Неизвестная
Едва ли есть более приятное чувство, чем осознание того, что твоя шалость удалась. Получить результат кропотливых, иногда опасных действий – вот что приносит истинное удовольствие.
Только я не верила, что моя затея удастся. Я боялась до дрожащих коленок. Вдруг меня бы засекли?
Утро первого сентября у меня началось необычно. Я поднырнула под помост, очутившись в подвальной сырости. Здесь было неуютно – не хотелось надолго задерживаться. Я и не собиралась. Сделаю дело и сразу уйду.
Отчего-то мне казалось, что символы факультетов – это что-то едва ли не священное. А не обычная материя, которую можно коснуться, поломать… испачкать.
Они не завизжали сигнализацией, когда я сдернула покрывала. И не пошатнулись, когда я пнула ближайший – лепесток пламени. Даже просто видеть символ Огня было пыткой. Жалкие выскочки. В Академии это чувствовалось сильнее, чем где-либо. Чем их стихия лучше? Она всегда считалась самой опасной. Ее сложнее контролировать. Что хорошего?
Так что марать Огонь было приятнее всего. Чуть склонив голову, я медленно проводила ладонью по застывшему пламени и вслед за ней появлялась полоса грязи. Огонь оказался неожиданно прохладным. Хотя что удивляться – это ведь не настоящее пламя.
Грязь застывала не мгновенно, поэтому успевала чуть потечь, ложась узором, который, вопреки эстетике, был мне мил. Застывшую грязь убрать трудно. Просто соскоблить или смыть водой – невозможно. Преподавателям придется постараться, чтобы справиться с моими чарами. Я разузнала, как сделать их достаточно прочными, чтобы все, кто увидят грязь на символах своего факультета, смотрели на нее как можно дольше. Они недооценят меня. Попробуют смыть – но не справятся сразу. Потом у них, конечно, получится. Но это ничего. Мне нужно лишь устроить представление.
Зачем нужно? Просто очень хочется, чтобы все увидели: Земля чище других стихий. Как бы странно это ни звучало. Пусть готовятся к тому, что теперь так будет всегда. В этом году Академия переживет переворот. Ей предстоит побороться с врагом и проиграть ему.
Кое-кому Неизвестному.
Я заканчивала марать Воздух, когда услышала, что к помосту кто-то приблизился. Я так увлеклась мыслями о планах на этот учебный год, что не слышала ничего, кроме чавкающих звуков грязи.
Если меня засекут, то увидят, что я затеяла. И выпрут. Наверняка сразу из Академии. Попасться – значит поставить крест на всех своих стремлениях. Такое мне хуже смерти.
Только вот прятаться было негде. Символы фигуристые – за ними меня будет видно. Да и сомневаюсь, что тот, кто меня сейчас обнаружит, не станет их обходить. Пространство за помостом вытянутое. И открытое. Здесь негде спрятаться. А выскакивать и убегать поздно – я слышала шаги уже за деревянной стенкой.
Сердце колотилось где-то в горле. Я успела накинуть покрывала, но не успела найти, где спрятаться. Мгновение, и он – нет, они – поднырнут под помост и увидят меня. Так что больше ничего не оставалось. За миг до того, как они меня заметили, я рассыпалась.
– Тут есть кто?
Голос был незнакомым. Но я видела форму, так что знала – это студенты, и они из Огня.
– Вряд ли… – сказал другой голос.
Я могла их видеть, но как бы издалека. Слышала хорошо. И даже чувствовала – особенно сильно, когда ноги одного из них ступили на песок, рассыпанный по земле.
Обращаться в свою стихию – самое сложное, чему учат в Академии. Этот курс проходится в восьмом семестре, то есть последнем семестре последнего курса. Это настолько тонкое искусство, что даже после выпуска не все им владеют.
А вот я владею. Научилась заранее, ведь знала, как это может пригодиться. Вот, например, как сейчас.
Теперь я стихия, я одно из ее воплощений. Песок. Я покрыла землю таким тонким слоем, что никто не догадался, что кто-то здесь рассыпался.
– Обязательно торчать здесь всю линейку?
– Хочешь – можешь стоять на стадионе со всеми. Главное, кепку не забудь.
– Не думаю, что твой папа обрадуется, когда обнаружит нас здесь.
– Поверь мне, ему все равно. А мне хоть не будет скучно.
Последнее сказал тот, кто – как мне подумалось – считался в этой компании за главного. Высокий и ладный он опирался на стену помоста и прикуривал от собственного пальца, на котором плясал огонек. Он зажегся сам собой – и сам собой потух, когда парень выпустил струйку дыма.
Я лишь мельком увидела блеск огонька – а так смотрела на его волосы. Такого цвета я еще не встречала. Медь с золотым отливом. Самый приятный рыжий оттенок, который я когда-либо встречала. Остальные в его компании тоже были рыжими. Но их волосы не выглядели такими благородными, как у него.
Всего их стояло пять человек: две девчонки и три парня. Они болтали о пустяках и никуда не спешили.
Черт.
Силы были на исходе. Кроме чуда, обращение в стихию, было еще и затратным по энергии занятием. Моим пределом было десять минут. Сейчас прошло три, а я уже чувствовала, как песчинки магнитятся друг к другу, желая поскорее соединиться в мое тело.
– Грустно, что это последний год, – сказала одна девчонка. – Я бы еще поучилась.
Она и так была тощей, а в темной форме выглядела тросточкой, на которую опираются, чтобы не упасть.
– Тьфу! – воскликнул другой парень, плечистый, словно был Землей. – Я бы с удовольствием никогда больше сюда не явился.
– Я думала, тебе здесь нравится.
– Мне и правда многое здесь нравится. Но «учиться» в этот список не входит.
– А что входит?
– Ты!
Потом они захохотали. Жаль в этом воплощении я не могла отворачиваться. С радостью сделала бы это, чтобы не видеть, как эти двое, противоположные по строению, набросились друг на друга, словно не виделись все каникулы. Хотя откуда мне знать – может, и правда не виделись.
– А ты?
Другая девчонка обратилась к тому, кого я определила здесь главным.
– Что я?
Он словно только зашел сюда. Не следил за разговором, и пялился в пол невидящим взглядом. Сигарета истлела на треть, а он ее не струшивал. Но когда девчонка обратилась к нему, все же сделал это.
– Тебе нравится в Академии?
– Разумеется.
Прозвучало без выражения, так что она продолжила:
– А если честно?
– Да все прекрасно.
– Я думала, тебе не нравится, потому что здесь ты под постоянным присмотром папы.
Парень наконец-то перестал изучать песок и поднял на нее обескураженный взгляд.
– Кто тебе такую ерунду сказал?
Девушка повела плечом. Потом она коснулась его плеча. Уж не знаю, что она хотела – просто поддержать его этим жестом, или приобнять, или начал массировать плечи, или вообще притянуть к себе. В любом случае, ничего это не произошло. Парень отмахнулся и, оттолкнувшись от стены, прошел к месту, где песка было больше всего, так что его слой был заметен.
– Дело не в том, – сказал он, хотя девушка уже не ждала ответа. – Просто у меня такое ощущение…
Он резко шаркнул ногой по песку. Это было мне все равно, что получить той же ногой в грудь. Будь я в форме человека, из меня бы выбило дыхание. А в таком воплощении после урона тело желало скорее вернуться к истинному воплощению. Поэтому после удара песок зашевелился, соединяясь в бархан.
– … словно мы тут не одни.
Он бы убедился в этом, он бы пинал меня, пока я не собралась в тело, ослабленное такой мощной магией.
Но вдруг он развернулся, услышав:
– Что вы все тут делаете? Только не говорите, что хотели помочь с возведением символов.
Пришел кто-то еще. Наверное, преподаватель. Может, сам ректор. Я плохо видела, картинка расплывалась, и я не фокусировала ее, концентрируясь на том, чтобы не собраться прямо у них на глазах.
Последовал бубнеж, потом шаги. Все поспешили на выход и в мгновение, когда последний огненный вынырнул из-под помоста, песок словно сдуло к противоположной стороне. Я высыпалась из ловушки и собралась у ее внешней стены. Уже там, обернувшись в истинное тело, я недолго сидела, глотая воздух. Почувствовав, что снова могу двигаться, я опустила голову и пошире распахнула рубашку на груди. Там расплылся уродливый синяк.
Я с остервенением застегнула все пуговички до самой верхней и затянула бабочку. Злость придала сил и я, вскочив, понеслась к корпусу вдоль посадки так, чтобы меня не заметили.
Что же, рыжий, считай, ты бросил мне вызов.
***
Через полторы недели о происшествии с символами уже забыли. Ну или предпочитали не говорить об этом, чтобы не расстраиваться. По крайней мере сколько бы я ни вслушивалась в чужие разговоры, там ни слова не было о том, что случилось на линейке.
Даже как-то обидно.
Я так постаралась. Едва не подохла там, обессиленная.
За последнее время я так много думала, что моя голова потяжелела. Может, дело было лишь в усталости – не знаю. Но сейчас, во время последнего на сегодня занятия по преобразованию объектов, я удерживала себя в реальном мире лишь усилием воли. Подперла щеку кулаком и, ничего не видя, пялилась на доску.
Предмет был скучным, преподаватель скучным, и почти все мои одногруппники – скучными. Преобразование было стихийным занятием, как и большинство других предметов. То есть на нем присутствовали все студенты Земли четвертого курса. Итого тридцать человек.
Я знала все, что рассказывал преподаватель, поэтому не стушевалась, когда он обратился ко мне.
– Доброе утро! – воскликнул он. – Как спалось?
Надо было зевать не так широко. Ну или хотя бы прикрывать рот.
Прежде, чем ответить, я поморгала, возвращая зрению фокус. А потом осознала, что вопрос риторический. Перехватив мой взгляд, преподаватель сказал:
– Как вас зовут?
Я назвалась.
– Вы слушали, что я рассказывал?
Я кивнула. Но препод мне не поверил:
– Может, покажете мне на практике то, что я только что объяснил?
Ну да, он был прав – я ни черта не слушала. Первые полчаса по-честному пыталась. Но потом это теплое солнышко, эти убаюкивающие шепотки с передних рядов и монотонный голос преподавателя… Но выдавать оплошность я не собиралась. Сама соображу, что надо. «Тупая» – последнее слово, каким можно меня описать.
Я уставилась на преподавательский стол и чуть нахмурилась. Типа думаю над тем, как «показать на практике то, что он объяснил».
На столе в горшке росла высокая роза. Живая. Судя по тому, что предмет назывался «преобразование объектов», мне нужно ее во что-то преобразовать. Наверняка в стихию. Было что-то об этом в тех первых получасах лекции, которые я еще слушала.
С живыми объектами обращаться труднее, чем с неживыми. Но я не то, что с растением – я с самой собой справлялась. Так что – взмах ладони – и роза рассыпалась в песок, покрыв темную землю в горшке, где некогда росла.
Преподаватель сперва не понял, что произошло – продолжал смотреть на меня. Лишь когда я, сдерживая улыбку, кивнула на горшок, он повернулся, и его брови подлетели в кромке волос. Вглядываясь в песок, он сказал:
– Камней было бы достаточно.
Я усмехнулась.
Чем больше предмет – тем легче с ним обращаться. До некого предела. Например, песок, капля, искра и вздох требуют большего сосредоточия и мастерства, чем камень, лужа, костер или вихрь. Но с другой стороны – с горой, морем, пожаром и ураганом обращаться еще труднее, чем с мельчайшей частичкой стихии.
Вообще-то я поклялась себе не показывать другим, как много я на самом деле знаю. Это вызовет вопросы, и, что хуже – внимание. Одни, думая, что я очень умная, будут просить домашку. Другие объявят конкуренткой. Третьи почувствуют во мне главную и начнут утомлять. Нет, мне этого не надо.
Поэтому я не ответила на похвалу, словно преподаватель не мне ее сказал. Откинулась на спинку стула, желая до конца занятия больше ничем не выделяться. Сложив руки на груди, я уставилась в окно.
За время, что прошло с начала учебы, я почти не приблизилась к своей цели. Я здесь для того, чтобы восстановить репутацию Земли. Здорово было бы перевоспитать весь мир. И хотя я думала, что, в целом, мне это под силу – просто понадобится много времени и сил – начать я решила с Академии. Это ограниченное пространство, где исправить несправедливость за год вполне возможно.
Особенно если я буду что-то делать.
Эти полторы недели я осваивалась. Заново привыкала к расписанию. Оно здесь жесткое. Занятия почти весь день, выходной один – воскресенье. График плотный, но я такое люблю.
А еще я много думала. У меня уже был план того, как я хочу организовать свой бунт. Я понимала: невозможно восстановить справедливость в месте, которым правит кто-то, у кого понятие справедливости не совпадает с моим. Поэтому первым делом – ну или как получится – я хотела добраться до ректора. Сделать это можно было многими способами. Но я предпочла самый приятный.
Осталось лишь решиться на него. Собраться с силами и принять то, что у меня ничего не выйдет. Только проиграв в голове худший вариант, прочувствовав, какими последствиями он обернется – только так можно обрести безразличие, из которого родится смелость, необходимая для моей проказы.
Вот этим я и занималась остаток занятия. Конечно, мне не нравилось думать о том, как мне что-то не удается. Но зато если у меня и правда не получится, я не буду так сильно расстраиваться.
А еще казалось, что сегодня мне это пригодится. Негативный настрой? Скорее реалистичный. Знаки Земли никогда не отличались развитыми коммуникативными навыками. Договариваться – это не про нас. Мы привыкли все делать самостоятельно.
Конец занятия ознаменовал удар гонга, усиленный кем-то из Воздуха так, чтобы звуковые волны хорошо слышались во всех углах Академии. Я ожидала его, но все равно вздрогнула. Затем, подхватив сумку, я понеслась к выходу, сделав вид, что не услышала, как преподаватель меня окликнул. Что-то мне подсказывало: он хочет спросить, где я научилась обращаться с песком. Он удивится, и не поверит, если я скажу, что самоучка. А раз так, зачем вообще этот диалог начинать?
Я быстро мчала к жилому корпусу, надеясь, что не опоздаю. Не хотелось являться взвинченной. Пусть лучше думает, что я долго ждала его и успела так отдохнуть, что уже замаялась. Да, пусть решит, что я дожидаюсь его с самого утра. Это потешит его эго. Вот уж хороший способ борьбы со Львами – это льстить им так, чтобы голова шла кругом.
По крайней мере мне так казалось. Не учла я того, что даже приятные слова такими не окажутся, если их скажет кто-то, кто человеку изначально не нравится.
Впрочем, попытка не пытка. Я редко когда видела Лео самого по себе. Вечно с ним крутилась эта мерзкая компашка. Я уже их выучила. Девчонки Стрельцы, крупный парень – Овен, второй, который при мне ни слова не произнес – Лев. Ну и Лео, тоже Лев. Они все меня раздражали, но Лео – чуть меньше остальных. К тому же я понимала, что он будет мне полезен. «Подружиться» с ним мне просто необходимо.
Зная, что это будет долго и трудно, с этого я решила начать. Высчитала то редкое время, когда Лео один – перемена после физкультуры. Раздражало, что этот предмет есть даже у четвертого курса. Но сейчас он был мне на руку. Лео вернется в комнату переодеваться. И никого с ним не будет, потому что Лео живет один в отличии от остальных студентов.
Выяснилось это простым наблюдением. На каждом этаже в торце коридора находилось техническое помещение. На первом, втором, третьем, четвертом, но не на пятом этаже, предназначенном для четвертого курса. Тогда мне стало интересно, что же там находится. По занавескам на окне я поняла, что помещение жилое. А по тому, что туда заходил Лео, и больше никто, подтвердилось мое предположение. М-да, несправедливость в Академии проявлялась даже в этом. Сынку ректора – хоромы. Остальным тесниться с соседями.
Впрочем, вряд ли комната Лео больше остальных. Скорее даже меньше. Но суть остается – он живет один. Я о таком могла лишь мечтать.
В такое время в корпусе было тихо и пустынно. Кое-где хлопали двери и слышались голоса. Но не в том пролете коридора, где находилась я. Даже преодолевая лестницу, я никого не встретила. Все были на занятиях и потому никто не будет свидетелем моего позора. А, может, удачи – кто знает?
Добравшись до торца коридора, я встала у двери без номера. Подергала за ручку – заперто. Никто не ответил. Наверное, Лео еще не вернулся.
Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, чтобы успокоить дыхание, я привалилась к стене, взяв сумку обеими руками. Опиралась я недолго. Почти сразу съехала по стене и села на пол. Еще немного времени прошло перед тем, как я начала засыпать. Как и на занятии, здесь приятно грело сентябрьское солнышко и слышался отдаленный гул голосов.
Поэтому хорошо, что шаги Лео были твердыми, уверенными, и я услышала их до того, как он свернул в коридор. Только вскочить с пола не успела. Так что теперь осматривала его, глядя снизу-вверх. Взлохмаченные легким ветром волосы – занятие проводили на улице. Капельки пота на шее – еще было жарко. Дышал Лео ровно, хотя только что взобрался на пятый этаж. Для меня это было подвигом, а для Лео, кажется, не составляло труда.
Он шел к двери, не замечая меня. Кажется, демонстративно. Лишь когда я прокашлялась, он обернулся. Прищурился, словно чтобы разглядеть такую букашку, как я, нужно хорошенько напрячь зрение. А потом спросил:
– Что-то не так, Земля?
Я поднялась и встала перед Лео. Обращаться по стихии – как же это некрасиво! Меня покоробило, но я не выдала этого даже взглядом.
– Все так, – сказала я, улыбнувшись.
Он кивнул с поджатыми губами и шагнул вправо. Хотел обойти меня, чтобы попасть в комнату. Но я шагнула влево, и мы снова встали лицом к лицу. Затем он шагнул влево, а я вправо. Он повторился, и я тоже.
– Что ты от меня хочешь? – спросил Лео с нетерпением.
– Поговорить, – сказала я, стараясь смотреть не в глаза, а на его губы.
– О чем же?
– Да просто о чем-нибудь, – заговорила я бесхитростно. – Главное, что с тобой. Надоело смотреть издалека. Захотелось представиться, раз уж ты этого не делаешь.
От этих слов во рту стало мерзко. Как закончим – пойду мыть рот с мылом. Так что я держалась молодцом. Мой взгляд наверняка был мечтательным, и я переминалась с ноги на ногу, и сжимала ручку сумку, и постоянно опускала взгляд, словно смущалась.
А вот Лео от моих слов мерзко не было. Ему было… смешно? Еще хуже.
Усмехнувшись, он сказал:
– Я и не собирался. Встречаться с Землей не в моем стиле.
– О! – воскликнула я. – Никто и не предлагает тебе встречаться.
– А что же ты предлагаешь?
Лео веселился… нет, он насмехался. Терпеть подобное было невыносимо. Если это не закончится через минуту, я плюну ему в лицо. Или ударю. Или коленкой заряжу куда достану. Или насыплю земли за шиворот. Я бы посмотрела, как он будет доставать ее из своей водолазочки.
– Не догадался еще? – я подняла брови. – Вроде уже большой мальчик.
Тут же я опустила взгляд, чувствуя, как вспыхнули мои щек. Какой кошмар, чем я занимаюсь? Почему так неловко? Доселе я довольно уверенно представляла, как он меня раздевает, как обнаруживает синяк на груди, который сам мне оставил, как спрашивает, откуда он у меня, а я лишь хитро улыбаюсь в ответ.
Подняв взгляд, я убедилась, что так неловко не мне одной. Лео глядел на меня озадаченно, его щеки аллели. Или эта краснота не от смущения? Не думаю, что Лео возможно смутить. К тому же все огненные известны своим природным румянцем. Такова особенность их кожи, как у воздушных – бледность, у земляных – смуглость, а у водных – зелень или синева.
Правда, чем больше я смотрела на него, а он – на меня, тем ярче становился румянец у нас обоих. Я так вообще пылала. Что это я устроила? Откуда во мне такая самоуверенность? Я же не Овен, в конце концов!
Лео качнул головой, глядя на меня как-то… о нет, неужели это жалость? Я бы сквозь землю провалилась. О, я могла – это было мне по силам. Но сдаваться… Нет, это не в моем стиле.
Тогда я пошла ва-банк. Сразу знала, что затея дурная. Но что-то меня заставило это сделать. Может, взгляд, каким он скользил по мне. Может, выражение лица, из-за которого я подумала, что он сожалеет о своей холодности. Может, мозг закаменел, так что я не могла размышлять над разумностью своих действий. Но, наверное, просто захотелось.
Я подалась к нему и обвила рукой его шею, крепко, чтобы не сбежал. Он хотел. Дернулся, но я его уже целовала. Ответа не было, но Лео и не отстранялся. Окаменел от шока – так что мне показалось, что это я его силами пригвоздила к земле. На это я тоже способна.
Я так вдавливала пальцы в его кожу, что чувствовала первый позвонок. Его губы оказались такими же горячими, как я и думала. Обжигавшись, я хотела отстраниться, но что-то заставляло меня продолжать касаться их своими губами.
Отстранилась я, лишь когда мне показалось, что он умер, а продолжает стоять, просто потому что забыл свалиться. Я даже испугалась, хотя чувствовала его дыхание на лице.
Сердце билось гулко, коленки тряслись. Я сама не понимала, что чувствовала: не восторг, не страх, и уж точно не возбуждение. Ощущение было такое, словно я сделала что-то очень-очень плохое – своровала редкую драгоценность или даже совершила убийство. Но в то же время я была уверена, что поступила правильно. Совсем не долго, но эта мысль жила в моей голове.
Целую секунду он смотрел на меня, и я все не понимала, что значит этот взгляд. Он, конечно, ошалел. Да так, что у него, всегда такого бравого, отнялся язык. И кто его до такого довел? Какая-то там Земля. От этой мысли я улыбнулась.
Оказалось, что зря. Улыбка плохо на него подействовала. Взгляд вспыхнул, как будто Лео разозлился. Потом мне показалось, что он меня ударит, и в испуге я отступила на шаг. Странно, что я так подумала. Он не поднимал рук – вместо этого, как и я, шагнул назад.
Я видела: он хочет что-то сказать. Вот уже рот открыл. Но так и не сказал ни слова – развернулся, и в два шага добрался до своей комнаты.
Все еще не сознавая происходящее, я подобрала сумку, которая, оказывается, выпала из рук. Я не слышала, как она стукнулась о пол, а лишь чувствовала, как что-то объемное, но мягкое путается под ногами.
С каждым мгновение сознание становилось все яснее. Развернуться и бежать – вот какая мысль проступила первой.
Но вдруг щелкнул замок, распознав ладонь хозяина на дверной ручке. В одно мгновение я вскинула голову, а Лео обернулся. Секунда – и он задал мой нелюбимый вопрос:
– Как тебя зовут?
Теперь пришла моя очередь поджимать губы и качать головой. Он ждал, и я сказала:
– Для тебя я останусь неизвестной.
И чтобы не портить такое красивое мгновение, я развернулась и бросилась по коридору. Сумка, которую я повесила на плечо, лупила по бедру. Я разочек споткнулась – о что вообще можно споткнуться на ровном полу? – но выстояла и невредимой добралась до поворота.
Потом замедлилась, чтобы подышать. Дыхание еще не восстановилось после поцелуя, а я сразу на марафон пошла. Правда, боясь, что Лео услышит, как я тяжело дышу, я не остановилась совсем. Быстро добралась до своей комнаты и юркнула внутрь. Потом прислонилась к двери, отбросив сумку.
И с чего я взяла, что у меня все получится вот так просто, с первого раза? Такой искушенный тип, как Лео, просто не мог соблазниться моим кривым подкатом. Катастрофа! Да я никогда в этом не преуспевала! Почему решила, что с этим выскочкой у меня получится?
Нет, все-таки «тупая» это иногда и про меня.