Мадам Дюпон нервно расхаживала по выставочному залу.
– Ну, что нам теперь делать, Пауль? – спросила она.
Пауль стоял, вытянувшись в струнку. Не мог же он просто пожать плечами.
– Ты, Пауль, служишь здесь не при первом владельце галереи… Вот и подскажи мне, что теперь делать? Я – всего лишь управляющая. Такая же наемная сила, как и ты, хоть и получаю денег больше… Я просто ума не приложу… куда подевалась эта девчонка, Николь? Где ее теперь искать?.. Я была у нее дома… Развалюшка, а не дом… Да, не дом. Квартирка в бедном районе. Откуда у нее деньги на галерею, а?
– Может, она продала все свое имущество, оставив себе старую квартиру? – предположил Пауль, вспоминая портрет Николь.
– О, все это может быть, мальчик, но что нам теперь с тобой делать, а? На выставку Георга Филиппа Ксавье больше нет спроса! Нет Ксавье – нет спроса! И что? Угробить галерею? Разориться? Я хочу выставить здесь другие работы, но как я это могу, без согласия владельца? Как?
Пауль вдруг увидел в мадам Дюпон старую, жесткую, но любящую справедливость женщину.
– Знаете, мадам Дюпон, – тихо сказал он. – У моего покойного отца был и, надеюсь, остался, хороший знакомый, Жан – Люк, служащий в департаменте полиции. Хотите, я с ним поговорю?
Мадам Дюпон пристально посмотрела на Пауля.
– Ты знаком с самим этим полицейским, как его там…да?
– Да.
Мадам Дюпон еще покружила по залу. Остановилась. С интересом посмотрела на Пауля.
– А что тебя связывает, мальчик, с этим полицейским?
– Жан – Люк предложил мне быть в департаменте, в котором он служит, рисовальщиком портретов, – признался Пауль.
Мадам Дюпон остановилась.
– Так-так… Интересно… А почему ты, Пауль? У тебя какие-то данные?
– Нет, мадам Дюпон. Просто по знакомству, – немного покривил душой Пауль.
– А ты, значит, знаешь, этого самого… как его…
– Знаю, мадам Дюпон.
– Так… Значит, так. Очень тебя прошу, Пауль. Обратись к этому самому своему знакомому… как его там… и попроси разыскать эту девчонку, Николь, нынешнюю владелицу галереи… Я слышала, она в больнице. Наверняка, в частной. Самим нам с этим не справиться. Врачебная тайна, все дела.
Мадам Дюпон выразительно посмотрела на Пауля.
– Но шумиха нам не нужна, мальчик. Узнай как-нибудь осторожненько… Хорошо?
– Я постараюсь, мадам Дюпон.
Пауль старался не для мадам Дюпон. Ему самому хотелось разыскать Николь и показать ей свои портреты. В коллекции скопилось уже достаточно, чтобы можно было сделать выставку…
… Когда Пауль позвонил Жан – Люку, тот опять уговаривал его пойти на службу в полицию.
– Пойми, – уговаривал он его. – У тебя удивительное чутье на лица…
Почему бы и нет? – решился Пауль.
Так портретов будет еще больше.
Слегка наклонив голову, Изабель рисовала на альбомном листе простым карандашом. Георг стоял позади нее, заложив руки за спину. Затем подошел к распахнутому настежь окну. Изабель положила карандаш. Потянулась. Встала и подошла к Георгу. Чмокнула его в щеку.
– Как поживает новоиспеченный жених? Самочувствие отличное? А как прошла первая брачная ночь?
– Обычно. Напился и уснул.
– Правильно я, все-таки, никогда не хотела свадьбы.
– Ты бы не хотела принадлежать мне?
– Я хочу принадлежать тебе потому, что я этого желаю. А не потому, что так должно быть после свадьбы.
– А как же белое платье?
– А что – белое платье?
– Я слышал, что девушки мечтают о белом свадебном платье.
– Я не люблю белый цвет. И пышные платья. Я люблю, когда просто.
Георг вертел на пальце обручальное кольцо.
– Какая, все-таки, чушь эти свадьбы. Чушь собачья. Фарс паршивый.
– Успокойся.
Георг вытянул руку, снял с пальца кольцо, повертел его.
– Наверно, плохая примета – потерять обручальное кольцо?
– Безусловно.
– Анжелика алого цвета. Он меня раздражает. Он из меня все нервы вытягивает. Алый – глупый цвет. Слишком яркий, чтобы быть умным…А ты веришь в приметы?
– Нет.
– Я тоже. Но она верит.
Георг высунулся в окно, размахнулся и швырнул кольцо.
– Ты слышала, как звякнуло кольцо, Изабель? Какой приятный звук.
– И такой музыкальный.
Доктор Сезанн Вайс очень хотел помочь своей пациентке со странными глазами, похожей на русалку. Но он не знал, как ей помочь, потому что он не знал, что она от него скрывает.
Она лежала, разметавшись по кровати. Снова повторила уже слышанные им слова:
– При чем тут моя машина… чертовка…
Что она от него скрывает? Что? Неужели она не понимает, что он не сможет помочь ей, если она что-то скрывает? И для чего она это скрывает? Почему она не хочет этого помнить? Неужели она, действительно, забыла, что произошло? И что произошло?
Он посмотрел на нее. Снова прислушался к ее шепоту. Она говорила:
– Столько лет… подумай… а ты… из-за него…
Доктор Сезанн Вайс нахмурился. Да нет, она помнит. Все эти фразы – из ее прошлого. Значит, она помнит. Просто заставила себя забыть. Но ее суть помнит. Ее подсознание помнит. И если она не позволит вытащить из себя эту боль, как старую занозу, он сделает это сам. Она не хочет ничего ему рассказывать? Что ж. Он сам ей все расскажет.
Его пациентка говорила во сне. Так вот и попадаются шпионы… Да, эта девушка со странными глазами сама все ему расскажет.
– Я теряю тебя… Кто ты?.. Ты – не Николь… – шептала она в беспокойном сне…
Хотя… Хотя, конечно, будет не так-то просто сложить картинку из этих непонятных фраз. Но он постарается.
– Когда я встретила Георга – было лето. Когда была осень – он сбегал ко мне. Потом наступила зима и мы остались только вдвоем. Весну мы не видели. Лето – тоже. Потом снова пришла осень, и я все увидела. Я все поняла. А сейчас снова зима… Как странно… Но ведь я встретила Георга осенью. Когда мы встретились на темной улице, считая шесть домов, была осень. Был листопад. И ветер. А свадьба была летом. На огромной, зеленой лужайке. Анжелика умерла зимой. Но похороны были осенью. Осенью я все поняла… А сейчас зима…
– Но когда же вы, все-таки, встретили Георга?
– Летом. Да, я точно знаю, что было лето.
– Почему же вы говорите, что была осень?
– Я просто так вижу… А как же было? Я встретила Георга летом. Летом была свадьба. Зимой умерла Анжелика. Осенью я все поняла… Как же человеку мешают все эти слова, которые конкретизируют все явления и состояния… Внешнее идет вразрез с внутренним…