и странной.
15 марта 2023 г.
Наша жизнь – комедия и драма:
Смех и слёзы в ней порой звучат.
Отказала дама,
Едешь на «Динамо»,
И всегда доволен всем и рад.
А учёба наша – свистопляска:
Двойки, незачёты и прогул.
Не возьмёшь нас лаской,
Ни суровой таской;
Нет такого, чтоб нас припугнул.
И туземцев подражая моде,
Одеваемся крикливо и пестро.
Это что-то вроде
Каких-то там пародий —
И замысловато, и хитро.
Наше счастье где-то пропадает.
Нам не жалко, – так не пропадём.
Пусть другой скучает,
Пусть другой рыдает,
Мы же только весело поём.
Хорошо гулять в Москве нам с песней.
Ну, а если скажут: «В Магадан», —
Это даже лестней,
Новей и интересней.
Шляпу же скорей и чемодан!..
Тяжёлая боль неизвестности
Неустанно гнетёт меня.
Может, скоро душу поэта
Успокоит навеки земля.
Успокоятся сразу все думы,
И ничто не нарушит покой.
Лишь тополь по-прежнему будет
Волноваться своею листвой.
И та, чьё имя поэтом
Воспето было не раз,
Всплакнёт немного, замолкнет,
Смахнув две слезинки с глаз.
А мне, может быть, в новые дали
Отправиться суждено.
Забудутся все печали,
Невзгоды, разлука, вино.
По-новому в жизни рождённый,
Буду гордо, свободно жить
И о юности своей тоскливой,
Наверно, не буду тужить.
А за ночью день наступает,
Улетают стихи и мечты.
Лишь сердце в груди замирает,
И ходишь понурым ты.
Посвящается учительнице английского языка Марине Георгиевне Маркарьянц, которая привила мне вкус к поэзии и заставила выступать в классе с докладом о Байроне
В жизни всё переменчиво,
В жизни бывает так:
Лучшим другом становится
Вчерашний твой враг.
Ставил тебе он двойки,
Крепко за лень ругал.
Зубы свои сжимая,
Ты его проклинал.
Годы проходят быстро,
И вот мы встретились вновь,
Но между нами ныне
Дружба уже и любовь.
В жизни всё переменчиво.
В жизни бывает так:
Лучшим другом становится
Вчерашний твой «враг».
Как не бросить всё на свете,
Не отчаяться во всём,
Если в гости ходит ветер,
Только дикий чёрный ветер,
Сотрясающий мой дом?..
Не хочу я жить на свете.
Слишком тяжек жизни путь,
И холодный злющий ветер
Проникает в мою грудь.
Не хочу я жить на свете:
Жизнь обманчива, хитра.
Здесь лишь слёзы и нужда.
В гости ходит только ветер,
Смех и радость – никогда.
В жизни мы сыны печалей,
Дети вечного труда,
Что рождались, умирали
В этом сонме бытия.
Не хочу я жить на свете,
Я хочу лишь умереть,
Чтоб однажды на рассвете
Мне замолкнуть и не петь.
Заняться и дела мне нету.
По комнате тупо брожу,
Читаю про Джульетту,
В окно иногда гляжу.
Но книги – не дело, и быстро
Летит из-под рук у меня.
Вот взять и поехать на Истру
Сидеть и ловить карася.
Но лень почему-то поехать,
Прилёг на часок на диван.
Тоскливо, и мне не до смеха.
Пойти, что ли, мне в ресторан.
Ну, выпьешь, ну, может, напьёшься.
А дальше? Опять та тоска.
Как рыба, об лед ты всё бьёшься,
До дела тоскует рука.
Но что же, ну что же мне делать?
Как загнанный зверь, лишь мычу,
И в мыслях какая-то мелочь,
Поверьте, что я не шучу.
Возьму вот иголку и нитку,
Схвачу за горло тоску,
Зашью я в мешок её прытко,
Чтоб больше она ни гу-гу.
Довольный таким решеньем,
Попробовал исполнить его
И принялся с жаром и рвением
Исполнить своё торжество.
Но скука-тоска похитрее, —
Схватила за горло меня.
Как видно, она посильнее,
И я, задыхаясь, кляня,
Задушен вконец я тоскою…
Ветер, ветер гуляет по воле,
Стонет и плачет нудный мотив.
Я же тоскую по собственной доле,
Горестно руки свои заломив.
Где же ты, радость, счастливая, светлая,
Радость труда, настоящей любви?
В думах по-прежнему тайна заветная,
Бешеный клокот в крови.
Да, я, как прежде, был и так остался,
В поисках счастья, как кошка, метался,
С горькой надеждой в груди.
Думал, что ждёт впереди…
Сердце. Сердце всё бьётся сильнее,